10/22 сего месяца я возвратился в Константинополь, быв целые три месяца в отсутствии. Вам известно, что я нимало не располагался так долго быть в Архипелаге; но противные ветры задержали меня около 50 дней в дороге -- l′homme propose & Dieu dispose!

С каким удовольствием вижу себя на месте! Ибо путешествие мое было не совсем приятно. Я поехал с радостью, но часто раскаивался, и теперь сули золото, не ворочусь. Благодаря Бога, здоровье мое не потерпело от моря!

Приехав в Дарданеллы, я перебрался тотчас в Трою, сие столь прославленное Гомером место. Признаюсь, что я ничего не видал, или лучше сказать, все видел воображением {Еще Геродот сказал, что землетрясения истребили уже все следы Трои; но французский путешественник Шевалье доказывает, что Геродот ошибся, и что их еще много и в наше время. -- К.}. Там нет ни малого остатка, ознаменованного человеческого рукой; видны одни рассеянные по обширной площади пумулусы, или курганы. -- Сей быстрый и страшный в Гомере Симоис, соединяющий воды свои с тихими струями Скамандра, превратился в ручеек. Теплые источники Скамандра {По словам Гомера, Вулкан излил пламя на пенистые волны Скамандра. -- К.} показались мне довольно прохладными; а на горе, где возвышал главу свою Иллиум, не видал я ни одного выработанного камня. -- Как бы то ни было, но дав волю воображению, можно защищать топографию Гомера.

Оттуда проехал я в Александрию-Трою {Сия новая Троя построена Лисимахом, Александровым полководцем, ближе к морю, нежели старая. -- К.} сухим путем, и -- в сторону воображение -- видел прекраснейшие остатки великолепного города. Большая часть городских стен еще цела; рассеянные внутри их огромные монументы -- как то храмы, бани, публичные школы, упавшие колонны и гробницы -- покоятся под тенью валонея, или дуба. -- Архипелаг показал мне свои острова, их богатство, и неумение им пользоваться.

Наконец Афины и теперь можно еще назвать сокровищем всех художеств. Храмы: Минервы, Эрехтеев и Тесеев, суть и будут вечные памятники несравненных афинян, образцами для нынешних артистов и удивлением всех знатоков. -- Средина храма Минервы разорена, но фасады остались, и суть конечно неподражаемые. -- Я остолбенел от радости и восхищения, увидев барельефы, украшающие фризы храма сего; они без сомнения одной Фидиевой руки достойны: какая работа! Какие мысли! Все дышит и стремится! Словом, я не могу вообразить ничего совершеннее. Колоссальные фигуры на фронтисписе суть все бельведерские Аполлоны; жаль, что многие испорчены временем! -- Известный храм Эрехтея состоит из трех: Эрехтея, Минервы и Нептуна {Не ошибается ли автор письма? Эрехтей есть одно из имен Нептуна. Нам известно из Анахарсиса, что сей афинский храм был посвящен только двум, а не трем божествам: Минерве-Полиаде и Нептуну-Эрехтею. -- К.}; с одной стороны он поддерживаем вместо колонн шестью кариатидами, работы удивительной; отделка архитектора неподражаема: это прекрасная игрушка. Храм Тесея совершенно цел, и пленяет своей соразмерностью, твердостью и простотой; но время не пощадило украшавших его барельефов. -- Артисты лорда Эльджина уже около трех лет там работают; а ныне сей министр в проезд свой успел взять оттуда все лучшее: снял все стати, обобрал барельефы. К счастью, я успел почти все видеть, хотя с большим трудом: ибо посол таит свое похищение. Блистательная Порта и до сих пор ничего не знает. Афины потеряют теперь много как со стороны скульптуры, так и архитектуры. -- Я весьма недоволен милордом; он всячески старался отнять у меня все способы удовлетворить любопытству, однако не успел.