IX

Дедушка Егор Михайлович приехал на дребезжащих беговых дрожках, когда уже солнце было близко к закату. Увидев нас, он так же, как и бабушка, не выказал ни малейшего удовольствия по поводу нашего прибытия. Он явился не в духе, в виду того, что крысы в амбаре съели кожух (овчинный тулуп). Об этом событии он рассказывал бабушке таким тоном, как будто бы дело шло о целом состоянии или о выгоревшей дотла слободе. Он жестикулировал и бранился, на чем свет стоит.

- Как я поглядел - а в кожухе дырка! Такая дырка, что аж перст пролез. Вот этот самый перст.

Дедушка при этом поднес бабушке указательный палец к самому лицу так близко, что та отшатнулась. Излив свой гнев и пожелав в заключение кому-то скиснуть, Егор Михайлович обратил, наконец, внимание и на нас, внуков, и сухо, ради одной формальности, спросил.

- Ну, как там у вас? Все ли живы и здоровы в Таганроге?

Получив ответ, он уже более не обращал на нас никакого внимания и выразил свое родственное расположение только тем, что сказал:

- Скоро чай пить будем.

Вслед за этим он деловым тоном заявил бабушке.

- К чаю армяшки придут два. Те самые, что через графскую землю овец прогоняют. Я с них пятьдесят целковых взял за прогон, за то, что отара вытопчет и съест. Смотри, мать, чтобы парадно было.

Бабушка, смертельно не любившая никакой парадности, связанной для нее с излишними хлопотами, недовольно промычала что-то и проворчала чуть слышно про себя.

- Поганым армяшкам, да ещё и парад!.. Нехай они скиснут.

К чаю действительно прибыло двое армян-гуртовщиков с огромными носами, в грязных рубахах и в истоптанных сапогах, сделавших, по-видимому, не одну сотню верст по степи. Пригласив их, дедушка выказывал этим свое благословление, так как знал, что и сам получит от графини словесную благодарность и похвалу.

Чаепитие было действительно обставлено некоторой парадностью. На середину двора был вынесен низкий круглый деревянный стол, ножки которого были ниже ножек обыкновенного стула. Вокруг уселись на скамейках вроде тех, которые ставятся под ноги, дедушка, бабушка, Антоша и я. Для армян же, как для почетных гостей, были вынесены из дома два обыкновенных стула. По мнению дедушки и бабушки, это было парадно, но мы с Антошей едва удерживались от смеха и по временам довольно невежливо хихикали и фыркали. Очень уж комичен был вид армян, восседавших на стульях и испытывавших от такой высоты ужасное неудобство. По сравнению со всеми, сидевшими чуть не на корточках, они казались чем-то вроде громадных верблюдов. По середине стола стоял маленький и давно уже не чищеный самоварчик. Сахар помещался в старой жестянке из-под монпансье. Чайник был без носка. Пили из разнокалиберных чашек и пили в прикуску, стараясь кусать как можно громче.

- Угощай гостей, мамаша, - обратился Егор Михайлович к супруге, желая показать себя радушным хозяином.

- Кушайте, господа вирмешки (армяшки)! - угощала бабушка.

Армяне пили, не спеша, и все время разговаривали между собою по-армянски и громко сморкались в пальцы. Но ни то, ни другое однако же никого не стесняло, как не стеснило и то, что один из них вытер со лба пот подолом рубахи и при этом обнаружил довольно солидный кусок смуглого брюха.

- Что же ты, мамаша, не наливаешь гостю ещё? - указал дедушка на пустую чашку одного из армян.

- Будет с него. Он уже и так три чашки выпил, - недовольным тоном ответила бабушка.

Дедушка бросил на бабушку молниеносный взгляд, но армянин поспешил поблагодарить.

- Благодару. Давольно...

Антоша и я не выдержали и фыркнули, за что и удостоились от дедушки лестной аттестации:

- Дураки! Невежи! Не умеете себя при гостях держать. А ещё ученые!..

Дедушка Егор Михайлович никак не мог помириться с тем, что наши родители не сделали из нас лавочников и ремесленников, а отдали нас в гимназию. Поэтому он не упускал никогда случая ругнуть нас "учеными". Антоша и я однако же не придавали этому никакого значения. Оба мы в те времена были глубоко уверены в том, что дедушка во стократ неразвитее и невежественнее каждого из нас. Дедушка же в свою очередь не раз предупреждал нашего отца.

- Не учи, Павло, детей наукам, а то станут умнее батька с матерью.

Когда армяне распрощались и ушли, наступил уже вечер - чудный, теплый, тихий вечер. Гапка убрала со стола самовар и посуду, а дедушка и бабушка сейчас же заговорили о том, что пора итти спать. Вставали они с солнцем, а ложились с курами. Но мы с Антошей пришли в ужас. Стенные дешевенькие часики в хатке стариков пробили только девять часов. В Таганроге в эти часы только начиналась настоящая жизнь после жаркого дня. Все высыпали на улицу. Из городского сада далеко разносились звуки оркестра. На большой улице - толкотня от гуляющих и наслаждающихся вечерней прохладой... А мы должны итти спать!..

Тем не менее дедушка и бабушка, после короткого совещания, решили, что нас, гостей, надо положить в большом доме, потому что в их маленькой хатке четверым будет душно да и блох много. Дом отперли, набросали на пол душистого сена, покрыли простыней и, таким образом, устроили для нас одну большую постель и, вместо пожелания спокойной ночи, сказали.

- Смотрите же, не балуйтесь, а спите...

Мы остались в пустом доме одни, без огня. По счастью, теперь мы были сыты. За чаем мы умяли целую паляницу вкусного пшеничного хлеба. Но все-таки нам было скучно и спать не хотелось. Мы вышли на галерею и уселись рядом на ступеньках лестницы. Во всей усадьбе была такая мертвая тишина, что явственно было слышно, как изредка фыркают лошади в отдаленной конюшне. Кругом все спало. Тихо было повсюду - и в степи, и на речке, с её кустарниками и камышами, и в ночном воздухе. Раз только низко над землею пролетела какая-то ночная птица, да из степи донеслось что-то похожее на крик журавля. Антоша глубоко вздохнул и задумчиво проговорил.

- Дома у нас теперь ужинают и едят маслины... В городском саду играет музыка... А мы здесь бедных воробьёв разоряем да несчастных голубей едим.

Мечтою и думами он жил в этот момент в Таганроге и думал о родной семье и родной обстановке. И в самом деле, мы чувствовали себя здесь одинокими, точно брошенными на необитаемый остров.

- Зачем мы сюда поехали? Здесь не хорошо, - проговорил Антоша с грустью.

Через полчаса он ушел спать, а я остался один со своею болезненною скукою. Скоро взошла великолепная луна и залила все постройки и всю степную гладь зеленоватым серебром. Под ее магическим холодным, ровным светом степь вдруг точно проснулась и ожила. Зававакал перепел, задергал коростель, затуркали куропатки и застрекотали насекомые. Степная жизнь передалась и во дворе. У самых моих ног запел свою песенку сверчок и тотчас же немножко подальше откликнулся другой, потом ещё и ещё...

И все-таки ночь была тиха, пленительно тиха. Как был бы здесь уместен живой человеческий голос!

Но, чу! Я даже вздрогнул. Произошло что-то волшебное. Из-за реки вдруг донеслась нежная, грустная песня. Пели два голоса - женский контральто и мужской баритон. Что они пели - Бог его знает, но выходило что-то дивное. То женский голос страстно молил о чем-то, то баритон пел что-то нежное, то оба голоса сливались вместе и в песне слышалось безмятежное счастье... Я невольно окаменел и заслушался. Я любил пение нашего соборного хора и наслаждался концертами Бортнянского, но такого пения я не слыхивал ни разу в жизни.

- Саша, где это поют?

В дверях стоял Антоша, весь озаренный луною, с широко раскрытыми глазами и с приятно изумленным лицом.

- Это ты, Антоша? А я думал, что ты уже спишь?

- Я собирался заснуть, да услышал это пение... Где это поют?

- Должно быть за рекой. Какой-нибудь парубок и дивчина.

Антоша опять сел подле меня и оба мы застыли, слушая неведомых певцов. Где-то во дворе тихонько скрипнула дверь и через несколько времени мимо нас прошла, вся залитая луною Гапка. Она шла медленно по направлению к реке и тихо рыдала.

- Боже ж мой! Боже ж мой, как хорошо! - бормотала она. - Когда-то и я тоже... А где оно теперь?..

- Саша, о чем она бедная плачет?

- Не знаю, Антоша...

И нам обоим захотелось заплакать.

Пение умолкло, когда небо уже начинало бледнеть. Мы вошли в комнату и улеглись усталые, но счастливые и довольные. Но заснули мы только под утро, когда в слободе пастух, собирая скотину, заиграл в трубу.

IX