Павел Иосиф Шафарик (Safarik) - знаменитый чешский ученый. Родился 13 мая
1795 года в селе Кобелярове, в семье евангелического пастора, словака. Учился в
евангелическом лицее в Кежмарке, пользовавшемся в то время большой известностью.
Об этой школе Шафарик сохранил навсегда лучшие воспоминания. Здесь в нем впервые
пробудилось славянское самосознание, под влиянием, с одной стороны, враждебного
отношения к славянству некоторых его учителей, с другой - вследствие знакомства
с чешскими книгами и журналами, особенно сочинениями Юнгманна, Пухмайера и др.
На литературное поприще Шафарик выступил мелкими стихотворениями, с 1813 года
появлявшимися в венском журнале Яна Громадка "Prvotiny peknych umeni". В 1814
году он издал в Левоче сборник своих стихотворений: "Tatranska Muza s lirau
Slowanskau", отличавшихся как новизной содержания, так и разнообразием формы,
плавным и звучным стихом. Это были единственные опыты Шафарика на поэтическом
поприще. В 1815 году со скромными средствами, собранными на кондициях, Шафарик
отправился в Йену. Отец желал видеть в сыне будущего теолога, но Шафарик больше
привлекали филология, история и философия. В Йене он слушал лекции по
классической филологии у Эйхштедта, по истории у Лудена, по философии у Фриса,
переводил на чешский язык "Облака" Аристофана и "Марию Стюарт"
Шиллера, подготовлял план истории славянских
литератур. Вернувшись в 1817 году на родину, Шафарик посетил Прагу и провел
здесь около месяца в обществе Добровского, Юнгманна, Неедлого, Прессля, Ганки и
других пражских ученых и литераторов. Прага не понравилась ему: он поражен был
мелкими спорами пражских литературных кругов, их сплетнями, взаимными
обвинениями. По возвращении на родину Шафарик принял место воспитателя в частном
доме; зиму он проводил в Пресбурге, что давало ему возможность продолжать
занятия излюбленными предметами. Шафарик здесь особенно сблизился с Бенедикти,
Палацким и отчасти Колларом. Вместе с Палацким, который, как и Шафарик,
занимался вопросами чешской просодии, Шафарик издал в 1818 году в Пресбурге
"Pocatkowe Ceskeho basnictur, obwlzaste prozodye" ("Начатки чешского
стихотворства, особенно просодии"). Рассуждение это, написанное в форме
переписки друзей (авторы скрыли свои имена, только предисловие подписано было
Бенедикти), направлено было против учения Добровского о чешской просодии и
рекомендовало метрическое стихосложение вместо тонического. Книга эта произвела
сильное впечатление в литературных кругах, и хотя учение Шафарика и Палацкого о
метрическом стихе не нашло благоприятной почвы, тем не менее весь трактат
оказал большое влияние на обновление духа чешской поэзии, повысив требования
литературной критики. Имя Шафарика вскоре приобрело известность в евангелических
лицеях Венгрии. Ему стали предлагать места учителя, но Шафарик, еще в Кежмарке
испытавший враждебное отношение пробуждавшегося мадьярства ко всему славянскому,
отказался и предпочел должность учителя и директора сербской православной
гимназии в Новом Саде (в южной Венгрии). С этого момента (1819) начинается новый
период жизни Шафарика, имеющий огромное значение в истории его занятий. Шафарик
прекрасно изучил сербский язык, сблизился с просвещеннейшими представителями
сербского общества, получил доступ в богатые библиотеки близких к Новому Саду
Фрушкогорских сербских монастырей и извлек из рукописей их драгоценные материалы
для своих будущих трудов. Здесь положено было основание знаменитому собранию
рукописей Шафарика, хранящемуся ныне в библиотеке чешского музея в Праге.
Многочисленные педагогические труды не препятствовали Шафарику заниматься наукой
и осуществлением некоторых давнишних своих проектов. Давно уже Шафарик и Коллар
мечтали об издании собрания народных словенских песен; материал имелся в
изобилии и у того, и у другого. В 1823 году был издан первый выпуск этого
собрания, при участии и Яна Благослава ("Pisne svetske lidu slovenskeho v
Uhrich"). В этом сборнике особенно интересным является предисловие, написанное
Колларом, трактующее о значении народных песен в отношениях языка, эстетическом
и этнологическом. Результатом занятий Шафарика славянскими литературами и
языками явилась широко задуманная "Geschichte der slawischen Sprache und
Literatur nach allen Mundarten" (Офен, 1826), первый опыт истории литературы и
языка всех славянских народов в целом. Здесь Шафарик является и сравнительным
лингвистом, и диалектологом, и этнографом, и историком, будителем своего народа
и защитником всего славянства. Книга произвела сильное и благоприятное
впечатление среди всех славян; сочувственно встретил ее и сам патриарх
славистики Добровский, отметивший в обстоятельной рецензии и ряд недостатков
труда Шафарика. Ко времени пребывания Шафарика в Новом Саде относятся еще
трактат по славянской древности: "Ueber die Abkunft der Slawen nach Lorenz
Surowiecki" (1828) и небольшая, но в высокой степени оригинальная работа:
"Serbishe Lesekoerner" (1833) - первое историческое обозрение судеб сербского
языка. Шафарик блестящим образом опроверг державшееся до его времени
заблуждение, что старославянский язык был отцом всех нынешних славянских
наречий, и доказал, что сербский язык гораздо древнее, чем думал, например
Добровский: в древнейших памятниках сербской письменности находятся почти все
те отличительные черты, коими характеризуется этот язык в настоящее время.
Положение Шафарика в Новом Саде, между тем, становилось тяжелым. Он чувствовал
себя одиноким, "в истинном изгнании духа". Отношения с представителями сербского
общества ухудшались; особенно много огорчений доставляла ему гимназия. В 1825
году Шафарик, по требованию мадьярского правительства, был лишен директорства и
остался только учителем сербской гимназии. В это время (1826) начались
переговоры П. И. Кеппена, ближайшего советника А. С. Шишкова, тогдашнего
министра народного просвещения, с триумвиратом славянских ученых - Ганкой,
Шафариком и Челаковским, которых приглашали к нам на предполагавшиеся к открытию
в русских университетах кафедры славянской литературы. Шафарик соглашался
переселиться в Россию, но переговоры затянулись, и первоначальный проект принял
(к 1830 году) иную форму. Названных трех ученых приглашала теперь академия в
качестве "книгохранителей при славянской, вновь учредиться имеющей, библиотеке".
Но и на этот раз дело тянулось долго, а между тем положение Шафарика в Новом
Саде стало настолько тяжелым, что он окончательно решил покинуть этот город и
переехать в Прагу, впредь до приискания других занятий. Благодаря стараниям
Палацкаго и целой группы чешских писателей и дворян, Шафарику была обеспечена
ежегодная субсидия в 480 гульденов, если он переселится в Прагу и будет писать
исключительно по-чешски. Шафарик остался в Праге до конца своей жизни. Здесь им
были написаны крупнейшие его труды, на коих зиждется его ученая слава. Призвав
Шафарика в Прагу, друзья его всячески старались облегчить его существование.
Главный виновник его переселения, Палацкий, выхлопотал ему постоянный гонорар за
сотрудничество в "Часописи Чешского Музея"; позднее, в 1838 году, он передал
Шафарику редактирование "Часописи"; в 1834-1835 годах Шафарик редактировал
"Svetozor", первый чешский иллюстрированный журнал, издававшийся фирмой братьев
Гаазе. Но все это давало ничтожные средства. В 1835 году Шафарика посетил в
Праге М. П. Погодин, поразившийся теми тяжелыми материальными условиями, при
которых Шафарику приходилось работать. Отдавшись всецело своим научным задачам,
Шафарик совершенно забывал, о материальных интересах. Положение семьи его было
чрезвычайно тяжелое; в этом он сам неоднократно признается в письмах к Погодину.
Шафарик нуждался в помощи друзей и не отказывался от нее, но для него всего
дороже была поддержка его ученых предприятий. Знакомство Шафарика с Погодиным
совпало с окончанием первой части "Славянских Древностей" ("Slovanske
Starozitnosti") и с приготовлением их к печати. Момент для оказания поддержки
предприятий Шафарика был весьма удобный. Погодин помогал ему существенно и
неоднократно, сам от себя и при содействии друзей. Другие русские ученые также
помогали Шафарику присылкой ему необходимых исторических и литературных
исследований, материалов и пр. Труд Шафарика вышел в 1837 году. Ученая критика
встретила его восторженно. Этот труд, говорил Палацкий, положил конец всем
голословным догадкам и всяким спорам в области славянской старины. Под пеплом
древности Шафарику удалось найти столько света, что не только история славян, но
и их старых соседей - скифов, кельтов, германцев, сарматов, финнов и др. -
получила неожиданную ясность и достоверность. Проникнутый горячей любовью к
изучаемому им миру, Шафарик не забывал, однако, о беспристрастии; в благородном
стремлении к истине он выставлял на вид не одни привлекательные черты древнего
славянства. Не колебался он и отвергнуть или исправить высказанное им ранее
мнение, если убеждался в неосновательности его. Одушевление, вложенное Шафариком
в его труд, невольно прорывалось наружу как элегический вздох над прошедшим; но
глубокое критическое чутье не позволяло ему дойти до преувеличений. Если в
частностях труд Шафарика в настоящее время требует изменений, то в целом
"Славянские Древности" имеют и всегда будут иметь высокое научное значение. С
необыкновенным трудолюбием собранный материал, положенный в основание этого
труда, свидетельствующий о громадной эрудиции Шафарика, чрезвычайно обдуманно,
в строгой системе распределенный и обработанный, блестящая, "железная"
аргументация, постоянное умение отличать главное от второстепенного,
пластичность и ясность стиля - все это и в настоящее время является предметом
удивления. Великолепное здание "Славянских Древностей", как воздвиг его Шафарик,
стоит доныне прочно, хотя отдельные выветрившиеся камни оказалось нужным
заменить другими, а кое-где пришлось переменить и целые своды. Если наука
славянских древностей и ушла ныне вперед, то она совершила это движение только в
отдельных местах, детальной разработкой и поправками в грандиозном здании
Шафарика. Труд Шафарика немедленно стал выходить и в русском переводе
Бодянского, но последний, на средства Погодина издал (1837) только часть
"Древностей", полный их перевод вышел в 1848 году. План Шафарика осуществлен был
не весь: вторая часть "Древностей" - о нравах, обычаях, образовании, религии
древних славян осталась недоконченной. В начале 1836 года граф С. Г. Строганов,
попечитель московского округа, пригласил Шафарика на славянскую кафедру в
Москву, но Шафарик отказался: он решил навсегда остаться в Праге, чтобы
выполнить все свои ученые проекты. После "Истории славянских литератур" и
"Славянских Древностей", третьим трудом общеславянского характера была
"Славянская Народопись" ("Slovansky Narodopis", 1842). Этой маленькой книжкой
положен был краеугольный камень славянской этнографии. В небольших очерках и
заметках знакомил общество со славянским миром уже Добровский, в своих сборниках
"Славине" и "Слованке"; но первый цельный опыт славянского народоописания
сделан был Шафариком. Насколько обширные "Славянские Древности" знакомили ученый
мир с славянской стариной, настолько небольшая "Славянская Народопись" открывала
самому широкому кругу читателей пути к ознакомлению с живым славянским миром и,
таким образом, составляла необходимое дополнение к "Древностям". Особенно
поучительной являлась приложенная к "Народописи" карта славянского мира
("Slovansky Zemevid"), впервые наглядно изобразившая его величие. Книга Шафарика
имела огромный успех: первое издание ее разошлось в Праге в несколько дней; в
том же 1842 году вышло второе издание, а в 1843 году она была переведена
Бодянским на русский язык (первоначально в "Москвитянине" Погодина, а потом
вышло отдельное издание). Историческое изучение памятников чешского языка и
литературы дало Шафарику обильный материал для истории старого чешского языка.
Шафарик вместе с Палацким принял участие в споре о некоторых заподозренных
памятниках чешской письменности, выступив с защитой их подлинности в труде:
"Die aeltesten Denkmaeler der boehmischen Sprache" (1840). Здесь подробно
рассмотрены "старейшие памятники чешского языка", отвергнутые Добровским и
Копитаром: "Суд Любуши", отрывок из Евангелия от Иоанна, глоссы "Mater Verborum"
и др. На изучении этих, отвергнутых ныне, и других памятников Древней чешской
письменности основаны были "Начала старочешской грамматики ("Pocatky staroceske
mluvnice"), предпосланные Шафариком исторической хрестоматии по чешской
литературе ("Wybor z literatury ceske", 1845, I). Грамматика древнего чешского
языка впервые получила здесь научную обработку, впервые представлено было вполне
учение о звуках и формах чешского языка и изложен его синтаксис, причем разбор
собранного материала совершен по строгому научному методу. Существенный
недостаток этого труда состоит в том, что предметом научного исследования
явились памятники тогда сильно заподозренные, а ныне совершенно отвергнутые.
Шафарика не без основания упрекали в недостатке критики. Известность Шафарика со
времени переселения его в Прагу значительно расширилась, благодаря только что
отмеченным капитальным трудам его. Шафарику стали предлагать кафедру
славяноведения в Берлине, но он отказался от этого предложения; тогда прусский
министр народного просвещения Эйхгорн пригласил Шафарика в Берлин, чтобы
получить от него совет, как следует поставить учреждаемые в Берлине и Бреславле
кафедры. Шафарик представил Эйхгорну замечательную записку, в которой был
начертан план университетского преподавания славяноведения. Предложения,
обращаемые к Шафарику из России и Пруссии, заставили и австрийское правительство
отнестись к Шафарику с большим вниманием. С 1837 года Шафарик был цензором книг
"беллетристического и смешанного содержания". В 1841 году он был назначен
сверхштатным хранителем университетской библиотеки. Цензурные занятия доставляли
Шафарику массу хлопот и неприятностей, и он настойчиво стал просить об
увольнении от этой должности; в 1847 году он, наконец, освободился от нее.
Шафарик давно мечтал об открытии славянской кафедры в Австрии, прежде всего в
Праге, где надеялся получить профессуру. С этою целью он подал в 1846 году
эрцгерцогу Стефану, наместнику Чехии, особую записку; но она не имела успеха.
Назначенный в 1848 году самим императором членом Венской Академии, Шафарик
выхлопотал себе разрешение преподавать славяноведение в пражском университете,
но вспыхнувшее в марте 1848 года революционное движение в Вене и Праге помешало
ему открыть свои чтения. Так Шафарику и не удалось достигнуть университетской
кафедры. Он получил должность библиотекаря университетской библиотеки, которая,
благодаря его заботам, обогатилась многими приобретениями и получила новые
штаты. Когда в 1848 году в Праге состоялся съезд представителей всех славянских
народов Австрии, Шафарик был избран его председателем, и только после его
отказа его заменил Палацкий. На съезде этом он произнес знаменитую речь, в
которой обличал лживость приговора о славянах их соседей - немцев, мадьяр,
итальянцев, считающих славян неспособными к полной свободе и к высшей
политической жизни только потому, что они славяне. Пражский период жизни
Шафарика не смотря на всю скромность официального положения его, был
чрезвычайно благотворен как обширной ученою деятельностью Шафарика, так и по
тому личному влиянию, которое он оказывал на многочисленных славянских
путешественников, в том числе и русских. Круг русских учеников Шафарика
чрезвычайно велик. Первые наши славяноведы - Бодянский, Прейс, Срезневский,
Григорович, - находились с ним в близких, дружеских связях и пользовались его
советами и указаниями, оказывая в то же время содействие научным предприятиям
Шафарика. Сороковые и пятидесятые годы в ученой деятельности Шафарика отличаются
обилием статей и исследований, посвященных вопросам языковедения вообще и в
частности выяснению капитальных вопросов славянского языкознания. Целый ряд
мелких статей по языкознанию помещен был Шафариком в "Часописи Чешского Музея"
за 1846-1848 годы. Особенно важны его исследования по вопросу о родине и
происхождении глаголицы. В рассуждении: "Ueber den Ursprung and die Heimath des
Glagolitismus" ( 1858) вопрос о кириллице и глаголице рассмотрен Шафариком
особенно подробно. Палеографические признаки глаголицы, своеобразно
истолкованные Шафариком, исторические свидетельства об изобретении славянской
азбуки и лингвистические данные привели Шафарика к заключению, что глаголица
древнее так называемой кириллицы, и что она именно есть письмо, изобретенное
Кириллом Философом, а азбука, носящая имя Кирилла, составлена учеником его
Климентом, епископом велицким (в Македонии). В трудах более ранних ("Расцвет
славянской литературы в Болгарии", 1848; "Взгляд на первые века глаголической
письменности", 1852; "Памятники глаголической письменности", 1853;
"Glagolitische Fragmente", 1857) Шафарик держался несколько иных взглядов.
Взгляд Шафарика был принят и развит целой школой австрийских славистов и получил
дальнейшее развитие в трудах Миклошича, Ягича и др. Хотя взгляды Шафарика не
восторжествовали еще окончательно, тем не менее собранные им доказательства,
глубокомысленные соображения и строгий научный метод сохраняют за его трудами
значение и в настоящее время. Многолетние ученые занятия при крайне тяжелых
материальных и нравственных условиях, непрестанная борьба за существование,
болезнь жены и болезненность самого Шафарика в последние годы особенно сильно
отразились на его организме. Болезненное состояние Шафарика резко проявилось 23
мая 1860 года, когда он бросился в Влтаву. Его спасли, он поправился, но
страдальческая жизнь его продолжалась недолго: 26 июня (нов. ст.) 1861 года он
скончался. В истории славяноведения ему принадлежит, наряду с Добровским, одно
из почетнейших мест. Труды его в этой области многочисленны и разнообразны. И
славянские языки, со старославянским во главе, и древняя история славянства, и
современное его состояние, и славянская письменность вообще - все было предметом
его научных разысканий и изучений. Как человек, Шафарик принадлежит к числу
величайших в истории просвещения идеалистов. Его нравственный облик
характеризуется лучше всего эпитафией на его могильном памятнике: "В красных
мира воспитал ся еси от юности своея".
Брокгауз Ф. А., Ефрон И. А. "Энциклопедический словарь".
Ссылки на эту страницу
