Кроссворд-кафе Кроссворд-кафе
Главная
Классические кроссворды
Сканворды
Тематические кроссворды
Игры онлайн
Календарь
Биографии
Статьи о людях
Афоризмы
Новости о людях
Библиотека
Отзывы о людях
Историческая мозаика
Наши проекты
Юмор
Энциклопедии и словари
Поиск
Рассылка
Сегодня родились
Угадай кто это!
Реклама
Web-мастерам
Генератор паролей
Шаржи

Новости

Зинаида Николаевна Гиппиус. Роман-царевич


Все авторы -> Зинаида Николаевна Гиппиус.

Зинаида Николаевна Гиппиус.
Роман-царевич

Оглавление

Глава двадцать пятая. КРЕПКИЕ ЛЮДИ


Поехал нынче Сменцев к Власу Флорентьевичу открыто. Старика легко было застать в предвечернее время одного.


Сменцева провели в тот же маленький кабинет. Там Влас Флорентьевич любил отдыхать в кресле, и его не тревожили. Но Роман Иванович вошел без доклада.


-- Что, Власушка? -- заговорил он, здороваясь.-- Не стал ли меня с другого бока бояться? Я ведь к иеромонаху Лаврентию нынче ездил, чай с ним пил, у графини на собраниях бываю, да это что,-- а я на графининой внучке женюсь, ей-Богу.


-- Врешь? -- выпучил глаза Влас Флорентьевич.


-- Пес врет, папаша. Женюсь, и приданое хорошее беру. Пока что, впрочем, надо у тебя перехватить малую толику.


Старик прищурил левый глаз и погладил сивую свою бороду.


-- Ну, кто тебя разберет?


-- А вот, разбирай.


Сменцев уселся в кожаное кресло напротив и взял со стола сигару. Курил редко, только сигары, очень хорошие.


-- Что ж, все-таки не пустишь в газетину? По церковному бы вопросу, а? Я с самим Антипием хорош. Что, право, как обездолили русский народ, свободу совести обещали.


-- Полно-ка дурить,-- строго сказал Влас Флорентьевич.-- Говори толком: серьезно женишься?


-- Женюсь, папенька. Есть соображенья.


-- Соображенья... Флорентий у тебя где?


-- При своем месте. А не хотите ли вот эту статейку напечатать? С Флорентием эта писана, не с Антипием,-- смотрите.


Старик не взглянул, замахал руками.


-- Не надо, не надо, и не кажи мне. Знать я не хочу ни про какие ваши дела. Стар стал. Мы тут помаленьку да потихоньку свое, а вы, козыри молодые, как знаете, по своим временам.


И, опять прищурившись, сказал:


-- Что ж ты сам-то вяжешься? Флорешку бы окрутил, коли "соображения"...


-- Ладно, обдумано. Понадобится -- и Флорешку окрутим. Ты, вот, раскошеливайся-ка, папаша; будь по-твоему, еду на последях в Париж погулять, мальчишник там справлю. В январе -- свяжут соколу крылья, обвенчают твоего Романа-царевича.


-- Царевна-то хороша ли?


-- Живет.


-- Царицей ладной будет... коли что?


-- Далеко загадываешь, Власушка. А девка упрямая. Ну, нечего об этом,-- прибавил он серьезнее.-- Выйдет хорошо -- хорошо, не выйдет -- не пропадем. Славные нынче времена, для всякого дело есть. Особенно, если с умом...


-- Весел ты, Роман Иваныч, погляжу я на тебя,-- промолвил старик.-- Даже сердце радуется. А по-нашему, так времена -- держи ухо востро.


-- Ты, небось, и держишь. Про Федьку-то Растекая все пишут, кому не лень, а у тебя -- хоть бы словечко.


-- Про Федьку? Петрушу моего, редактора, призывали: дайте, говорят, честное слово, что ни строки в газете вашей о Федьке не будет. Запретить вам не можем, но слова требуем. Вот как дело было. Что ж, газету из-за прохвоста губить? Да пропади он пропадом.


Роман Иванович засмеялся.


-- Конечно, черт с ним. И какая беда, полижется с титулованными бабами, вот и все, на том и останется. Знаешь, Власушка, Лаврентий позанимательнее.


-- Пошли нынче дела,-- качнул старик головою.-- Ну, этого, помяни мое слово, скоро припечатают.


-- Может быть. Люди его останутся. Влас Флорентьевич, ты денежек-то давай. Тысчонки две либо три. На славу хочу погулять во граде Париже. Да, у Флорентия есть?


-- Уймищу увез нынче. Перестройки, что ль, у тебя?


-- Именно перестройки. Самое время горячее.


Как всегда, Влас Флорентьевич выдал ему "наличными" "меж четырех глаз".


Разговорился старик. Василий принес вина, бисквиты какие-то; Сменцев на этот раз не отказывался.


-- В крепких людей верю я, Романушка. Сильно верю. А коль поверю -- тут уж мне ничего не жалко. Бери, делай, лети, куда хочешь. Потому не дай я тебе, ты и без меня обойдешься; а тут, гляди, и моя капля меду будет, вспомянешь старика.


-- Именно. Не дашь -- обойдусь. Это верно ты, Власушка. Крепкий человек и без помощи сделает свое.


Влас Флорентьевич совсем разошелся. Поцеловались они со Сменцевым.


-- Я сам крепкий, голубушка. Мальчонком-то десятилетним в опорках в Москву пришел. Один, как шест на перекрестке. В кармане гривенничек всего и болтался. Где уж тут, от кого помощи ждать? Пошел первым делом к Иверской. Да на весь-то, на гривенник-то, на последний, свечу ей, Матушке. Вот оно и сказалось: помогла, Заступница.


И, подмигнув, прибавил:


-- А с тех пор, сколько годов в Москве жил, так к Ней и не удосужился и жертвовать -- ничего не жертвовал...


-- Теперь с тебя не гривеннички. Теперь иные свечи тебе ставить, Власушка,-- улыбаясь, сказал Сменцев.


-- Верно. Вот люблю друга. И умен же ты, Роман Иванович. Король-человек.


Долго они еще беседовали, попивая темно-рыжее согретое вино. Может быть, никто и не знал -- грозного и сдержанного с одними, хитрого и льстивого с другими -- Власа Флорентьевича таким, каким видывал его Сменцев и видел в этот вечер.


Расстались нежно.


В громадной передней, внизу, Роман Иванович столкнулся со Звягинцевым, длинным журналистом-культурником.


-- А, здравствуйте! Едва узнал вас после деревенской косоворотки. Послушайте, что же это такое?


-- А что?


-- Сам-то дома... Влас Флорентьевич?


-- Не знаю. Был дома, собирался куда-то.


-- Ну, все равно, я к Петру Власовичу. Нигде его застать не могу. Бегаю, бегаю... Нет, послушайте, ведь какое безобразие...


-- О чем вы?


-- О Хованском, конечно. Что за чепуха с ним произошла?


-- Право, я очень мало знаю...


-- И не хотят печатать. Я приготовил статью,-- вопиющая ведь нелепость! Ни за что. Этакая трусость. Об этом знаменитом Федьке -- тоже ни слова, повернули. Есть же предел, Роман Иванович, согласитесь.


-- Я в газетном деле ничего не понимаю. Вероятно, осторожность требует...


-- Осторожность! Нет, прощайте, бегу к Петру Власовичу... Дело газетное -- дело культурное прежде всего, а ведь это же варварство...


"Беги, беги,-- думал Сменцев, выходя.-- Ничего ты от Петруши не добьешься. Папенька-то умник, держит его крепенько".


Через день был еще Роман Иванович у Катерины Павловны. Дом на Каменностровском, где жил Алексей Хованский, был строен им же, и квартира отличалась такими же фантастическими углами, как и знаменитая дача в Новгородской губернии.


Катерина Павловна вся была в суете сборов, но истерики свои бросила, казалась бодрой и даже веселой.


-- В четверг выйдет,-- встретила она Сменцева.-- А через три дня двинемся. Я думаю в Швейцарию сначала, а потом в Париже обоснуемся. Ах, простите, я вас не поздравила.


-- Спасибо.


-- Скрытники вы оба с Литтой. Вот Алексей изумится. Да, одно мое горе, как с детьми без человека? Фрейлейн не едет. Просто не знаю.


Бледненький Витя, который стоял тут же, у кресла матери (не отставал от нее ни на шаг последние дни), сморщил белые свои брови и задумчиво сказал:


-- Не надо никого. Папа с тобой будет, я буду...


-- Ты? Вот мило. А за тобой кто смотреть станет?


Витя исподлобья взглянул на мать и самолюбиво вспыхнул.


-- Конечно, никого не надо,-- поспешно проговорил Роман Иванович, улыбаясь в усы.-- Что вы беспокоитесь? Одна Вавочка ведь маленькая.


Катерина Павловна заболтала о другом, о том, как она боится за Алексея: заскучает.


-- Работы не будет,-- какая ж ему на чужбине работа? Знакомых нет...


"Если бы ты знала, что там Габриэль,-- подумал Роман Иванович.-- А прекрасному Алексею надо будет впоследствии шепнуть, если заскучает. Вдали эти игры безопасны".


Извинившись, Катерина Павловна вышла на минуту по зову горничной. Витя двинулся было за матерью -- и остался.


Некоторое время они молча смотрели друг на друга,-- Сменцев и мальчик.


Потом Витя с усилием, волнуясь, сказал:


-- А вы тоже поедете за границу?


-- Поеду.


-- Скоро?


-- Да, очень скоро.


Помолчали.


-- Вы к нам с деревни не пришли,-- сурово сказал мальчик.


Роман Иванович ответил серьезно и просто:


-- Я занят был, Витя.


-- На паровозе ездили?


-- Нет, теперь другое. Тоже хорошее и страшное.


Опять помолчали. Опять начал Витя, тише, почти шепотом:


-- Я хочу ничего не бояться. Я уж сейчас почти ничего не боюсь. Когда совсем вырасту, я хочу быть, как вы. Хорошо? Только вы никому не говорите, пожалуйста.


И он поднял на Романа Ивановича светлые глаза. Такое в них было обожание, что Сменцев даже почувствовал себя растроганным слегка и удержался от усмешки. Сказал серьезно:


-- Это хорошо, очень хорошо. И никому не скажу. Пусть будет наша тайна.


Вспомнил Стройку, вспомнил первое знакомство с Литтой. И как она с злорадством заметила ему, что Витя его ненавидит. Точно и тогда не знал Роман Иванович, как этот Витя втайне обожает его. Все вот такие тихие, скрытные, тонкие и самолюбивые дети его обожают. Еще как!


Пришла Катерина Павловна. Поговорили немного. Сменцев встал.


-- Не буду я на Лилиной свадьбе, досада какая! Витя, иди, дружок, слышишь, тебя фрейлейн зовет. Иди же, простись с дядей и ступай.


Роман Иванович видел, как Витю передернуло от слова "дядя". Он, Роман Иванович, таинственный герой его, которого ветер слушается, который ездит на паровозах и еще что-то делает, лучше и страшнее этого,-- вдруг "дядя". О, какая мама странная! Она ничего, ничего не понимает.


Сменцев, хмуря брови, протянул Вите руку:


-- До свиданья, Витя. Желаю вам быть здоровым, хорошо доехать. Не забывайте.


И крепко, точно взрослому, пожал он маленькую, холодную лапку.


Уже не слушал, что говорила Катерина Павловна, провожая его. Вышел на узкий, грязный проспект с рыжим, вчера выпавшим -- сегодня распустившимся снегом, с пронзительными звонками трамваев.


Дневные, осенние сумерки стояли в воздухе, не двигаясь. Ни туда ни сюда. Ни в день, ни в ночь. Казалось, они, серые-- вечные над сырым городом; всегда были, всегда будут. Они -- его, он родил их, они нужны ему, и взойди солнце -- спрячется город, уползет в землю, как дождевой червяк.


Все покончено. Нынче после обеда еще к Литте в последний раз, prendre congé {взять отпуск (фр.).} у величественной графини,-- и до свиданья. От Флоризеля было сегодня письмо: на Шипке спокойно. Роман Иванович уезжает в Париж с легким сердцем.


Глава двадцать пятая. КРЕПКИЕ ЛЮДИ



Оглавление:Глава первая. В БУРЕ И ГРОЗЕГлава вторая. СТРОЙКАГлава третья. К ЖЕНИХУ-БОГОМОЛЬЦУГлава четвертая. ВРАГ ИЛИ ДРУГ?Глава пятая. МУДРЫЙ ОБМАНГлава шестая. МУЖИЧИЙ УНИВЕРСИТЕТГлава седьмая. МУЖИЧИЙ БАЛГлава восьмая. ОТЕЦ ВАРСИСГлава девятая. ДОБРЫЙ СТАРИЧОКГлава десятая. ЧИСТЫЙГлава одиннадцатая. ЛЮБОВЬ -- ЗЛАГлава двенадцатая. БРАТГлава тринадцатая. ПРЕДЛОЖЕНИЕГлава четырнадцатая. ХУТОР ПЧЕЛИНЫЙГлава пятнадцатая. ТАМ И ЗДЕСЬГлава шестнадцатая. РАЗНЫЕ БУМАЖКИГлава семнадцатая. СТАРИКИГлава восемнадцатая. ДАЧА С БАШНЕЙГлава девятнадцатая. CALVAIRE {Распятие (фр.).}Глава двадцатая. ВВЫСЬГлава двадцать первая. БЛАЖЕННЫЙ БАЛАГАНГлава двадцать вторая. СПЕШКАГлава двадцать третья. ДЕВСТВЕННИКИГлава двадцать четвертая. "OUI"Глава двадцать пятая. КРЕПКИЕ ЛЮДИГлава двадцать шестая. "ПОСТРАДАВШИЕ"Глава двадцать седьмая. СВИДАНИЕГлава двадцать восьмая. БАРОНГлава двадцать девятая. ДВА МОНАРХАГлава тридцатая. ПЕРЕД СВАДЬБОЙГлава тридцать первая. "ОТ КАМЕНИ ЧЕСТНА"Глава тридцать вторая. ДО ДНАГлава тридцать третья. ПРОГРЕСС И ЭКСЦЕССГлава тридцать четвертая. ЕДИНАЯ ВЛАСТЬГлава тридцать пятая. ПОТОМ СКАЖУГлава тридцать шестая. ВМЕСТЕГлава тридцать седьмая. ЧЕРТГлава тридцать восьмая. НАЧАЛО НОВОГОГлава тридцать девятая. ЗОЛОТЫЕ ЦВЕТЫПРИМЕЧАНИЯ


Не пропустите:
Зинаида Николаевна Гиппиус. Яблони цветут (рассказ)
Зинаида Николаевна Гиппиус. Мисс Май (рассказ)
Зинаида Николаевна Гиппиус. Зеркала (повесть)
Зинаида Николаевна Гиппиус. Живые и мертвые (рассказ)
Зинаида Николаевна Гиппиус. Святая плоть (рассказ)


Ссылка на эту страницу:

 ©Кроссворд-Кафе
2002-2024
dilet@narod.ru