Когда в июле 1793 года Максимилиан Робеспьер вошел в состав Комитета общественного спасения и стал его фактическим руководителем, никто не мог предполагать, что черев год в результате термидорианского переворота он будет схвачен и казнен без суда. Один из главных вдохновителей революционной политики якобинцев, Робеспьер всегда яростно выступал за террор. Но революция, потирающая своих детей, не пренебрегла и самим Робеспьером.

Его арестовали 27 июля 1794 года в здании Ратуши. После ареста обнаружилось, что у него раздроблена пулей нижняя челюсть. Жандарм Меда уверял, что это он, хотя и неудачно, подстрелил Робеспьера, но, как пишет Т. Кардейль, "не многие верили его словам, да они и невероятны".

"...Историки до сих пор спорят, - пишет Е. Черняк, - было ли решение Робеспьера в челюсть результатом попытки самоубийства, или это след от пули жандарма, ворвавшегося в Ратушу. Если бы это была попытка самоубийства, Робеспьер направил бы взятое в рот дуло не горизонтально, а вертикально.

Существует посмертная маска, будто бы снятая с Робеспьера. По ней видно, что наряду со следом от пули, выпущенной в подбородок, видно и другое повреждение нижней челюсти - результат выстрела, произведенного сзади. Именно это ранение не давало Робеспьеру возможности говорить. Таким образом, подтверждается подозрение, высказанное еще современниками. Один из них - Малле дю Пан - писал по свежим следам событий 9 термидора о том, что заговорщики решили заставить Робеспьера молчать".

Робеспьера, то и дело терявшего сознание, на руках перенесли в здание Конвента и положили на стол в одной из комнат Комитета общественной безопасности. Под голову Неподкупному (как его называли) сунули деревянный ящик с кусками заплесневелого хлеба. Его голубой камзол и нанковые брюки запачкались в крови, чулки сползли на лодыжки.

В комнату заходили разные люди - в основном политические противники Робеспьера, чтобы полюбоваться на поверженного врага. Его о чем-то спрашивали, отпускали шутки, но Неподкупный молчал.

Кто-то из присутствующих крикнул зевакам, окружившим стол:
- Отойдите в сторону. Пусть они посмотрят, как их король спит на столе, словно простой смертный.
Ночь Неподкупного прошла в полубреду. Наступило 28 июля 1794 года. В шесть утра (как раз в это время Конвент, решавший судьбу Робеспьера и других арестованных, кончил заседать) в комнату вошел Эли Лакост вместе с хирургом. Он приказал врачу как следует перевязать рану Робеспьера. Но это было нужно не для лечения, а чтобы Неподкупного можно было казнить в "приличном виде". Хирург уже заканчивал накладывать на голову Робеспьера повязку, когда кто-то из присутствующих отпустил очередную остроту:
- Эй, глядите, его величеству надевают корону!

Какой-то человек, заметив, что Робеспьер пытается нагнуться, чтобы поднять чулки, но не может этого сделать, решил помочь ему. И Робеспьер якобы тихо проговорил: - Благодарю вас, месье. Присутствующие заметили это странное обращение - ведь слово "месье" во время революции вышло из употребления.

К шести вечера Неподкупного и еще 22 человека, объявленных вне закона, повезли на телегах на Гревскую площадь.
"Все глаза устремлены на телегу Робеспьера,- описывает эту сцену Карлейль,-где он, с челюстью, перевязанной грязной тряпкой, сидит возле своего полумертвого брата... Жандармы указывают на Робеспьера шашками, чтобы народ узнал его. Одна женщина вскакивает на подножку телеги и, держась одной рукой за край ее, другою размахивает, подобно Сивилле, и восклицает: "Твоя смерть радует меня до глубины моего сердца, m`enivre de joie". Робеспьер открывает глаза, "Scelerat, отправляйся в ад, проклинаемый всеми женами и матерями!" У подножия эшафота его кладут на землю в ожидании очереди. Когда его подняли, он опять открыл глаза, и взгляд его упал на окровавленную сталь. Сансон сорвал с него камзол; сорвал грязную тряпку с его лица, и челюсть бессильно отвисла; тут из груди жертвы вырвался крик,- крик ужасный, как и само зрелище..."

Помощник палача швырнул Робеспьера на смертное ложе, с силой наклонил голову на полукруг деревянного ошейника. Второй полукруг прижал шею сверху, и в следующее мгновение запачканная кровью сталь ножа рухнула вниз. Народ безмолвствует? Нет, это Европа, господа. Народ, как всегда, одобрительно кричит.