Глава двадцать пятая. КРЕПКИЕ ЛЮДИ

Поехал нынче Сменцев к Власу Флорентьевичу открыто. Старика легко было застать в предвечернее время одного.

Сменцева провели в тот же маленький кабинет. Там Влас Флорентьевич любил отдыхать в кресле, и его не тревожили. Но Роман Иванович вошел без доклада.

-- Что, Власушка? -- заговорил он, здороваясь.-- Не стал ли меня с другого бока бояться? Я ведь к иеромонаху Лаврентию нынче ездил, чай с ним пил, у графини на собраниях бываю, да это что,-- а я на графининой внучке женюсь, ей-Богу.

-- Врешь? -- выпучил глаза Влас Флорентьевич.

-- Пес врет, папаша. Женюсь, и приданое хорошее беру. Пока что, впрочем, надо у тебя перехватить малую толику.

Старик прищурил левый глаз и погладил сивую свою бороду.

-- Ну, кто тебя разберет?

-- А вот, разбирай.

Сменцев уселся в кожаное кресло напротив и взял со стола сигару. Курил редко, только сигары, очень хорошие.

-- Что ж, все-таки не пустишь в газетину? По церковному бы вопросу, а? Я с самим Антипием хорош. Что, право, как обездолили русский народ, свободу совести обещали.

-- Полно-ка дурить,-- строго сказал Влас Флорентьевич.-- Говори толком: серьезно женишься?

-- Женюсь, папенька. Есть соображенья.

-- Соображенья... Флорентий у тебя где?

-- При своем месте. А не хотите ли вот эту статейку напечатать? С Флорентием эта писана, не с Антипием,-- смотрите.

Старик не взглянул, замахал руками.

-- Не надо, не надо, и не кажи мне. Знать я не хочу ни про какие ваши дела. Стар стал. Мы тут помаленьку да потихоньку свое, а вы, козыри молодые, как знаете, по своим временам.

И, опять прищурившись, сказал:

-- Что ж ты сам-то вяжешься? Флорешку бы окрутил, коли "соображения"...

-- Ладно, обдумано. Понадобится -- и Флорешку окрутим. Ты, вот, раскошеливайся-ка, папаша; будь по-твоему, еду на последях в Париж погулять, мальчишник там справлю. В январе -- свяжут соколу крылья, обвенчают твоего Романа-царевича.

-- Царевна-то хороша ли?

-- Живет.

-- Царицей ладной будет... коли что?

-- Далеко загадываешь, Власушка. А девка упрямая. Ну, нечего об этом,-- прибавил он серьезнее.-- Выйдет хорошо -- хорошо, не выйдет -- не пропадем. Славные нынче времена, для всякого дело есть. Особенно, если с умом...

-- Весел ты, Роман Иваныч, погляжу я на тебя,-- промолвил старик.-- Даже сердце радуется. А по-нашему, так времена -- держи ухо востро.

-- Ты, небось, и держишь. Про Федьку-то Растекая все пишут, кому не лень, а у тебя -- хоть бы словечко.

-- Про Федьку? Петрушу моего, редактора, призывали: дайте, говорят, честное слово, что ни строки в газете вашей о Федьке не будет. Запретить вам не можем, но слова требуем. Вот как дело было. Что ж, газету из-за прохвоста губить? Да пропади он пропадом.

Роман Иванович засмеялся.

-- Конечно, черт с ним. И какая беда, полижется с титулованными бабами, вот и все, на том и останется. Знаешь, Власушка, Лаврентий позанимательнее.

-- Пошли нынче дела,-- качнул старик головою.-- Ну, этого, помяни мое слово, скоро припечатают.

-- Может быть. Люди его останутся. Влас Флорентьевич, ты денежек-то давай. Тысчонки две либо три. На славу хочу погулять во граде Париже. Да, у Флорентия есть?

-- Уймищу увез нынче. Перестройки, что ль, у тебя?

-- Именно перестройки. Самое время горячее.

Как всегда, Влас Флорентьевич выдал ему "наличными" "меж четырех глаз".

Разговорился старик. Василий принес вина, бисквиты какие-то; Сменцев на этот раз не отказывался.

-- В крепких людей верю я, Романушка. Сильно верю. А коль поверю -- тут уж мне ничего не жалко. Бери, делай, лети, куда хочешь. Потому не дай я тебе, ты и без меня обойдешься; а тут, гляди, и моя капля меду будет, вспомянешь старика.

-- Именно. Не дашь -- обойдусь. Это верно ты, Власушка. Крепкий человек и без помощи сделает свое.

Влас Флорентьевич совсем разошелся. Поцеловались они со Сменцевым.

-- Я сам крепкий, голубушка. Мальчонком-то десятилетним в опорках в Москву пришел. Один, как шест на перекрестке. В кармане гривенничек всего и болтался. Где уж тут, от кого помощи ждать? Пошел первым делом к Иверской. Да на весь-то, на гривенник-то, на последний, свечу ей, Матушке. Вот оно и сказалось: помогла, Заступница.

И, подмигнув, прибавил:

-- А с тех пор, сколько годов в Москве жил, так к Ней и не удосужился и жертвовать -- ничего не жертвовал...

-- Теперь с тебя не гривеннички. Теперь иные свечи тебе ставить, Власушка,-- улыбаясь, сказал Сменцев.

-- Верно. Вот люблю друга. И умен же ты, Роман Иванович. Король-человек.

Долго они еще беседовали, попивая темно-рыжее согретое вино. Может быть, никто и не знал -- грозного и сдержанного с одними, хитрого и льстивого с другими -- Власа Флорентьевича таким, каким видывал его Сменцев и видел в этот вечер.

Расстались нежно.

В громадной передней, внизу, Роман Иванович столкнулся со Звягинцевым, длинным журналистом-культурником.

-- А, здравствуйте! Едва узнал вас после деревенской косоворотки. Послушайте, что же это такое?

-- А что?

-- Сам-то дома... Влас Флорентьевич?

-- Не знаю. Был дома, собирался куда-то.

-- Ну, все равно, я к Петру Власовичу. Нигде его застать не могу. Бегаю, бегаю... Нет, послушайте, ведь какое безобразие...

-- О чем вы?

-- О Хованском, конечно. Что за чепуха с ним произошла?

-- Право, я очень мало знаю...

-- И не хотят печатать. Я приготовил статью,-- вопиющая ведь нелепость! Ни за что. Этакая трусость. Об этом знаменитом Федьке -- тоже ни слова, повернули. Есть же предел, Роман Иванович, согласитесь.

-- Я в газетном деле ничего не понимаю. Вероятно, осторожность требует...

-- Осторожность! Нет, прощайте, бегу к Петру Власовичу... Дело газетное -- дело культурное прежде всего, а ведь это же варварство...

"Беги, беги,-- думал Сменцев, выходя.-- Ничего ты от Петруши не добьешься. Папенька-то умник, держит его крепенько".

Через день был еще Роман Иванович у Катерины Павловны. Дом на Каменностровском, где жил Алексей Хованский, был строен им же, и квартира отличалась такими же фантастическими углами, как и знаменитая дача в Новгородской губернии.

Катерина Павловна вся была в суете сборов, но истерики свои бросила, казалась бодрой и даже веселой.

-- В четверг выйдет,-- встретила она Сменцева.-- А через три дня двинемся. Я думаю в Швейцарию сначала, а потом в Париже обоснуемся. Ах, простите, я вас не поздравила.

-- Спасибо.

-- Скрытники вы оба с Литтой. Вот Алексей изумится. Да, одно мое горе, как с детьми без человека? Фрейлейн не едет. Просто не знаю.

Бледненький Витя, который стоял тут же, у кресла матери (не отставал от нее ни на шаг последние дни), сморщил белые свои брови и задумчиво сказал:

-- Не надо никого. Папа с тобой будет, я буду...

-- Ты? Вот мило. А за тобой кто смотреть станет?

Витя исподлобья взглянул на мать и самолюбиво вспыхнул.

-- Конечно, никого не надо,-- поспешно проговорил Роман Иванович, улыбаясь в усы.-- Что вы беспокоитесь? Одна Вавочка ведь маленькая.

Катерина Павловна заболтала о другом, о том, как она боится за Алексея: заскучает.

-- Работы не будет,-- какая ж ему на чужбине работа? Знакомых нет...

"Если бы ты знала, что там Габриэль,-- подумал Роман Иванович.-- А прекрасному Алексею надо будет впоследствии шепнуть, если заскучает. Вдали эти игры безопасны".

Извинившись, Катерина Павловна вышла на минуту по зову горничной. Витя двинулся было за матерью -- и остался.

Некоторое время они молча смотрели друг на друга,-- Сменцев и мальчик.

Потом Витя с усилием, волнуясь, сказал:

-- А вы тоже поедете за границу?

-- Поеду.

-- Скоро?

-- Да, очень скоро.

Помолчали.

-- Вы к нам с деревни не пришли,-- сурово сказал мальчик.

Роман Иванович ответил серьезно и просто:

-- Я занят был, Витя.

-- На паровозе ездили?

-- Нет, теперь другое. Тоже хорошее и страшное.

Опять помолчали. Опять начал Витя, тише, почти шепотом:

-- Я хочу ничего не бояться. Я уж сейчас почти ничего не боюсь. Когда совсем вырасту, я хочу быть, как вы. Хорошо? Только вы никому не говорите, пожалуйста.

И он поднял на Романа Ивановича светлые глаза. Такое в них было обожание, что Сменцев даже почувствовал себя растроганным слегка и удержался от усмешки. Сказал серьезно:

-- Это хорошо, очень хорошо. И никому не скажу. Пусть будет наша тайна.

Вспомнил Стройку, вспомнил первое знакомство с Литтой. И как она с злорадством заметила ему, что Витя его ненавидит. Точно и тогда не знал Роман Иванович, как этот Витя втайне обожает его. Все вот такие тихие, скрытные, тонкие и самолюбивые дети его обожают. Еще как!

Пришла Катерина Павловна. Поговорили немного. Сменцев встал.

-- Не буду я на Лилиной свадьбе, досада какая! Витя, иди, дружок, слышишь, тебя фрейлейн зовет. Иди же, простись с дядей и ступай.

Роман Иванович видел, как Витю передернуло от слова "дядя". Он, Роман Иванович, таинственный герой его, которого ветер слушается, который ездит на паровозах и еще что-то делает, лучше и страшнее этого,-- вдруг "дядя". О, какая мама странная! Она ничего, ничего не понимает.

Сменцев, хмуря брови, протянул Вите руку:

-- До свиданья, Витя. Желаю вам быть здоровым, хорошо доехать. Не забывайте.

И крепко, точно взрослому, пожал он маленькую, холодную лапку.

Уже не слушал, что говорила Катерина Павловна, провожая его. Вышел на узкий, грязный проспект с рыжим, вчера выпавшим -- сегодня распустившимся снегом, с пронзительными звонками трамваев.

Дневные, осенние сумерки стояли в воздухе, не двигаясь. Ни туда ни сюда. Ни в день, ни в ночь. Казалось, они, серые-- вечные над сырым городом; всегда были, всегда будут. Они -- его, он родил их, они нужны ему, и взойди солнце -- спрячется город, уползет в землю, как дождевой червяк.

Все покончено. Нынче после обеда еще к Литте в последний раз, prendre congé {взять отпуск (фр.).} у величественной графини,-- и до свиданья. От Флоризеля было сегодня письмо: на Шипке спокойно. Роман Иванович уезжает в Париж с легким сердцем.

Глава двадцать пятая. КРЕПКИЕ ЛЮДИ

---

Оглавление: • Глава первая. В БУРЕ И ГРОЗЕ • Глава вторая. СТРОЙКА • Глава третья. К ЖЕНИХУ-БОГОМОЛЬЦУ • Глава четвертая. ВРАГ ИЛИ ДРУГ? • Глава пятая. МУДРЫЙ ОБМАН • Глава шестая. МУЖИЧИЙ УНИВЕРСИТЕТ • Глава седьмая. МУЖИЧИЙ БАЛ • Глава восьмая. ОТЕЦ ВАРСИС • Глава девятая. ДОБРЫЙ СТАРИЧОК • Глава десятая. ЧИСТЫЙ • Глава одиннадцатая. ЛЮБОВЬ -- ЗЛА • Глава двенадцатая. БРАТ • Глава тринадцатая. ПРЕДЛОЖЕНИЕ • Глава четырнадцатая. ХУТОР ПЧЕЛИНЫЙ • Глава пятнадцатая. ТАМ И ЗДЕСЬ • Глава шестнадцатая. РАЗНЫЕ БУМАЖКИ • Глава семнадцатая. СТАРИКИ • Глава восемнадцатая. ДАЧА С БАШНЕЙ • Глава девятнадцатая. CALVAIRE {Распятие (фр.).} • Глава двадцатая. ВВЫСЬ • Глава двадцать первая. БЛАЖЕННЫЙ БАЛАГАН • Глава двадцать вторая. СПЕШКА • Глава двадцать третья. ДЕВСТВЕННИКИ • Глава двадцать четвертая. "OUI" • Глава двадцать пятая. КРЕПКИЕ ЛЮДИ • Глава двадцать шестая. "ПОСТРАДАВШИЕ" • Глава двадцать седьмая. СВИДАНИЕ • Глава двадцать восьмая. БАРОН • Глава двадцать девятая. ДВА МОНАРХА • Глава тридцатая. ПЕРЕД СВАДЬБОЙ • Глава тридцать первая. "ОТ КАМЕНИ ЧЕСТНА" • Глава тридцать вторая. ДО ДНА • Глава тридцать третья. ПРОГРЕСС И ЭКСЦЕСС • Глава тридцать четвертая. ЕДИНАЯ ВЛАСТЬ • Глава тридцать пятая. ПОТОМ СКАЖУ • Глава тридцать шестая. ВМЕСТЕ • Глава тридцать седьмая. ЧЕРТ • Глава тридцать восьмая. НАЧАЛО НОВОГО • Глава тридцать девятая. ЗОЛОТЫЕ ЦВЕТЫ • ПРИМЕЧАНИЯ