Трагедия. Соч. А.И. Южина

Оказывается, никакого Макбета никогда и на свете-то не было.

Был очень мягкий человек, которого погубили четыре ведьмы.

Трех он встретил в степи, четвертая -- его собственная жена.

Конечно, это тоже трагедия.

Но не та, которую написал Шекспир.

Мне вспоминается другое представление "Макбета".

Театр Парадиза.

Слежавшееся небо в пятнах.

За кулисами возят какую-то тачку, и никто не думает, что это гром.

От времени до времени вспыхивает бенгальский огонь и ярко освещает морщины на небе.

Трое итальянских лаццарони ломаются и коверкаются, изображая ведьм.

Выходит Росси.

Макбет.

Погруженный в глубокую задумчивость.

Какие-то мрачные и тяжелые думы бродят в его голове и глядят из его глаз.

Мне первый раз пришла в голову мысль:

-- А что, если бы Макбет не встретил ведьм, произошла бы трагедия?

И тяжелый взгляд Росси ответил:

-- Да.

Макбет дарует победы.

Он чувствует, сознает, что выше всех.

"Тан Гламиса" -- это слишком мало для него, для его подвигов.

В Гламисе ему уже тесно.

Шотландия...

Тяжелые, еще неопределенные мысли ворочаются в его голове.

Ведьмы только формулируют его мысли.

И он вздрагивает, потому что в голосах трех ведьм он слышит голос своего сердца, своей души, своего ума.

Ведьмы только ускорили трагедию.

По Южину, ведьмы -- все.

Если театр -- суд, а рецензенты -- присяжные заседатели театра, Макбет Южина говорит:

-- Господа судьи! Это меня неизвестные старухи подучили! Ей-богу, я тут ни при чем.

И добавляет:

-- Обратите тоже внимание, какая у меня жена. Все она!

И говорит это, чуть не плача.

Макбет Южина только и делает, что "чуть не плачет".

Он чуть не плачет, когда жена уговаривает его убить короля.

Чуть не плачет, когда убил.

Говорит плаксивым тоном и прижимаясь к жене.

Немножко муж под башмаком.

Сколько приходится этой леди биться с таким плаксой.

И ведьмы знают, что на этого плаксу полагаться нельзя.

Не упускают его из виду.

Сейчас начнется монолог о кинжале.

Ведьмы появляются в замке Макбета, на сцене налево.

Сейчас пойдет убивать.

Ведьмы появляются на сцене направо.

Каждый раз, как заговорят об убийстве, словно у Вагнера лейтмотив, на сцене появляются ведьмы.

"Злые мысли бродят в замке Макбета".

Боже, какая тонкость!

Это разные Росси да Сальвини натолковали, будто Макбет железный человек.

Последняя ступень человеческой смелости.

-- Все, что может человек, могу и я!

И гибнет потому, что захотел быть:

-- Сверхчеловеком.

Ничего подобного!

Вы посмотрите, как он прижимается к жене, -- словно перепуганный ребенок к маме.

-- Мама, я боюсь.

Послушайте, каким плаксивым тоном говорит.

Тряпка! Настоящая тряпка!

Макбет сделался королем.

Г-н Южин умеет быть величественным.

Правда, это скорее величие директора театра.

Мы помним точно такое же величие г. Южина в Кине.

Когда г. Южин играет короля, -- кажется, что его сделали директором казенных театров, он принимает актеров и делает им:

-- Указания.

-- Вы чего это, господа, все загримировались восточными человеками? А? Вы, например, господин убийца? Какой вы шекспировский, -- вы бакинский наемный убийца за пять целковых!

В короле г. Южин величествен и спокоен.

-- Слава богу, получил хорошее место.

Вот никак не думали!

Мы полагали, что:

-- Макбет зарезал сон. Что трон для него Голгофа. Только он-то разбойник.

И что он мучится, как распятый разбойник.

Мы думали, что с тех пор, как "коготок завяз", эта хищная птица бьется в смертельном ужасе.

И от ужаса идет от преступления к преступлению.

И что в этом трагедия.

Нарастание трагедии!

Г-н Южин дает антракт, перерыв, отдых.

Тысяча извинений! Поезд идет все быстрее и быстрее к катастрофе. Тут остановки не полагается.

Сын Банко жив.

Откуда же это спокойствие, спокойная величавость и благополучие директора банка?

Г-н Южин объявляет:

-- Остановка! Буфет!

Лакомится королевским благополучием. Получается среди трагедии картина:

-- Мещанского счастья короля Макбета.

В самом преступлении есть уже наказание. Этого трагизма жизни г. Южин не дает.

Но вот все преступления совершены. Началось одно:

-- Наказание.

И Макбет снова плакса.

Ему приходят сказать, что его жена умерла.

Макбет, борец, боец, вызвал на бой судьбу. Перед ним последний бой. И победа! Бирнамский лес не может пойти на Донзинан, и нет еще на свете человека, который не был бы рожден женщиной. Его некому победить!

И в эту минуту ему говорят "под руку", что жена умерла.

Росси скажет с раздражением:

-- Она могла бы подождать!

Но у г. Южина Макбет, извините, не таков. Он расплачется.

Он будет говорить вот эти именно жесткие и жестокие слова плаксивым тоном.

Словно человек, обвиняемый в убийстве отца и матери:

-- Господа присяжные! Пожалейте меня: я круглый сирота!

Этот Макбет был все-таки хороший муж.

Ярости в этом мягком, милом человеке не проснется даже в минуту последнего боя.

Перед нами не пловец, переплывающий "море крови" и яростно борющийся с волнами, которые его захлестывают.

Известие о том, что противник не рожден женщиной, а вырезан из чрева матери, не наполнит Макбета безумием ужаса и ярости.

Оно просто подрежет его.

Но когда же, когда же мы увидим ярость этого "мужа кровей"?

А в сцене с вестником.

Посмотрите, как он начнет его душить!

Как будет на него сверкать глазами! Страшно смотреть!

Как рычать!

О, боже! Приколотить вестника! Какая "ярость" для Макбета!

Уж, действительно, момент -- в сцене с беззащитным, злосчастным вестником показывать:

-- Что такое Макбет.

Как он может быть страшен! Г-н Южин сыграл драму. Драму-с, а не трагедию. Что такое трагик? Это чувствуется.

Когда я в первый раз увидел Мунэ Сюлли в Гамлете, в сцене с тенью, мне стало страшно. Не призрака, а Гамлета. Гамлет почему-то был страшнее призрака. Это трагик.

Макбет еще ничего не сделал. Росси только еще вышел. А было уже жутко.

Что-то у этого человека в голове страшное. На что-то он обречен ужасное. Это трагик. Сальвини выходил в Отелло счастливый и радостный.

А сразу вас захватывало трагическое ощущение. Этот человек тяжело кончит. Он слишком велик и значителен для окружающих. Это человек обреченный.

В жизни разве вам не случается, -- очень редко, -- встречать людей с такими лицами, что вас жуть берет за них. Вы сразу видите:

-- Этот человек так не кончит! Что-то есть в них.

Какая-то печать лежит на них.

Трагик...

Так от разрытой земли веет могилой.

А бывает, что и не веет.

Г-н Южин прекрасный актер драмы, превосходный, умный актер комедии, режиссёр со здоровой любовью к здоровому искусству, администратор мужественный и честный, не следующий модам, чтобы понравиться сегодняшней публике, интересный драматург, в комедии автор "Джентльмена", в драме "Измены".

Но нельзя же всего.

И богам не было дано:

-- Все.

И боги имели свои специальности.

Афродита обладала красотой, но мудрость оставляла Афине-Палладе.

Я смотрел г. Южина в Макбете и все думал:

-- Кого он мне напоминает?

Но что-то очень знакомое. И милое!

-- Ба! Да это М.В. Лентовский в роли Нэна-Саиба. Актер удивительно красивой "внешности". Красивых поз.

Красивого жеста.

Всевозможнейших внешних эффектов.

Но по чувству:

-- Вы, сударь, камень! Сударь, лед!

У г. Южина нет трагического темперамента.

Который подсказывал бы ему настоящий трагический тон и ноты.

Он старается играть:

-- Как можно сильнее.

И переигрывает.

Когда хочет изобразить колебание, -- становится плаксив. Когда хочет быть страшным, кричит, рычит или "страшно шепчет". А нам не страшно.

Мы смотрим на его широко раскрытые "от ужаса" глаза, в первый раз любуемся и говорим:

-- Какой этот человек ощущает ужас! Но сами никакого ужаса не чувствуем.

А когда этот "эффект" повторяется в десятый раз, в двадцатый раз, мы говорим:

-- И как этот человек не устанет целый вечер таращить глаза!

Мы подошли к технике.

А.И. Южин, я -- тот самый гимназист, который аплодировал вам в селе Богородском, когда вы играли вместе с Андреевым-Бурлаком, Писаревым, Гламой-Мещерской в "Иудушке".

Сына Головлева.

Помните, как очаровательна была Глама? Недаром в "Пушкинском театре" ею залюбовался сам Тургенев и целый вечер не отрывал глаз от ее ложи!

А как хорош был Бурлак! А Писарев в роли его брата. И "обстановки" никакой. Вы правы: первое в театре актер, он все.

Но это в сторону!

В последнем акте "Иудушки" вы должны застрелиться.

Вы выхватываете пистолет. К виску. Спускаете курок. Осечка! Ничего.

Надо же умереть как-нибудь.

Вы подбегаете к комоду, где стоит посуда. Ни одного ножа.

В отчаянии вы... вы режетесь пальцем.

Проводите пальцем по горлу и падаете:

-- Мертвый.

В публике хохот.

В таких случаях за сценой у сценариуса другой заряженный пистолет. Он стреляет одновременно, -- только одновременно! -- с тем, как спускают курок на сцене. Выстрел. И публика ничего не замечает.

Но в те времена техника в театре хромала.

Хромает она и сейчас.

О, русский актер, русский актер! Все, что касается техники, голоса, -- до такой степени у него все в пренебрежении! Вы не слышите, как это отдается в зале.

В Макбете, когда вы пугаетесь какой-нибудь неожиданности, вы вскрикиваете:

-- Коротким криком.

Вам кажется, что это:

-- Ужасно.

Это, действительно, ужасно: в зрительном зале кажется, что вы икаете. И эта икота повторяется у вас несколько раз и мучит публику.

Публика, ведь, может и рассмеяться.

В трагедии-то!

Вот то, что я хотел сказать о г. Южине в Макбете, и что сказал без всякого удовольствия.

Был ли я к нему несправедлив?

Чересчур.

Это большой актер.

И оскорблением для него было быть к нему "снисходительным".

Я вспоминал Росси...

Сравнение -- не доказательство.

Но нужен же аршин, чтобы мерить.

На настоящий большой трагический аршин Южин-трагик невелик.

Но если мерить на "художественный" аршин, на трагические вершки Художественного театра, -- этого странного театра, который делает трагедию, настоящую трагедию, из "Ревизора" и уничтожает всякую трагедию в "Юлии Цезаре", -- то г. Южин окажется колоссом.

Колоссом-трагиком в сравнении с "опрощенным" Брутом г. Станиславского или кричалой Кассием г. Леонидова.

Он хорош в сравнении с тем, что у нас сейчас есть, и недостаточен в сравнении с тем, чему следовало бы быть.

Да еще:

-- На образцовой сцене.

О г-же Смирновой мы уже достаточно говорили вчера.

Когда в пятой картине поднялся занавес, мы увидели на ступеньках лестницы женщину с очень злым лицом, злым выражением глаз, злыми тонкими губами.

С прямыми, почти сросшимися бровями.

Она провела белую полосу вдоль носа, -- это делается для прямизны, -- и даже у нее получилось армянское лицо в этой пьесе из кавказской жизни!

Ах, до чего зла, каждую минуту зла эта леди Макбет!

И до чего она старается это показывать.

Чтобы публика не забыла, избави Бог!

Очень хороши злые взгляды "мельком" при приеме короля Дункана.

Но потоньше! Ради Бога, немного потоньше!

До публики и так эти взгляды доходят.

Не надо отправлять их "заказными".

Мы и так видим, что вы играете, много играете.

Переиграли самого Макбета.

Вот победа феминизма!

Настоящим-то Макбетом оказался не он, а леди Макбет.

Это у нее при появлении на сцене готовы честолюбивые замыслы и планы преступлений.

Это она письмо читает, как выражение своих собственных мыслей.

Не письмо зажгло в ней честолюбивые мечты.

Чрезмерные слова о том, как она поступила бы с ребенком, -- это говорится не в увлечении, не в порыве страсти честолюбия.

Все это холодно и злобно обдумано.

Вот железная женщина!

И артистка с фантазией.

Ей дали роль леди Макбет.

А она сыграла Макбета. Только злющего.

Очень сильны ее сцены притворного ужаса.

И она показалась нам слишком опрощенной королевой.

Вряд ли так уж широко размахивает руками королева Шотландии, говоря:

-- Гости дорогие!

Пир суровых танов -- не студенческая пирушка.

Королевы, вероятно, в те суровые времена были сдержаннее. А леди Макбет, -- она-то наслаждается властью, -- и величественнее.

Мы поблагодарили г-жу Смирнову за то, что она избавила нас от "традиционной" заунывной, однотонной декламации в сцене сомнамбулизма.

Благословен всякий артист, не соблюдающий традиций!

Это спасает публику от шаблона.

Но лепет, бормотанье, отрывистые слова "сквозь сон" были бы превосходны для всякой женщины, у которой неспокойна совесть.

Раз г-жа Смирнова играет "самого Макбета", -- ей следовало бы для этой сцены найти интонации более тяжкого кошмара, полные:

-- Более трагического ужаса. Силы, трагической силы нет!

Драма, а не трагедия.

Остальные исполнители в "Макбете" никогда никого не интересуют. И справедливо. Фон картины.

Который резал глаза только тем, что шлемы на танах блестят, как вычищенные самовары. Война, а не парад! Изрубленные шлемы, щиты и разорванные плаши больше соответствовали бы мрачной картине.

Ведьмы, которым у г. Южина отводится главное место, лучшие из ведьм, каких мы видели.

Г-н Коровин выдумал хорошо.

Ведьмы сливаются с утесами, со стенами.

Словно в морском аквариуме спруты, которые сливаются с камнями. Сразу его и не разглядишь, и вдруг, страшный и отвратительный, он протянет свои серые шупальцы.

Музыка, какая-то далекая, заунывная, странная, придает таинственный и мистический колорит трагедии, в которой, по мысли Малого театра, так много места уделено "потустороннему миру".

По нашему мнению, это излишне.

Но раз так задумано, -- настроение получается.

Веет потусторонним миром.

Жутковато.

МАКБЕТ, или ЖЕРТВА ВЕДЬМ

Трагедия. Соч. А.И. Южина

Впервые -- "Русское слово", 1914, 23 января.

Фельетон написан в связи с возобновлением в Малом театре спектакля по трагедии В. Шекспира "Макбет", премьера которого состоялась 21 января 1914 г. Режиссером постановки был И.С. Платон (1870--1935).

Лаццарони (итал. lazzaroni) -- бедняк, живущий нищенством или случайным заработком.

Выходит Росси. -- В московском театре "Парадиз" Э. Росси выступал в роли Макбета во время гастролей в 1890 г.

...Макбет Южина... -- Впервые А.И. Южин выступил в этой роли в постановке Малого театра в 1890 г., затем в сезоне 1895--1896 гг.

Это разные Росси да Сальвини натолковали, будто Макбет железный человек. -- Свое понимание образа Макбета Э. Росси подробно изложил в воспоминаниях: "Макбет -- счастливый человек: гордый богатством, доблестью и славой, он все больше укрепляется в своем эгоизме и живет лишь им одним. Он стремится к тому, чтобы стяжать еще большую славу и добиться больших почестей, о которых прежде лишь мечтал. Теперь ему мнится, что он достиг очень многого и что от природы ему отпущены недюжинные физические силы и умственные способности. Непомерно высокая самооценка распаляет его воображение и порождает в сердце страсть, кот орую любой благоразумный и честный человек называет тщеславием. Макбет даже не желает над этим задумываться.

Внимательно поразмыслив над трагедией, я без колебания отверг совершенно неправильную и притянутую за уши мысль о том, что будто Макбет -- игрушка в руках сверхъестественных сил, которые у трагических поэтов древности выступали в обличье рока. Будь это так, Шекспир изменил бы самому себе" (Эрнесто Росси. Сорок лет на сцене. Л., 1976, с. 210). Роль Макбета входила в шекспировский репертуар Т. Сальвини с 1877 г. Французский критик Огюст Витю писал о Сальвини в этой роли: "В образе Макбета во всем ужасе, со всею логикой и полнотой воплощено преступление. Роль эта для трагика -- одна из самых трудных и желанных. Опасность быть однообразным подстерегает исполнителя, если он не обладает достаточными средствами, чтобы от акта к акту передать нарастание кровавого неистовства и страх, овладевающий гламисским таном. Величайшей похвалой г-ну Сальвини служит то, что что ему это полностью удалось" (Чельсо Сальвини. Томмазо Сальвини. М., 1971, с. 241).

...величие г. Южина в Кине. -- В главной роли в спектакле Малого театра по пьесе А. Дюма-отца "Кин, или Гений и беспутство" Южин выступил в сезоне 1900--1901 гг.

...бакинский наемный убийца за пять целковых. -- Образ связан с беспорядками в Баку, о которых писала тогда пресса.

...увидел Мунэ-Сюлли в Гамлете... -- См. "Мунэ-Сюлли".

...в комедии автор "Джентльмена", в драме -- "Измены". -- "Джентльмен" (1896), "Измена" (1903) -- пьесы А.И. Южина, имевшие успех у публики и критики, шли во многих театрах.

Афина-Паллада -- в греческой мифологии богиня войны и победы, а также мудрости, знаний, искусств и ремесла.

Вы, сударь, камень! Сударь, лед! -- Цитата из комедии A.C. Грибоедова "Горе от ума".

...в селе Богородском, когда вы играли... в "Иудушке". -- Богородское -- см. "Уголок старой Москвы". "Иудушка" -- инсценировка Н.Н. Куликова по роману М.Е. Салтыкова-Щедрина "Господа Головлевы" (1875--1880). В спектакле по этой пьесе Южин принимал участие вместе с актерами Пушкинского театра A.A. Бренко, в который он поступил в 1881 г.

..Художественного театра, который делает трагедию... из "Ревизора" и уничтожает всякую трагедию в "Юлии Цезаре"... -- Имеются в виду постановки комедии Н.В. Гоголя "Ревизор" (1908 г.) и трагедии В. Шекспира "Юлий Цезарь" (1903 г.).

...с "опрощенным" Брутом г. Станиславского или кричалой Кассием г. Леонидова. -- К.С. Станиславский играл в "Юлии Цезаре" роль Брута. Леонидов (настоящая фамилия Вольфензон) Леонид Миронович (1873--1941) -- русский актер. Играл в театрах Соловцова и Корша, с 1903 г. работал в Художественном театре. Был мастером, сохранявшим яркую характерность в ролях разнообразного репертуара -- от остросатирических до трагедийных. В "Юлии Цезаре" играл Кассия.

Остальные исполнители в "Макбете"... -- В роли Малькольма выступил В.В. Максимов, Дункана -- С.А. Головин (1879--1941), Макдуфа -- Е.А. Лепковский, Банко -- С.В. Айдаров.

Ведьмы... лучшие из ведьм, каких мы видели. -- В этих ролях выступили Е.Д. Турчанинова, В.О. Массалитинова (1878--1845) и экстерн (сдавал экзамены за курс театрального училища, в котором не учился) Скрябин.

Г-н Коровин выдумал хорошо. -- Художественное оформление спектакля осуществил К.А. Коровин.