Глава двадцать четвертая. "OUI"

Катерина Павловна Хованская, "тетя Катя со Стройки", сидела у Литты в классной и рыдала.

Уже с полчаса рыдала. Литта и каплями ее поила, и всячески уговаривала, наконец бросила: пусть выплачется.

Приехала даже не к Литте,-- но графиня ее не приняла: занята, у нее княгиня Александра Андреевна и не велено принимать никого.

С ужасом думала Литта, что было бы, если б Катя у графини так же нелепо ревела. Все бы испортила. Но теперь-то все-таки что предпринять? Толку, главное, не добиться.

-- Катя, да какие бумажки нашли? Ты их раньше видела? Откуда они у него? Брось плакать, ну ради Бога. Ведь это хуже.

-- Я... я... куда кинуться... не знаю... Ничего не понимаю... К Сменцеву этому... Да где он? Глаз не показал... А это наверно, наверно как-нибудь через него...

-- Полно, Катя. При чем Сменцев?

-- А при том... При том... Потому что это наверно через рыжую... Алексей пропадал... И никогда он ни о чем об этом сам не думал...

Литта всхпыхнула, нахмурилась:

-- Ты говорила? Кому говорила? Или тебе сказали, что бумажки от Габриэль?

-- Никому я ничего не говорила,-- с сердцем ответила Катя.-- И бумажки по почте присланы, адрес ремингтоном, я конверт видела.

-- Ну так пустое, Алексея завтра же освободят. Мало ли кому по почте...

Катя залилась новыми слезами.

-- А там... нашли поправки... Алексеевой рукой... О, Господи! Рыжая, рыжая явно прислала, хоть он и не говорит. Кто же?

-- Говорю тебе, пустое! -- прикрикнула Литта.-- Ничего с твоим Алексеем не сделают. И станет Габриэль по почте,-- ведь не последняя же она дура.

Впрочем, подумала, что от Габриэли всего можно ждать, а этого Алексея Алексеевича она, видимо, "революционно развивала", втягивала в какие-то "идеи с воплощениями".

-- Видишь, Лиля... Ну хорошо, ну вот я успокоилась. Видишь, он давно какие-то пакеты приносил, рассматривал и уносил. Когда по почте -- он очень нахмурился и, наверно, тоже думал унести, да не успел, вечером сидел над ними, а после пришли... Ужас, ужас. Я с утра кидаюсь -- не знаю, куда кинуться. Лиля, да я хоть к отцу твоему. Ведь может же он...

Литта соображала. Прежде всего надо, чтобы Катя никуда не бросалась и успокоилась. А потом узнать, в чем дело, толком. Всего лучше через Сменцева. Если замешана Габриэль, то ему это легко выяснить. Какие бумажки? И при чем Хованский? Пустяками кончится, но надо, главное, чтобы Катя не напутала.

Было не поздно, однако день уже смерк. Литта зажгла сама лампу и только что хотела позвать Гликерию, попросить чаю, как дверь отворилась, и Гликерия вошла, тихая и торжественная.

-- Гликерия, пожалуйста...

-- Ее сиятельство просят пожаловать барышню в маленький салон.

-- Что? Меня? Зачем?

-- Ее сиятельство просят пожаловать...

-- Ах, да что там? Ну сейчас. Чаю подай нам сюда, Гликерия, слышишь? Катя, подожди одну минутку, я вернусь. Сиди, необходимо еще поговорить. Увидишь, все обойдется.

С нетерпением, думая о Катином деле, шла Литта к бабушке. И что только понадобилось?

Старинная лампа под белым складчатым абажуром наполняла "маленький салон" графини приятным полусветом.

-- C′est vous, mignonne? -- протянула графиня непривычно ласково.-- Venez, venez donc {Это вы, милочка... Подойдите, подойдите сюда (фр.).}.

Литта поздоровалась с княгиней Александрой, которая, к ее удивлению, была еще тут. И тоже какая-то растроганная торжественность лежала на лошадином лице.

-- Nous avons a vous parler {Мы говорим о вас. (фр.).},-- продолжала графиня.

Литта села; с недоумением глядела то на бабушку, на черную ее пелерину, то на княгиню.

-- У меня просят вашей руки,-- проговорила графиня и сделала паузу.

Мгновенно сообразив, в чем дело, хотя и не понимая еще, зачем тут Александра с лошадиным лицом, девушка вспыхнула и сжала зубы.

-- Вы, конечно, знаете -- кто.

Литта молчала.

-- Признаюсь, это... эта... démarche меня крайне удивила. Я не ожидала... Мы все ожидали не этого от нашего молодого друга. Видите, я откровенна. Объяснения, полученные от... милого свата вашего,-- она указала на княгиню,-- конечно, говорят многое... Но я удивлена. D′autre part il n′a pas de position. Je crains que votre père ne s′oppose... {С другой стороны препятствий нет. Я боюсь, чтобы ваш отец не был бы против... (фр.).}.

Княгиня вмешалась, быстро заговорила по-французски, видимо, повторяя уже сказанное, насчет "position", говорила о видной и близкой профессуре, еще о чем-то...

-- Главное, чтобы вы не были против, chère, chère comtesse,-- закончила она.-- Я так светло смотрю на этот брак...

-- Alors, vous l′aimez? {Итак, вы его любите? (фр.).} -- сказала торжественно и растроганно графиня, повернувшись к внучке.

Литта опустила глаза. Сквозь сжатые зубы:

-- Oui.

-- Soyez heureuse, petite... {Да.-- Будьте счастливы, милая... (фр.).}.

Притянула Литту на сухую грудь и, неловко прижав ей голову, поцеловала.

-- Soyez heureuse, во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, аминь, да благословит вас Бог. Это человек высокой души. Его надо уметь ценить. Слушайте его. Без страха в его руки вручаю я l′unique enfant de ma pauvre fille... {Единственное дитя моей бедной дочери... (фр.).}.

Графиня скупо прослезилась. Литта перешла в объятия княгини Александры, которая, прикладывая сухие щеки свои к ее лицу, шептала:

-- Aimez le, votre maitre. Aimez le, il en est digne {Любите его, вашего господина. Любите его, он этого заслуживает. (фр.).}.

"Да фу ты, что с ними? Кончать бы!" -- с тоской думала Литта.

-- Grand-mère,-- прошептала как бы в смущении,-- puis-je me retirer? {Бабушка... могу я удалиться? (фр.).}

Графиня отпустила ее величественным жестом.

-- Allez, mon enfant, Господь над вами. Allez. Vous verrez votre fiancé se soir {Ступайте, дитя мое. Ступайте. Сегодня вечером вы увидите вашего жениха, (фр.).}.

Нет. Она все-таки не думала, что так будет тяжело. Первая капля лжи, а ведь ее предстоит целый водопад. Месяцы кривлянья, умолчания, хуже -- притворств. И таких гадких. Тошно, тошно...

Вздор. Не назад же идти. Так надо, так она решила, так будет. Это все малодушие.

Сменцев, значит, приедет вечером? Вот сказать ему о Хованском. А что же Катя? Объявить ей, что выходит замуж за Сменцева? Или нет?

Катю Литта нашла в классной за чаем, за разговором с Гликерией, и успокоившейся, почти веселой.

-- Ну что?-- подняла она голову.-- Можно мне к графине? Как ты советуешь?

Гликерия тихо вышла, тихо притворив дверь.

-- Да какая ты красная. Спорила с бабушкой?

-- Нет, Катя, вот что...

И, наливая себе чай, Литта медленно и спокойно стала убеждать Катерину Павловну совсем успокоиться, мирно сидеть дома, а уж она, Литта, обо всем позаботится. Графиню лучше Кате не видеть пока. Толку не будет. Нынче вечером, когда приедет Сменцев...

-- Ты его увидишь сегодня же? -- вскрикнула обрадованная Катя.

-- Да. Вот и поговорю. Сегодня ведь решилось, он мой жених,-- прибавила она невольно, почти проговорилась.

-- Что? Что?

-- Он мой жених, я выхожу за него замуж.

Катя так и сидела с выпученными глазами. Потом дух перевела.

-- Вот как. Скрытная! Еще, верно, на Стройке влюбились друг в друга?

Литта поморщилась. Начинается. Опять. Однако нечего делать. Все равно Катя узнала бы.

-- Видишь, Катя... Тут все очень сложно. Мы говорили с ним и летом, это правда. Я, верно, еще учиться буду после свадьбы. Может быть, за границу поеду...

Катерина Ивановна не обратила внимания на уклончивость ответа. Уже думала о своем, о том, что это хорошо, Литта, наверно, позаботится о ее деле, сегодня же увидит Сменцева, разузнает, пристанет... На Сменцева Катерина Павловна очень надеялась, хотя сама не знала, почему.

Сразу повеселела.

-- Вечером потелефонируй мне, да? Что он скажет. Или как? Лиля?

Едва успокоила ее Литта, обещав приехать сама завтра утром. Взяла обещание до тех пор ничего не предпринимать.

А когда уехала, наконец, эта бедная тетя Катя,-- Литта села в кресло и неподвижно, опустив руки, как очень, очень усталый человек, просидела до самого обеда. Старалась не думать ни о чем. Силы собирала для предстоящей семейной сцены.

И ничего, справилась.

Были и поцелуи (слава Богу, мало), и благословения в графинином будуаре, бабушкины и отцовские. Потом разговоры длинные.

Роман Иванович держал себя просто, с большим достоинством, несколько даже строго, и Литта была ему за это благодарна. Наедине они не оставались,-- как спросить его о Хованском? А вечер шел к концу.

Свадьбу решили сделать очень скромную,-- графиня сама сказала: "нечего с этим выставляться, не такие времена, чтобы о пирах думать",-- и сейчас после нового года: теперь не успеешь, пост через две недели.

Этого Литта не ожидала, забыла о посте. Два месяца ее муки. С облегчением и почти с нежностью взглянула она на Романа Ивановича, когда он сказал:

-- Мне надо будет отлучиться по делам из Петербурга, на месяц или полтора. Как ни грустно. Дела нуждаются в устройстве.

Слава Богу, хоть не будет этого официального жениховства. И она заспешила:

-- Да, да, я знаю. Конечно, поезжайте. Вы когда, скоро?

-- Думаю недели через две-три. В декабре буду обратно.

-- А наше собрание в четверг? -- начала графиня.

Заговорили о собрании.

Литта тихо встала. Тихо вышла в соседнюю, полуосвещенную гостиную. Глядела в незавешанные окна, голубые от уличных фонарей. И не слышала, как подошел к ней Роман Иванович. Он уже простился с графиней, уходил.

-- Юлитта Николаевна...

-- Постойте. Мне надо вам сказать несколько слов. Нет, нет, не об этом, это уж все решено. Кончено. А вот... Что вы о Хованском знаете? Что за нелепая история? Это ваша Габриэль? И что будет? Что надо делать?

Бледный -- в голубом отсвете окна Роман Иванович казался еще бледнее. Красивые брови его сжались. Но он улыбнулся.

-- Пусть это вас не беспокоит. Передайте Катерине Павловне, что все устроится через несколько дней. Вам я скажу больше: да, это Габриэль,-- из чистого идиотства и легкомыслия. Но она обезврежена, и самой ей ничего не грозит. Я ее отправил в Лондон с верным человеком и в верные руки. Не скоро выберется оттуда.

-- Но... как же это?

-- Устроилось. Жаль, надо бы неделей раньше... Алексей был бы цел.

-- А теперь? И какие это бумажки? Серьезные? Прокламации?

-- Я сам не ожидал. К счастью, Габриэль мало знает, и если попалось ей что-нибудь, то случайно. Это она за свой страх возилась с Алексеем... И на чужой счет,-- прибавил он зло.-- Ну, могло и хуже выйти.

-- Но... какие же это были прокламации?

Роман Иванович помолчал.

-- К сожалению, если я верно успел узнать, нехорошие. Насчет войск и присяги... Ну, это потом, все равно... Так, видите ли, может кончиться высылкой Алексея. Больше ничем.

-- Ах, Боже мой!

-- Оставьте. Хуже могло быть. А это ничего. Катерину Павловну успокойте, главное,-- пусть сидит смирно. Устроится. До завтра, милая... Юлитта Николаевна.

Почтительно нагнулся, взял ее руку и поцеловал.

Сделал это так просто. Так естественно и твердо. Что же? Ведь он "жених". Он и завтра придет. И послезавтра. И опять руку поцелует.

Он пришел и завтра, и послезавтра, и много дней подряд приходил. Наедине с Литтой он был совершенно так же почтителен и строг, как при других. Со строгой нежностью целовал ей руку -- Литта привыкла, ведь так надо.

Иногда они долго беседовали в гостиной, в уголке, и на графинин взгляд казались очень нормальными, приличными женихом и невестой.

На собрание Литта не пришла: сказалась больной, с молчаливого согласия Романа Ивановича.

-- Графиня была весьма недовольна вашим отсутствием,-- передавал Литте Сменцев на другой день вечером, когда они сидели вдвоем в гостиной против двери графининого маленького салона.-- И знаете, лучше в следующий раз не пропускайте. Стоит ли? Чрезмерная у вас нервность. Не ожидал. Явление любопытное и крайне поучительное. Его надо понимать.

Литте сделалось стыдно.

-- А что было?

-- Этого не расскажешь. Ну, Федька явился. За ним телохранитель в синей блузе до пят, босой и с жезлом. Федька был не в ударе, все о вас спрашивал и скоро уехал.

-- Вот видите. Это опять бы целоваться полез. Не могу я...

Роман Иванович усмехнулся, пожал плечами.

-- И нервность и брезгливость. Однако вы барышня, Юлитта Николаевна. С добрым чувством советую: следите за собой.

Так много было в словах его снисходительной насмешливости, что Литта вспыхнула и рассердилась. Не на него -- на себя. Ведь он прав. Захотелось сказать, как дети говорят: "да, да, не буду больше". Но пролепетала:

-- Пусть барышня. Что вам за дело?

А он опять пристыдил ее:

-- Не капризничайте. Мечтаете о серьезных делах, а сами ребячитесь. Мне... очень жаль.

Помолчали. Глядя на покрасневшее лицо девушки, на ее дрожащие, опущенные ресницы, Сменцев думал, что попал верно, что она сейчас его, а не себя считает правее, что его замечание, его суд -- ей важны, она уже считается с ним. Да, но опасно перетянуть струну.

-- Юлитта Николаевна,-- сказал он как ни в чем не бывало.-- А дела-то наши выясняются. Сегодня за верное узнал...

-- Какие дела?

-- Алексеевы. Недели полторы еще посидит, а затем самым тихим манером его вышлют... не бойтесь, только за границу, без шума. Что за беда, человек состоятельный. В свое время вернут. Вы предупредите Катерину Павловну заранее. Наверно, с ним поедет.

-- Господи! Да как возможно? Из-за такого вздора.

-- Это на чей глаз. Времена теперь, сами вы знаете, тугие. А та бумажка, которую у него нашли, острее других. Да хотите взглянуть? Я вам ее принес.

Литта вспыхнула от любопытства и удовольствия.

-- Здесь нельзя,-- прошептала она, взглянула на раскрытую дверь в маленький салон; там графиня восседала за рабочим столиком, а насупротив (только что явился) сидел старый, молчаливый генерал -- из благочестивых.

-- Нельзя; бабушка -- она зоркая. Начнутся расспросы. Лучше после, когда будете уходить, передайте мне.

Роман Иванович улыбнулся, хмуря брови.

-- Нет, я вам не оставлю. Не оттого, что боюсь обыска у графини,-- прибавил он шутливо и ласково.-- А мне эти штучки сегодня же понадобятся. Вам показать очень хотел.

-- Ну, тогда дайте.

И Литта решительно встала.

Он протянул ей несколько сложенных вдвое листков. Отойдя с ними к лампе, Литта принялась за чтение.

Сменцев оглянулся на дверь салона: графиня была занята своей broderie {вышивкой (фр.).} и генералом, не смотрела в их сторону. Тихо встал Роман Иванович и пересел на другой стул, ближе: всматривался внимательно в серьезное лицо девушки. Она, читая, по-детски шевелила губами,-- ему это понравилось.

"Сейчас, наверно, примеряет к своему Михаилу,-- подумал Сменцев,-- что бы он сказал, как бы ему понравилось?"

Это были, действительно, листки, из-за которых пострадал Алексей. Роман Иванович считал их удавшимися, но не хотел спешить, велел отпечатать как можно меньше. В Париж думал пока свезти, да вот Литте показать. Очевидно, Любовь Антоновна не усмотрела, и несколько экземпляров попало к Габриэль. Не может до сих пор Сменцев без холодного бешенства вспомнить о Габриэль. Экая дура! Почте доверила. Ну, теперь все экземпляры у него. В свое время можно, кое-что изменив, перепечатать.

-- Вот, возьмите,-- сказала Литта, протягивая бумажки назад Роману Ивановичу.

Лицо у нее зарумянилось и глаза блестели.

-- Я не знаю, мне очень нравится. Очень. Это вы сделали?

Роман Иванович уклончиво пожал плечами.

-- База историческая. Не читали знаменитый "Катехизис" декабриста Муравьева для солдат? В этой же форме написано, и содержание приблизительно то же, только менее идеально. У нас есть и вариант, еще суженный и совсем конкретный. Сейчас не захватил.

-- Хорошо, что присягу не отрицаете, а громадное значение ей даете и совсем другое содержание,-- задумчиво проговорила Литта.-- Помню, Флоризель мне сказал...

-- Что сказал?

-- Нет, ничего, так, о солдатах тоже. Молодые ведь мужики они, и присяга для них, для большинства, первое важное переживание. Они о ней долго еще думают. Первое -- как это?-- ощущение важности слова. Для многих -- религия тут своя завязана.

-- Ну, конечно. Крепкий узел... завязан. И нитей не надо рвать, а затягивать другим узлом,-- свободы.

-- Мне хотелось бы иметь эти листки...

-- Нельзя. Потом. Это ведь не шутки, Юлитта Николаевна.

Помолчал и прибавил,-- совсем тихо:

-- У меня есть верная оказия. Хотите Ржевскому написать?

Литта встрепенулась.

-- Ах, да... Можно?

-- Покороче. И самое необходимое. О... о планах ваших, ближайших, будете упоминать?

-- Не знаю... Нет, не буду,-- решительно сказала она.-- Не буду, не стоит, ведь уж недолго, и лучше я сама... Правда?

Графиня позвала их из маленького салона.

-- Конечно,-- сказал Роман Иванович, вставая.-- Дня через два приготовьте письмо. А Катерину Павловну завтра же предупредите.

Литта хотела было спросить его еще о многом: и о том, что Флорентий, и куда и когда "по делам" уезжает сам Роман Иванович... но не спросила, не посмела. Она боролась упрямо с нарождающимся вниманием, интересом к тому, что он делает, боролась во имя сохранения своей позиции: верит настолько, что принимает от него услугу -- и конец. Услуга важная, она связывает, но... когда-нибудь, чем-нибудь Литта надеется отплатить. Отказаться ведь все равно нельзя. Выхода нет иного.

Лежа в постели, в этот вечер Литта еще раз продумала свое положение -- совсем объективно, как ей казалось.

Письмо, привезенное Флорентием (передал Сменцев), не смутило ее. Только улыбнулась на слова: "Что это за Сменцев? Влюблен в тебя?"

Не влюблен,-- это знает Литта твердо, почувствовала бы давно. Услугу оказывает ради Михаила: Михаил ему нужен, разве он скрывает?

Все понятно. Правда, сам Сменцев не вполне понятен, и до сих пор чувствует она себя при нем так странно... иногда; но не все ли равно в конце концов,-- какое ей дело?

Довольно, довольно. Через два-три месяца -- свобода, и все будет хорошо. Вместе с Михаилом подумают они и о Сменцеве, и об его деле...

А свободу она должна добыть сама, помимо Михаила. На свой страх.

Листки хорошие... Понравились бы Михаилу. Отчего Флоризель не свез?

Хорошие... Все люди тоже хорошие. И Флоризель... И все...

Литта заснула.

Глава двадцать четвертая. "OUI"

---

Оглавление: • Глава первая. В БУРЕ И ГРОЗЕ • Глава вторая. СТРОЙКА • Глава третья. К ЖЕНИХУ-БОГОМОЛЬЦУ • Глава четвертая. ВРАГ ИЛИ ДРУГ? • Глава пятая. МУДРЫЙ ОБМАН • Глава шестая. МУЖИЧИЙ УНИВЕРСИТЕТ • Глава седьмая. МУЖИЧИЙ БАЛ • Глава восьмая. ОТЕЦ ВАРСИС • Глава девятая. ДОБРЫЙ СТАРИЧОК • Глава десятая. ЧИСТЫЙ • Глава одиннадцатая. ЛЮБОВЬ -- ЗЛА • Глава двенадцатая. БРАТ • Глава тринадцатая. ПРЕДЛОЖЕНИЕ • Глава четырнадцатая. ХУТОР ПЧЕЛИНЫЙ • Глава пятнадцатая. ТАМ И ЗДЕСЬ • Глава шестнадцатая. РАЗНЫЕ БУМАЖКИ • Глава семнадцатая. СТАРИКИ • Глава восемнадцатая. ДАЧА С БАШНЕЙ • Глава девятнадцатая. CALVAIRE {Распятие (фр.).} • Глава двадцатая. ВВЫСЬ • Глава двадцать первая. БЛАЖЕННЫЙ БАЛАГАН • Глава двадцать вторая. СПЕШКА • Глава двадцать третья. ДЕВСТВЕННИКИ • Глава двадцать четвертая. "OUI" • Глава двадцать пятая. КРЕПКИЕ ЛЮДИ • Глава двадцать шестая. "ПОСТРАДАВШИЕ" • Глава двадцать седьмая. СВИДАНИЕ • Глава двадцать восьмая. БАРОН • Глава двадцать девятая. ДВА МОНАРХА • Глава тридцатая. ПЕРЕД СВАДЬБОЙ • Глава тридцать первая. "ОТ КАМЕНИ ЧЕСТНА" • Глава тридцать вторая. ДО ДНА • Глава тридцать третья. ПРОГРЕСС И ЭКСЦЕСС • Глава тридцать четвертая. ЕДИНАЯ ВЛАСТЬ • Глава тридцать пятая. ПОТОМ СКАЖУ • Глава тридцать шестая. ВМЕСТЕ • Глава тридцать седьмая. ЧЕРТ • Глава тридцать восьмая. НАЧАЛО НОВОГО • Глава тридцать девятая. ЗОЛОТЫЕ ЦВЕТЫ • ПРИМЕЧАНИЯ