![]() |
![]() |
||
![]() |
|||
Зинаида Николаевна Гиппиус. Роман-царевич • Все авторы -> Зинаида Николаевна Гиппиус. Зинаида Николаевна Гиппиус. Роман-царевич Глава девятая. ДОБРЫЙ СТАРИЧОК В Петербурге есть у Романа Ивановича постоянная квартирка. В новом доме, громадном, выстроенном по всем правилам гигиены. Дом в переулке, недалеко от того, непохожего на Невский проспект, Невского, что тянется от Николаевского вокзала до самой Лавры. Квартиры в доме все мелкие. У Романа Ивановича две комнатки, но чистые, белые, свежие и как стеклышко светлые. Мебели почти нет. Прислуги Роман Иванович не держит. У него, кажется, никогда в жизни прислуги не было, ему и представить трудно, как это он приказывал бы, а другой исполнял бы его приказания -- за деньги. Мало кто знал о существовании этой квартиры Сменцева. Так спокойнее. Адреса, для самых необходимых писем, он давал разные, чаще всего на Любовь Антоновну, учительницу, что живет вместе с Габриэлью. Нынче, так как Любовь Антоновна уезжала в экскурсию (уж вернуться должна), он и просил Габриэль сохранять его письма; и, хотя сказал, что будет гостить у Хованского, пересылать туда письма не позволил. А Габриэль вон какую штуку выкинула. Пустая девчонка. Жаль: усердная и с огоньком. Приехав из Луги, от Варсиса, Роман Иванович отправился домой. Только два дела еще предстоит: предупредить Любовь Антоновну насчет приезда Варсиса, а затем побывать у милого друга, Власа Флорентьевича. Ну, а после -- Сменцев хорошенько отдохнет, дома, в полном одиночестве. Торопиться некуда. Раньше недели-двух он к Хованским не вернется, и Габриэль оттуда не выпустит. На другой день, часов около двенадцати, Роман Иванович отправился за Невскую заставу. Пока добрался... Во дворе, чистенько огороженном, солнечно и уютно. Береза кудрявая, куры бродят. Любовь Антоновна увидала его в окно. -- Здравствуйте. А я вчера только вернулась. Высокая, угловатая девушка в белой кофточке, синей юбке. Молодая, но немного старообразная. Бледное лицо, серьезное и приятное. Волосы гладко зачесаны за уши, губы сжаты. -- Габриэль куда-то пропала. Оставила мне сумасшедшую записку, ничего не пойму,-- сказала Любовь Антоновна Сменцеву, когда они уже сидели в светленькой комнате ее за чайным столом. Сменцев в коротких словах рассказал о Габриэли. Любовь Антоновна молча пожала плечами. Она вообще была не говорлива и не тороплива. Молча слушала она Романа Ивановича и дальше, когда он говорил о Варсисе. Внимательно глядела серыми, немного выпуклыми глазами. В конце концов решили, что Любовь Антоновна теперь только примет листки и сама немного приглядится к Варсису. О листках позаботится. Экземпляров триста можно будет изготовить, а то и побольше. Осенью, может быть, о. Варсис и лично понадобится. Даже наверно. -- Смотрите, Любовь Антоновна, только бы не преждевременно. -- Нет, я рассчитаю. За кого только я лично смогу поручиться, тех и допущу,-- ответила она своим ровно-неторопливым голосом. Разговор не затянулся. Кончили хорошо и быстро. Теперь домой, переодеться -- и к Власушке. Застанешь ли еще его? На даче, пожалуй, торчит. В прекрасно сшитом пальто, в дорогой, мягкой шляпе и высоких воротничках -- Романа Ивановича не узнать. Он кажется старше, но и красивее. И еще кажется, что он в этих воротничках и родился, что только они, а отнюдь не синяя рубаха какая-нибудь,-- его настоящее одеяние. Как удивилась бы Литта. Ей, не видавшей его иначе, как в синей косоворотке, часто думалось, что никакая другая одежда к нему не шла бы; недаром все эти Петеньки да Федоры-кузнецы ему как свои. В Ковенском переулке -- низенький дом-особняк. Красивый, темный, уютный,-- такие в Москве бывают, а в Петербурге редки. -- Спиридон, как живешь? -- окликнул Роман Иванович представительного старика, входя в громадную, чуть ли не двусветную швейцарскую. Тот встрепенулся. -- Слава Богу, Роман Иванович. С приездом честь имею. -- Что Влас Флорентьич? -- Никак отдыхают. Откушали недавно. -- Вот отлично. Здесь, значит? -- Вчерашний день из Петергофа. До завтрева, кажись. Роман Иванович уже быстро снимал пальто. -- Отлично, отлично. Не докладывай, не надо. Ведь никого у них нет? Где, говоришь? Во втором кабинете, что в сад выходит? Знаю, пройду. Легко взбежал на лестницу. Прошел одну большую залу, другую, третью... Холодновато, мебель в чехлах, люстры под кисеей... Какие хоромы! Вот комната вся деревянной мозаики, вот биллиардная,-- с ее стен смотрит ряд старинных портретов... А направо концертный зал: в полуоткрытую дверь тускло поблескивают трубки высокого оркестриона. Вот и первый кабинет хозяина, строгий, темный,-- деловой. Не любит его Влас Флорентьич. Особенно не любит он принимать тут каких-нибудь важных персон, оборони Бог, ученых, профессоров... плохо с этими себя чувствовал. Что ж, что миллионер и миллионы своим собственным умом нажил; что ж, что чуть не самый крупный русский издатель и газета его Земля Русская в сотнях тысяч экземпляров расходится; он все-таки мужичок, ум у него коренной, природный и хоть всеми делами самолично заправляет,-- а при каком-нибудь сверхкультурном журналисте, вроде Звягинцева, или напыщенном профессоре -- у него всегда может вырваться неловкое словцо. Они в нем заискивают, и не из-за денег одних, а чувствуя тоже, что в самом журнальном да издательском деле он чище их понимает; однако при каком-нибудь неудачном словце Власа Флорентьича не преминут усмехнуться в усы и запомнят. И Влас Флорентьич избегает лично таких приемов. Есть у него на то другие люди, специально нанятые, да и два зятя, оба магистры, к редакции приспособлены. Ну, а во всем прочем -- иное дело: во всем прочем хозяйский глаз и хозяйская рука. Второй кабинет проще, уютнее и меньше. У широкого окна в сад, в удобном, стареньком кресле, отдыхает Влас Флорентьич. -- Кто это? Что надо? Ты, Василий? Да кто там, Господи Иисусе! Привстал на кресле. Небольшой, крепкий, кряжистый, с седоватой бородой,-- приятный старичок. -- Это я, Власушка, не узнал? -- с лаской проговорил Сменцев, подходя. -- Да неужто же ты, Роман Иваныч? Откудова, скажи на милость? Ну, здравствуй, здравствуй. Вот негаданно обрадовал-то! Поцеловались. Старик, действительно, рад был. Глядел, улыбаясь, гостю в лицо. Потом вдруг, точно вспомнил что-то, оглянулся пугливо на дверь, закрыта ли, и зашептал: -- Тебя видел кто? Кто пропускал? -- Спиридон видел. Да что ты, Власушка? Ведь у тебя и дом-то пустой. А люди разве не знают, что мы знакомы, приятели? И не такой я страшный или зазорный человек, чтоб тебе от всех сплошь меня хоронить. -- Да я так, спросонков... Сам не любишь на людях. Постой, ты скажи, может случилось что? -- Спросонков, Власушка, вижу... Или уж к старости пуганой вороной становишься. Ничего не случилось. Угомонись. Старик вздохнул, потом тихонько засмеялся. -- И рад-то тебе всякий раз, а что правда, то правда: трусу праздную. Дел твоих не знаю, одно знаю: худых не будешь делать и кашу большую заварить можешь. Ты ведь не простой, ты у нас Иван-царевич,-- Роман-царевич. А только стар я в новое чего впутываться, мне бы что есть дохранить. Пусть любовь моя, помощь да благословение пребудут в тайности. -- Эх ты, Власушка, старец Божий! -- весело усмехнулся Роман Иванович.-- Я ли твои тайности не уважал. В дом к тебе в гости не хожу, в газете твоей не пишу... Хотя отчего бы?-- прищурился он, поддразнивая.-- Я ведь мастер... Ежели на цензуру не глядеть, остро можно... Под псевдонимом, а? Влас Флорентьич замахал руками в ужасе. -- Чего ты, чего ты! Под каким псевдонимом тебя скроешь? Да после не расхлебать, коли что. Голубчик, ты и не мни. Такие времена теперь... А я ли тебя не люблю? Флорешку тебе моего отдал, сам благословил, он человек молодой, пусть ищет, где глубже, ты на худое не поведешь. А я уж свое отжил, меня не пугай, ради Христа самого. -- Да пошутил я, папенька. На что мне твоя газета? А за любовь и за Флорентия спасибо. -- Как он у тебя?-- с интересом спросил старик.-- Пригождается? Ученый парень, только все мнилось мне -- с какой-то он с придурью. -- С придурью! Коли чего папенька в сынке не понимает, то и придурь? Нет, он славный мальчик, тонкий, я им доволен. Влас Флорентьич опять вздохнул. -- Тонкий. Вот где тонко, там и рвется. Да уж будь, что будет. Пущай его. Вам с ним виднее. Помолчали. В комнате с прикрытыми занавесями окнами сильно темнело. -- Угостить бы тебя чем, Роман? -- встрепенулся старик.-- Вина может, ликеров... Я велю Василию, в минуту. -- Нет, не надо, поздно,-- отозвался Сменцев.-- А вот что: денег ты дай. -- Будет ли у меня? Поглядеть надо. Ведь много, чай, опять возьмешь? -- Не очень. Чека не станешь давать? -- Нет, нет, что чек. Лучше я тебе наличными, из рук в руки. Меж четырех глаз. Коли не хватит -- скажи, когда опять придешь? приготовлю. -- Ладно. Пока дай тысячи две. -- Две? Ну, это найдется. Вчера тут лежало... Влас Флорентьич достал откуда-то ключи и пошел в угол к темному шкапу. -- Электричество поверни. Вон хоть там, у двери. Дверь-то заперта? Комната осветилась мягким, неярким светом. -- Я ведь не на дела твои даю, я их, дел этих, и знать не знаю,-- говорил Влас Флорентьич, возясь у шкапа.-- Я тебе даю, лично. Тебе ведь взять неоткуда. Тетенькино-то наследство мужикам роздал, как это у вас там идейно полагается. -- Конечно, конечно, мне даете,-- смеялся Роман Иванович.-- Уж это все давно решено и подписано. Мне разве пить-есть не нужно. Одеться тоже... Вот осенью думаю за границу поехать. Ну, до тех пор свидимся. Влас Флорентьич аккуратно запер шкап и повернулся к гостю. -- За границу? -- Да, в Париж. Славный город. Недаром говорится: заедешь -- угоришь. -- В Париж? -- Ну да, ведь сказал же. Что, мне туда поехать -- покутить, что ли, нельзя? Старик остро и умно глядел на него из-под седеющих бровей. Глядел и Сменцев; глаза его откровенно смеялись. Улыбнулся и Влас. -- Кто говорит. Пути соколу ясному не заказаны. Вот тебе, пока. Хочешь считай, хочешь нет. Пачки считанные. Опустил глаза и, вздохнув, прибавил прежним тоном: -- Вот и Флореша частенько, пришли ему, да пришли. Мне не жалко, что ж, дело его молодое. -- Я знаю, Власушка, ты на лодырничанье не скупишься. Умница ты у меня, старичок. И он ласково похлопал его по плечу. -- Что ж вина-то не выпьешь? -- Нет, милый, я уж пойду. К тебе еще кто бы не пожаловал. Ведь знают же, что ты в городе. -- И то,-- заволновался Влас Флорентьич.-- Весьма даже возможно. Да я сам лучше поеду. В типографии человека надо повидать. -- Вот видишь. Прощай же, голубчик. Спасибо тебе. -- Не на чем. Мы што, люди -- люди, а ты ведь Иван-царевич. Прощай, Романушка; Христос с тобой, благослови тебя Матерь Божия. В дверях Сменцев обернулся. -- Ах, старик, старик. Ведь, вот иной раз думаешь: типография у него своя, народ известный, как бы подчас удобно это. А жалеешь тебя и соблазну ни-ни, не поддаешься. -- Что типография? Ну что еще типография?-- торопливо отозвался Влас Флорентьич.-- Свинчаток этих, что ли, нет? Эка! На наличные-то, друг, свинцу сколько хочешь закупить можно... -- И то правда... Не совсем на одно выходит, ну да уж Бог с тобой. Хороший ты старик. Прощай, лихом не помянешь. Глава девятая. ДОБРЫЙ СТАРИЧОК Оглавление: • Глава первая. В БУРЕ И ГРОЗЕ • Глава вторая. СТРОЙКА • Глава третья. К ЖЕНИХУ-БОГОМОЛЬЦУ • Глава четвертая. ВРАГ ИЛИ ДРУГ? • Глава пятая. МУДРЫЙ ОБМАН • Глава шестая. МУЖИЧИЙ УНИВЕРСИТЕТ • Глава седьмая. МУЖИЧИЙ БАЛ • Глава восьмая. ОТЕЦ ВАРСИС • Глава девятая. ДОБРЫЙ СТАРИЧОК • Глава десятая. ЧИСТЫЙ • Глава одиннадцатая. ЛЮБОВЬ -- ЗЛА • Глава двенадцатая. БРАТ • Глава тринадцатая. ПРЕДЛОЖЕНИЕ • Глава четырнадцатая. ХУТОР ПЧЕЛИНЫЙ • Глава пятнадцатая. ТАМ И ЗДЕСЬ • Глава шестнадцатая. РАЗНЫЕ БУМАЖКИ • Глава семнадцатая. СТАРИКИ • Глава восемнадцатая. ДАЧА С БАШНЕЙ • Глава девятнадцатая. CALVAIRE {Распятие (фр.).} • Глава двадцатая. ВВЫСЬ • Глава двадцать первая. БЛАЖЕННЫЙ БАЛАГАН • Глава двадцать вторая. СПЕШКА • Глава двадцать третья. ДЕВСТВЕННИКИ • Глава двадцать четвертая. "OUI" • Глава двадцать пятая. КРЕПКИЕ ЛЮДИ • Глава двадцать шестая. "ПОСТРАДАВШИЕ" • Глава двадцать седьмая. СВИДАНИЕ • Глава двадцать восьмая. БАРОН • Глава двадцать девятая. ДВА МОНАРХА • Глава тридцатая. ПЕРЕД СВАДЬБОЙ • Глава тридцать первая. "ОТ КАМЕНИ ЧЕСТНА" • Глава тридцать вторая. ДО ДНА • Глава тридцать третья. ПРОГРЕСС И ЭКСЦЕСС • Глава тридцать четвертая. ЕДИНАЯ ВЛАСТЬ • Глава тридцать пятая. ПОТОМ СКАЖУ • Глава тридцать шестая. ВМЕСТЕ • Глава тридцать седьмая. ЧЕРТ • Глава тридцать восьмая. НАЧАЛО НОВОГО • Глава тридцать девятая. ЗОЛОТЫЕ ЦВЕТЫ • ПРИМЕЧАНИЯ Не пропустите: • Зинаида Николаевна Гиппиус. Яблони цветут (рассказ) • Зинаида Николаевна Гиппиус. Мисс Май (рассказ) • Зинаида Николаевна Гиппиус. Зеркала (повесть) • Зинаида Николаевна Гиппиус. Живые и мертвые (рассказ) • Зинаида Николаевна Гиппиус. Святая плоть (рассказ) Ссылка на эту страницу: |
|
||
©Кроссворд-Кафе 2002-2024 |
dilet@narod.ru |