Зинаиду Серебрякову в пору расцвета юности в лицо знают многие, даже те, кто и не подозревает о существовании такой художницы. Не зря же почти сто лет автопортрет висит в Третьяковке. А автопортреты ее волшебны — и тот, известнейший, и "Девушка со свечой", и "Автопортрет в шарфе", и "Пьеро", и более поздние, и уже послевоенные. Любоваться можно бесконечно. Бывают же люди, одаренные и талантом, и красотой.

Семья, в которой родилась и выросла Зинаида, искони художественная, дала России не одно поколение архитекторов, скульпторов, живописцев. Мама, из семейства Бенуа, прекрасно рисовала, посещала в юности курсы при Академии Художеств. Отец — талантливейший скульптор-анималист. Конные статуэтки Евгения Лансере заслуживают отдельного рассказа. Рассматривать их можно бесконечно — с таким знанием и любовью изображал он своих лошадей и всадников. Острый, приметливый глаз Зинаиде достался, наверное, от него.

Зина была еще совсем маленькой, когда от чахотки умер отец и мать перевезла детей из имения семьи Лансере в Петербург, в дом, в котором сама выросла. В дом Бенуа.

Здесь все жили искусством. И некому было удивляться, когда тихая Зиночка решает стать художницей. Только радовались потом тому, какой чудесный дар раскрывался в каждой новой работе.

Дар этот во многом разбудило, а потом и питало Нескучное. Отцовское имение, с которым связано так много важного и хорошего.

Воспоминания об отце. Радость художника, нашедшего созвучную душе тему. Тему простую и необъятную — русская деревня. Счастье влюбленной и любимой. Боря Серебряков — любовь первая и окончательная, тоже жил летом совсем недалеко от Нескучного. Венчание в церквушке по соседству. Рождение детей. Почти все самые большие удачи в работе. Тот автопортрет, купленный Третьяковым, тоже был написан в Нескучном. Поля, сады и речки Нескучного подарили нам ту Серебрякову, которую знает мир. Земля обетованная, которая будет потеряна слишком рано. Впрочем, ни разу не слышала, чтобы счастье уходило вовремя...

Революция застала семью в имении. С большим трудом добираются до Харькова. Муж, инженер-путеец, постоянно в разъездах, месяцами нет известий. Очень ненадолго ему удается вырываться к жене и детям. В один из таких редких отпусков Борис по дороге заразился тифом и за несколько дней умер на руках у жены. Так закончилась единственная в ее жизни любовь.

Наконец Зинаида перебирается в Петербург, где находит работу при Академии Художеств. Старшая дочь поступает в балет, и Серебрякова пишет портреты балерин и множество набросков за кулисами. Портреты — основной источник дохода, но он катастрофически мал. И страшно — начинаются аресты среди знакомых, под следствием один из дядьев.

В России в эти годы очень тяжело зарабатывать деньги искусством, да еще художнице явно дворянского происхождения. Множество работ были выменяны коллекционерами на еду и старую одежду... А дети росли и мама старилась. Поэтому, когда в 1924 году после выставки в Америке, где было несколько ее картин, удалось кое-что продать, Зинаида уехала в Париж, надеясь найти хорошие заказы. Как она считала, уехала, чтобы заработать и вернуться. Как показала жизнь, в Россию она вернется более чем через 40 лет и уже как гостья. И все бы ничего, и не самое даже страшное в жизни событие — отъезд за границу на заработки. Если бы удалось вызвать к себе семью — то единственное, что осталось от той России и того Нескучного, погибшего навсегда. Через несколько лет с помощью дяди Александра Бенуа и Красного Креста ей все же удастся вывезти во Францию сына Сашу и младшую дочь Катю. Татьяна и Женя остались в России с больной бабушкой. Маму Зинаида Евгеньевна больше никогда не увидит, а с детьми встретится только после Второй Мировой.

В эмиграции она много работает — для того ведь и ехала... Пишет портреты, пейзажи, этюды. Портреты изумительные. Но ничего подобного - по силе звучания - полотнам, написанным и задуманным в Нескучном, не создает... Как она жалела о решении так далеко уехать от родных!

Зарабатывать удается совсем немного, и почти все она отправляет в Россию.

Да и практичностью, как говорили современники, Зинаида Евгеньевна не отличалась. Была бы более практична, писала бы пользующиеся спросом вещи с "русским колоритом" или нечто в модернистском стиле, как раз входящем в моду, — наверняка смогла бы преуспеть… Но сколь непрактична, столь была и бескомпромиссна.

Роскошь творить не так, как хочет публика, а так, как руку ведет душа, имеют не все. И те, что имеют возможность безболезненно для себя самовыражаться, почему-то в большинстве своем этого не делают.

А честнее их всех оказываются те, что жизнью своей платят за ту свободу и правду творчества, которую оценят грядущие поколения. Жаль, что слишком часто это происходит слишком поздно.

Серебряковой в этом ряду все же повезло получить признание уже при жизни. И не где-нибудь в Европе или Америке, а именно в той стране, которую так любила, без которой так трудно было жить.