"Я пережил и многое, и многих,
 И многому изведал цену я…"

Так писал Петр Вяземский в одном из поздних стихотворений – и с полным на то правом. Среди людей пушкинской плеяды он – одна из ярчайших и неповторимо оригинальных фигур.

"Князенька Петенька", как звала его любимая няня, родился 23 июля 1792 года, а скончал дни свои в 1878-м, пережив многое (три эпохи русской истории) и многих (почти всех сверстников), изведав цену многим иллюзиям и заблуждениям времени.

Сын сенатора, князя Андрея Ивановича Вяземского и его жены Евгении Ивановны, русский человек до мозга костей, Петр Вяземский имел в жилах половину ирландской крови – девичья фамилия матушки была О'Рейли.

Рано лишившись родителей (мать умерла в 1802-м, отец - в 1807-м) Вяземский обрел опекуна – и не кого-нибудь, а самого Николая Михайловича Карамзина. Жена Карамзина, Екатерина Андреевна, была внебрачной дочерью князя Андрея Ивановича, а стало быть, приходилась Петру сводной сестрой.

Поучившись некоторое время в различных пансионах и получив хорошее образование на дому (его учили профессора Московского университета), Вяземский на протяжении своей долгой жизни занимал различные казенные должности, с которыми справлялся успешно, благодаря цепкому уму и способностям; перечислять должности долго и скучно, их слишком много. Однако в кресле он не всю жизнь просидел – в 1812-м был участником Бородинского сражения, в самых опасных и кровавых его эпизодах; под Вяземским были убиты две лошади, сам он получил лишь легкую рану. Впрочем, военную службу князь не любил и по излечении от раны оставил.

Вяземский-литератор стартовал так же рано, как Пушкин, – в 16-летнем возрасте, напечатавшись в карамзинском журнале "Вестник Европы". С 1815 года Вяземский вместе с Пушкиным стал членом литературного общества "Арзамас". Членам общества вместо имен давались клички. Вяземский получил кличку колоритную – "Асмодей".

Он был вольнодумцем, слыл либералом. Тем не менее скептический ум Вяземского удержал его от тайных обществ – к декабристам он не примкнул, хотя открыто высказывал им сочувствие.

Тридцать два года он хранил очень опасный для него портфель с бумагами декабристов, полученный от Ивана Пущина, - и вернул его только лично в руки владельцу. В честности и гражданском мужестве Вяземский всегда был безупречен.

В идейных спорах своего времени Вяземский участвовал горячо. Он терпеть не мог ни казенного славословного патриотизма, ни убогого лакейского западничества:

"Мне так уж надоели эти географические фанфаронады наши: от Перми до Тавриды… Что же тут хорошего, чем радоваться и чем хвастаться, что мы лежим врастяжку, что у нас от мысли до мысли пять тысяч верст, что физическая Россия – Федора, а нравственная – дура".

Вяземского не называют великим поэтом и не числят в классиках. Но его поэтический голос легко различим среди современников. Он – мыслитель, философ, сатирик, автор ядовитых и беспощадных стихотворных карикатур на людскую глупость, легкомыслие, празднословие. В молодости он отдал дань поэтическим условностям, в зрелости не написал ни одной строки невыношенной и необдуманной. А если шутил, то весьма зло и ядрено:

 Орангутанг ли наш Адам?
 От обезьян идем ли мы?
 Такой вопрос решать не нам:
 Решат ученые умы.

 В науке неуч и профан,
 Спрошу: не больше ль правды в том,
 Что вовсе не от обезьян,
 А в обезьяны мы идем?  

Последние пятнадцать лет Вяземский прожил за границей, где пытался восстановить подорванное здоровье.

Воды Баден-Бадена продлили ему жизнь – как раз на те пятнадцать лет.