Выражение "попасть в фавор" нынче устарело, редко где можно его услышать, разве что в театре или в исторических фильмах. Встречается оно порой в современных романах и злободневных политических статьях, но носит скорее шутливый, иронический характер. В XVIII столетии всё было не так. Галантный век можно смело провозгласить эпохой фаворитов. Фаворитизм, по словам известного петербургского историка Е. В. Анисимова, являлся полноценным общественным институтом, т. е. широко распространённым, удобным и (не удивляйтесь!) приличным средством, помогающим получить выгоды и преимущества от покровительства высокопоставленного лица. А поскольку выше монарха в стране не было никого, то счастливец, удостоившийся милости и пристального интереса "самого божества", невольно возносился высоко над всеми прочими и сам отчасти приобщался к "божественности". Вызывая, конечно же, жгучую зависть и ревность тех, кто монаршей милостью был обойдён.

Каких только "вознесённых" не видела Россия! Если всех перечислять, список вышел бы прелюбопытный: тут тебе и светлейший князь Александр Данилович Меншиков, и немилый русскому сердцу "страшный" герцог Эрнст Иоганн Бирон, и, что таить, сама Екатерина I, бывшая латвийская крестьянка Марта Скавронская, которую фавор привёл прямо на императорский престол, и многие другие. Умные и глупые, талантливые и бездарные, обладали они совершенно разными способностями и стремлениями, иногда даже приносили пользу Отечеству, однако всегда обходились в копеечку русской казне.

Наш рассказ – о фаворите необычном. Главными его отличительными чертами современники находили – только подумайте! – скромность и бескорыстие. Кто он? Красавчик паж, ставший замечательным государственным деятелем; соуправитель империи, отказывавшийся от предлагаемых ему титулов и наград; самоучка, превратившийся в одного из образованнейших людей своего времени; вельможа, внёсший неоценимый вклад в развитие науки и культуры. Имя нашего героя – Иван Иванович Шувалов.

История, относящаяся к Галантному веку, должна начинаться романтично. Например, вот так.

Загородная резиденция князя Фёдора Ивановича Голицына находилась к юго-западу от Москвы и носила милое сердцу название Черёмушки. Место было идиллическим. Деревянный господский дом стоял на краю оврага, у живописной речки Бекетовки. Перед домом располагался парадный двор. По обе стороны центральной аллеи был разбит обширный парк, обрамлённый рощами и фруктовыми садами с оранжереями и изящными павильонами. Украшением ансамбля служила нарядная каменная церковь Знамения Пресвятой Богородицы, со строительства которой владелец усадьбы и начал в своё время превращение своей вотчины в "подмосковный Версаль". По случаю приезда императрицы 23 августа 1749 года был устроен грандиозный праздник. Оживлённую и весёлую Елизавету Петровну развлекал занимательной беседой высокий, стройный юноша.

Двадцатидвухлетний камер-паж Шувалов знал о "Версале" и раньше: сестра его, красавица Прасковья Ивановна, была невестой Николая Фёдоровича, старшего сына Ф. И. Голицына. Но теперь он, Иван, Черёмушек вовек не забудет. Потому как случилось тут в его жизни событие, о котором он не перестанет благодарить Бога до самой смерти. Государыня выделила его из прочих смертных! Он помнил, как недавно производила она его в камер-пажи – как в рыцари! – дотронулась рукой до его щеки, вручила шпагу. Она всё чаще брала его с собой в поездки. Однако он и помыслить не смел о подобном счастье. Попасть в фавор к самой императрице!

Дежурный генерал-адъютант сделал в журнале запись: "Её императорское величество соизволили иметь выход на Воробьёвы горы; в расставленных шатрах обеденное кушанье изволили кушать, а оттуда шествие иметь соизволили в село Черемоши – к господину генерал-майору князю Голицыну, где благоволили вечернее кушать, и во дворец прибыть изволили в первом часу пополуночи".

Через неделю после описываемых событий камер-паж Иван Шувалов, присутствовавший в свите, был назначен камер-юнкером. На языке дворцовых церемоний это означало одно: могущественный фаворит государыни граф Алексей Григорьевич Разумовский получил отставку. Взошла звезда юного Шувалова.

Сначала этому никто не верил. Все думали, что отношения сорокалетней Елизаветы Петровны и смазливого мальчишки продлятся недолго. Игрушка ей быстро наскучит. Никто и предположить не мог, что союз сей будет надёжным и крепким и продлится целых двенадцать лет. До самой её смерти.

Но – по порядку. Иван Иванович Шувалов родился 12 ноября 1727 года под Москвой в небогатой дворянской семье. Отец его, гвардии капитан Иван Максимович Меньшой Шувалов, умер, когда мальчику исполнилось десять лет. Воспитывался он матерью Татьяной Родионовной (в девичестве Ратиславской) и дедом. Ничем выдающимся маленький Иван не отличался, изначальное образование получил на дому, затем (по свидетельству племянника, Ф. Н. Голицына) "учился в Москве у одного с фельдмаршалом Суворовым учителя". К пятнадцати годам юноша хорошо изъяснялся на французском и немецком (некоторые источники указывают на то, что он знал четыре иностранных языка, включая латынь), разбирался в математике, много читал, а также имел хорошие манеры и миловидную внешность.

На эти самые манеры обратили внимание его родственники, братья Пётр и Александр Шуваловы, и пристроили молодого человека на придворную службу (на всякий случай). Сами братья занимали при дворе Елизаветы Петровны довольно высокие посты (императрица оценила их заметную роль в дворцовом перевороте, приведшем её на престол). Иван переехал в Петербург и по протекции родственников был определён в царские пажи.

Жаждой знаний и необыкновенным стремлением к учёбе Иван сильно отличался от своих сверстников и придворных щёголей, проводивших жизнь в праздности. Достоверный портрет Шувалова-пажа оставила нам в своих записках императрица Екатерина II, в ту пору молодая великая княгиня: "Я вечно находила его в передней с книгой в руке, я тоже любила читать и вследствие этого я его заметила; на охоте я иногда с ним разговаривала; этот юноша показался мне умным и с большим желанием учиться... он также иногда жаловался на одиночество, в каком оставляли его родные; ему было тогда восемнадцать лет, он был очень недурён лицом, очень услужлив, очень вежлив, очень внимателен и казался от природы очень кроткого нрава".

Приветливый, милый юноша тихо нёс службу при малом дворе, до тех пор пока вездесущие родственники не обнаружили, что их протеже из щуплого подростка-книгочея внезапно превратился в двухметрового красавца. Шуваловы поняли, что "случай" пришёл, и в ход была пущена тяжёлая артиллерия в образе Мавры Егоровны Шуваловой, супруги Петра Ивановича, статс-дамы и близкой подруги императрицы.

Елизавета Петровна переживала в то время душевный кризис. Многолетние отношения с Разумовским, увенчавшиеся в 1742 году тайным браком, постепенно сходили на нет. Она, ещё несколько лет назад души не чаявшая в своём "друге нелицемерном" Алёше, охладела к нему. Больше всего на свете признанную красавицу Елизавету пугали первые признаки увядания и приближающейся старости. Она так мечтала продлить молодость. А, как известно, наилучшим образом способствует этому общение с молодёжью. Дальновидная и хитрая Марфа Егоровна ловко сумела обойти всех придворных конкурентов и обратить внимание своей госпожи на юного и скромного пажа. Тут же с её помощью была организована поездка в Москву. В августе 1749 года Елизавета Петровна посетила имения Голицына Черёмушки и Петровское, а в сентябре присутствовала на свадебной церемонии Прасковьи Шуваловой (конечно, в сопровождении её брата) и даже лично причёсывала и украшала невесту перед венчанием в Казанском соборе на Красной площади. По возвращении в Петербург Ивана поселили во дворце, его бывшую невесту Марию Нарышкину Елизавета Петровна выдала замуж, а Разумовского сделала генерал-фельдмаршалом и отправила жить в подаренный ему Аничков дворец на Невском проспекте.

От внезапно открывшихся возможностей и перспектив закружилась бы голова у любого баловня фортуны, но наш герой, повторяю, был человеком необыкновенным. Его не прельстили ни богатство, ни "медные трубы". Его интересовали книги и искусство. Он остался самим собой. Креатура жадных и властолюбивых Петра и Александра Шуваловых, он вовсе не стал марионеткой в их опытных руках, хотя, безусловно, по-родственному поддерживал. Вёл он себя всегда подчёркнуто скромно и достойно, держался в тени, несмотря на то что влияние на императрицу имел огромное и власть его была велика. В последние годы её жизни, когда больная Елизавета никого не принимала, Иван Шувалов стал единственным её докладчиком и секретарём, готовил тексты указов и объявлял сановникам её резолюции. В руках его тогда фактически оказались бразды правления империей, ведь без его ведома и одобрения не принималось ни одно важное политическое решение.

"Всегда подозрительная к малейшим попыткам фаворитов использовать её любовь к ним в ущерб её власти, Елизавета безгранично доверяла Шувалову потому, что не раз испытала его бескорыстие и порядочность", – пишет в своей книге "Елизавета Петровна" Е. В. Анисимов. Просителям, сулившим ему немалую выгоду за посредничество, наш герой деликатно объяснял, что "против пользы государственной я никаким образом на то поступить против моей чести не могу...".

За все годы правления Елизаветы Шувалов не стал ни князем, ни графом, ни фельдмаршалом. В ответ на предложенный в 1757 году вице-канцлером Воронцовым проект именного указа о присвоении Шувалову титула графа, 10 тысяч крепостных душ и ордена Святого Андрея Первозванного наш тридцатилетний временщик Воронцову писал: "Могу сказать, что рождён без самолюбия безмерного, без желания к богатству, честям и знатности; когда я, милостивый государь, не в таких летах, где страсти и тщеславие владычествуют людьми, то ныне истинно и более причины нет". И ведь не лукавил! Как тут не поверить легенде о том, что после смерти императрицы он отдал её преемнику, Петру III, миллион рублей, который получил в подарок от Елизаветы. Поступок вполне в его духе.

Ивана Ивановича Шувалова можно назвать счастливым человеком – он жил в своё удовольствие, в ладу со своей совестью, занимаясь любимым делом. Не стоит забывать, конечно, что этот интеллектуал и меценат был истинным сыном Галантного века, "типичным модником и петиметром", за что порой удостаивался сатирических выпадов. Было бы наивно думать, что рядом с охочей до нарядов и увеселений императрицей мог столько лет удержаться человек не куртуазный. Любил ли он свою венценосную госпожу? Есть основания полагать, что чувства, которые он к ней испытывал, были искренними и глубокими. Он был верен и предан ей до конца. Шувалову было не свойственно лицемерие, и много лет спустя после смерти Елизаветы он всё сокрушался, что порой раздражался и не всегда был достаточно терпелив, тонок и внимателен к ней в последние годы её жизни, когда болезнь сильно ухудшила её характер. В его романические дела мы вторгаться не будем, достоверных сведений нет, мемуаров наш герой не оставил. Известно лишь, что он пережил Елизавету Петровну на 36 лет, но так и не женился.

Искусство и просвещение были самой большой страстью Шувалова, любовью всей его жизни. Сам он гениальностью учёного или поэта не обладал, но имел безупречный художественный вкус и дар находить и лелеять таланты других людей. Меценатство и покровительство развитию русского искусства и наук стали его главным делом. Можно без преувеличения сказать, что без Шувалова в России долго бы ещё не открылись Московский университет, Московская и Казанская гимназии, не появилась бы Академия художеств, не было бы первого публичного театра (благодаря ему при дворе стали показывать русские спектакли). Его увлечение собирательством повлияло на формирование коллекции Эрмитажа; просветительская деятельность – на возникновение ступенчатой системы российского образования. Его библиотека легла в основу библиотек университета и Академии художеств; он переписывался с Вольтером, Гельвецием, Дидро и д’Аламбером; в его доме бывали Ломоносов, Сумароков, Державин, Оленин, Дашкова, Завадовский, Шишков, Дмитриев и многие другие выдающиеся умы России. Его по праву считают "первым министром нарождающегося русского просвещения".

О взаимоотношениях Шувалова и Ломоносова написано немало. Этих похожих друг на друга, как лёд и пламя, людей связывала дружба, основанная на "просвещённом патриотизме". Шувалов восхищался гением Ломоносова, учился у него, как мог поддерживал, давал ход многим его начинаниям, принимал его сторону в борьбе с "неприятельми наук российских", сподвигал на занятие русской историей и литературой, в конце концов, помогал материально. И пускай отношения их не всегда были безоблачными и одного из них называют избранником судьбы, а другого часто считают лишь её баловнем, только благодаря их совместным многолетним усилиям в 1755 году был открыт Московский университет.

Первым куратором "первого русского университета, в Москве, для всех сословий, с двумя гимназиями при нём" был назначен Шувалов. Роль его в становлении университета огромна, он входил во все детали "его строя и положения": решал разнообразные вопросы, связанные с организацией учёбы и быта студентов, занимался программами и бюджетом, покупкой книг и пособий, добился для университета статуса автономии – независимости от местных властей. "Ради успешного распространения знаний" Шувалов организовал университетскую типографию, где печатались не только книги и учебники, но и учреждённые им же "Московские ведомости". Уделяя особое внимание качеству преподавания как в университете, так и в гимназиях, он приглашал в Москву иностранных учёных и отправлял способных молодых русских преподавателей для усовершенствования за границу. Вернувшись, многие из них занимали профессорские кафедры и сами стали яркими деятелями российского просвещения (Зыбелин, Вениаминов, Третьяков, Десницкий и другие).

Делом всей жизни Шувалова, самым любимым его детищем стала основанная им в Петербурге Академия художеств (он был её первым президентом). В 1757 году он представил в Сенат проект создания Академии, в котором предлагал "взять в оную способных учеников из Московского университета, которые уже и определены учиться языкам и наукам, принадлежащим к художествам". И в ноябре того же года вышел указ об учреждении "Академии трёх знатнейших художеств". Первое время она считалась отделением Московского университета, хотя находилась в столице; для размещения её Шувалов предоставил свой петербургский особняк.

Коллекционированием картин Шувалов увлёкся предположительно ещё в середине 1740-х годов. Через десять лет его коллекция, в которой были представлены французская, фламандская, голландская и итальянская живопись, сильно расширилась и выделялась выдающимся художественным качеством среди прочих частных собраний той эпохи. Большую часть этой богатой коллекции Шувалов в 1758 году подарил Академии художеств – для возможности изучения и копирования в учебных целях произведений западноевропейских мастеров.

Занятия в Академии начались в том же 1758 году, первый набор составили 16 воспитанников Московского университета и 22 мальчика из солдатских семей Петербурга; к концу 1761 года там уже училось 68 человек. Шувалов наладил процесс обучения, сам подбирал за границей преподавателей, скупал для занятий книги, гравюры и произведения искусства. Главной его целью стало "выращивание" российских дарований, недаром он обладал особым чутьём к таланту. Он сумел распознать и принять в Академию "по словесному приказанию" будущего знаменитого художника Фёдора Рокотова; в одном из дворцовых истопников, занимавшемся резьбой по кости, разглядел гениального скульптора Федота Шубина. Среди первых отправленных им "для усовершенствования" за границу в 1760 году академических учеников были Лосенко и Баженов. И это далеко не полный перечень талантливых людей, которым он помог встать на ноги и получить образование.

После смерти в 1761 году Елизаветы Петровны положение Ивана Шувалова при дворе пошатнулось, он вынужден был на время уехать за границу, откуда "выслал для Академии снятые, по его распоряжению, формы лучших статуй в Риме, Флоренции и Неаполе". Он много путешествовал, продолжил свою собирательскую деятельность, всячески помогал соотечественникам, особенно художникам и учёным. Шувалов общался со многими европейскими гениями, гостил в Фернее у своего друга Вольтера. В Париже посещал салоны, в которых являл собой образ "русского посла при европейской литературной державе", в Италии – знакомился с раскопками Геркуланума и Помпеи, занимался составлением коллекции произведений античного искусства. Вернувшись в 1773 году в Россию, Шувалов сумел добиться расположения Екатерины II и стал обер-камергером, а также её любимым собеседником и консультантом в вопросах искусства.

Умер Иван Иванович Шувалов на 71-м году жизни в Петербурге, был похоронен в Малой Благовещенской церкви Александро-Невского монастыря, проводить его в последний путь съехался весь цвет русской культуры, все его многочисленные подопечные и "дети". В наши дни во дворе Академии художеств ему установлен памятник.

История, завершающаяся в век Просвещения, должна заканчиваться познавательно. Например, вот так.

Появление литературно-художественных кружков и обществ в России относится к середине XVIII века. Они сыграли огромную роль в общественно-политической и культурной жизни страны. А первый в России литературный салон был создан Иваном Ивановичем Шуваловым. Одно из заседаний салона описал мемуарист Тимковский: "Светлая угловая комната... там налево в больших креслах у столика, окружённый лицами, сидел маститый белый старик, сухощавый, средне-большого росту в светло-сером кафтане и белом камзоле... В разговорах и рассказах он имел речь светлую, быструю, без всяких приголосков. Русский язык его с красивой обделкою в тонкостях и тонах... Лицо его всегда было спокойно поднятое, обращение со всеми упредительное, веселовидное, добродушное". Среди лиц, окружавших Шувалова в тот день в его доме, были поэты Гаврила Державин, Иван Дмитриев, Дмитрий Хвостов, Осип Козодавлев, адмирал и филолог Александр Шишков, выдающийся педагог Фёдор Янкович и будущий директор Публичной библиотеки Александр Оленин...