Крещенский сочельник. В церквах освятили воду. Купец Однодворов и супруга его вернулись из церкви и принесли с собой целый полштоф освященной воды.

- Ну, сподобил Господь!.. - сказал купец. - Ведь я до воды-то ни-ни... Ни Боже мой... Даже чаю не вкушал.

- И я от кофеища грешного удержалась, - отвечала жена. - А уж как тянуло! Просто ужасти. Думаю: выпью хоть черненького, по немощам моим; но как вспомнила, что бесы-то возликуют, а ангелы слезами зальются, глядя на мое малодушество, так вот меня словно кто опалил под сердце. Сейчас надо крестов богоявленских на дверях мелом наставить, - прибавила она.

- Ты обед-то вели подавать прежде, а уж кресты потом расставим... Есть до того хочу, что даже тошно.

- Нет, нет. Кресты надо прежде всего... Сначала очистим дом от бесовщины, а потом уж и за обед примемся.

- Да откуда у нас бесовщине-то было набраться?

- Как откуда? Дети маски надевали и беса тешили. А уж если его тешат - он тут, он радуется. Сама я под Новый год гадала; и воск лила, и бумагу жгла, - а это тоже бесу потеха. Значит, дом наш нечистый и его надо освятить крестом. Где мел? Дети! Сыщите мне мел!

- Да вели ты подавать хоть мне-то щи!

- А вот только у детей маски отниму да под плитой сожгу. Ребятишки! Где у вас маски? Давайте сюда.

- Мы, мамашенька, их до будущих святок...

- Нет, нет... Все под плиту. Не желаю я, чтоб дом наш харями погаными осквернялся.

Дети заревели.

- Цыц! - крикнул отец. - А то я, голодный, всех как Сидоровых коз перепорю!

- Оставьте нам хоть арапскую-то маску...

- Где у меня ремень? Где у меня подтяжки? Где веревка?

Мальчик принес маски. Мать схватила их и потащила в печку. Вернувшись, она стала ходить по комнатам и ставить на дверях мелом кресты. Отец бродил сзади и потирал желудок.

- Что у нас сегодня к обеду? - спрашивал он.

- Да уж известное дело, что в сочельник бывает... Лишь бы как-нибудь поесть... на то он и сочельник. Святые-то, вон, акридами да диким медом питались. Суп грибной будет.

- Суп грибной - это хорошо. Послушай... Кресты можно расставить и после обеда. Вели ты подавать на стол. Видишь ли, даже слюна бьет - вот как есть хочется.

- Погоди. Не умрешь. Сначала изгоним беса, а потом и за обед...

- Ну, делай, как знаешь, а я буду водку пить и рыжиками закусывать. Что у нас еще к обеду, кроме грибного супу?

- Да уж известно, что в постные дни. Надо воздерживаться. В постные дни разносолов не бывает. Пирогов с груздями и с кашей велела испечь.

Купец выпил рюмку водки, прожевывал рыжик и говорил:

- Пирог с груздем и кашей я даже обожаю. У тебя там в буфете кочанная капуста была... Дай-ко мне ключ...

Я достану.

- Эдакое нетерпение! Дай кресты-то расставить...

- Да ты, может быть, еще на чердак пойдешь кресты расставлять?

- А ты думал как? И на чердаке надо поставить крест, чтоб беса выгнать. Ведь мы на чердак-то за бельем ходим. Ну что за радость, если нечистая сила нас пугать будет? Черкни-ка ты мелком вон на том косяке - ты повыше меня. Мне не достать.

- Матушка! Руки не действуют. Я совсем ослаб, не евши. Так что же у нас еще-то к обеду будет?

- Да уж известно, что в сочельник многого не стряпают. Так, чуть-чуть... Кисель клюквенный велела сделать.

- С миндальным молоком? Это, брат, чудесно. Этим я могу до отвалу нажраться.

- Сыт будешь, а только уж известно - сочельник, пост... Быть бы живу.

- Ну а больше ничего?

- Как ничего! Аладьи будут с патокой.

- Ну, вот за это совсем мерси. За это повезу тебя завтра на набережную около Иордани прогуливаться. Вели только поскорее на стол подавать.

- Сейчас, сейчас... - отвечала жена, но вдруг вскрикнула: - Ах я дура, дура! Вот дура-то полосатая!

- Что такое? - искренно спросил муж.

- Да как же... Печем постный пирог, а сковородцы-то от скоромного масла я и забыла с кухаркой выжечь! Ну что теперь делать? Ведь после этого мы все должны оскоромиться со скоромного-то противня. Батюшки! И аладьи ведь на скоромной сковородке пекутся. Вот грех-то! Ну что тут делать?!

Купчиха стояла и разводила руками. Муж плюнул.

- Фу ты! А я думал и не ведь что... только попусту меня-то перепугала. Акулина! Подавай скорей на стол! - крикнул он кухарке.

1879