Долгое время имя этого человека было за семью замками. Лишь в 1988 году после успешного полета космического корабля «Буран» весь мир узнал имя главного конструктора корабля Глеба Лозино-Лозинского. Но многие проекты этого выдающегося человека по-прежнему находятся под грифом секретности.

Недавний взрыв метеорита над Челябинском вызвал волну догадок и предположений. В том числе распространилась версия, будто этот болид имел искусственное происхождение. В связи с этим вспомнили, как в 80-х годах прошлого века метеориты массой около тонны каждый регулярно пролетали над Европой и с завидным постоянством падали в Черное море.

Тайну этих метеоритов в 1989 году раскрыл американский журнал Scientific American: «Еще одним добавлением к советскому комплексу космических средств является небольшой космический самолет многоразового использования. Советские официальные лица еще не признали тот факт, что у СССР есть такой самолет. Однако его существование было обнаружено несколько лет назад, когда был сделан снимок модели космического самолета, выполненной в уменьшенном масштабе». 17 мая в газете «Советская Россия» замминистра обороны СССР генерал Шабанов вынужден был признать: «Для отработки многоразового орбитального космического корабля «Буран» было произведено четыре пуска его моделей-аналогов, на которых отрабатывались элементы теплозащиты и систем управления».

Шабанов сказал не всю правду. Аппараты БОР (беспилотный орбитальный ракетоплан) четвертой серии были аналогами вовсе не «Бурана», а боевого орбитального самолета «Спираль». Главным конструктором этой системы был Глеб Лозино-Лозинский.

Любитель портвейна «777»

Глеб Евгеньевич Лозино-Лозинский родился в Киеве 25 декабря 1909 года. Его отец был присяжным поверенным и вроде бы происходил из столбовых дворян, хотя в этом есть некоторые сомнения. Так, в свидетельстве об окончании Глебом Кременчугской профтехшколы его фамилия записана иначе: Лозина-Лозинский. Во всяком случае, как вспоминал конструктор, «никто не интересовался моим дворянским происхождением. Даже в 30-е годы я не испытывал с этим никаких трудностей».

В 1924 году Глеб поступил учиться в профтехшколу, где получил специальность слесаря, а через два года отец определил его в Харьковский механико-машиностроительный институт. После окончания института Лозино-Лозинский работал на турбогенераторном заводе, участвуя в проектировании первой отечественной паровой турбины большой мощности. В начале 30-х годов его пригласили работать в Харьковский авиационный институт, где в ту пору создавалась паросиловая установка мощностью 3000 лошадиных сил для бомбардировщика ТБ-4. Глеб был настолько поглощен работой, что ни на что другое у него не было времени. «В Харькове, — вспоминал он, — я видел, как люди на улице падали и умирали от истощения, — в 1933 году на Украине был голод. Я же верил официальным сообщениям и думал, что эти люди голодали потому, что, не желая помочь государству, зарывали хлеб в землю. Вот такая глупая мысль была в моей голове».

В феврале 1941 года Глеб перебрался в Киев, устроившись работать на авиазавод. «3 июля, — рассказывал он, — мне сообщили, что всех сотрудников завода будут эвакуировать. И предупредили: не берите с собой много вещей, оставьте их, мы позаботимся, чтобы ничего не пропало. И Лозино-Лозинский, дурень дурнем, так и сделал. Хорошо еще, что моя жена кое-что все же захватила с собой». Авиазавод был эвакуирован в Куйбышев. В каких условиях Лозино-Лозинскому приходилось работать, остается только гадать, но известно, что в годы войны от цинги он потерял почти все зубы.

В феврале 1942 года способного энергичного инженера пригласили работать в КБ Артема Микояна и вместе с другими сотрудниками отправили в Москву. «Ехали мы, — с улыбкой вспоминал Лозино-Лозинский, — в товарных вагонах. Меня назначили главным по раздаче хлеба и как морально устойчивому предоставили место между мужскими и женскими рядами».

У Микояна начинающий конструктор занялся разработкой реактивных газотурбинных двигателей. «В те годы, — рассказывал Лозино-Лозинский, — я отвечал за силовые установки всех микояновских самолетов. Помню, как в Крыму, на одной из правительственных дач, я, держа в руках модель МиГ-23, докладывал об этом самолете. Передо мной сидел Брежнев, рядом с ним Косыгин. Я чувствовал, что Косыгин лучше других понимает меня, и поэтому старался объяснять все так, чтобы он не утратил интереса к моим словам. Мне нужно было получить благословение на эту работу, и я его получил. Потом нас пригласили на ужин и угостили фруктами. Но до чего же никудышными были эти фрукты, твердые, невкусные». Видимо, фрукты на самом деле были никудышными, так как Глеб Евгеньевич со времен войны был очень непритязательным в еде. Его обычный завтрак составляли манная каша, чай и яблоко. Одевался он также очень скромно. Любимым напитком конструктора, как вспоминала его дочь, был портвейн марки «777» — его покупали на праздники, а из закусок он предпочитал селедку.

К 1965 году Лозино-Лозинский был осыпан наградами, к которым относился с явным пренебрежением. Достаточно сказать, что он стал лауреатом трех премий — Ленинской и двух государственных. Казалось, еще немного, и можно было думать о заслуженном отдыхе. Но именно в этом году произошло событие, круто изменившее судьбу конструктора. «Меня пригласил к себе Артем Иванович Микоян, — вспоминал Лозино-Лозинский, — и сказал, что нашему КБ поручено создать многоразовый самолет, который выводился бы в космос, стартуя с самолета-разгонщика. «Думаю назначить тебя главным конструктором, — сказал Микоян. — Ну как, возьмешься за такую работу?» Разумеется, я не мог от этого отказаться».

«Фантазиями мы заниматься не будем!»

Еще в 1921 году инженер Фридрих Цандер представил проект космического корабля, который спускался бы на Землю и другие планеты, подобно обычному самолету. Идею Цандера подхватил Э. Зенгер. В начале 40-х годов он работал над проектом сверхдальнего орбитального бомбардировщика. Взлетая на «спине» гиперзвукового разгонщика, он на скорости 1,6 тыс. км/ч должен был отделиться, продолжить разгон до 21,6 тыс. км/ч и подняться до высоты 200 км. Близ цели нырнуть до высоты 90 км, сбросить бомбы и вновь уйти ввысь, совершить кругосветный перелет и спланировать на свой аэродром. Этот проект так и остался на бумаге, но идея не давала конструкторам покоя. В СССР созданием орбитального самолета занимались такие выдающиеся конструкторы, как Цыбин, Королев, Мясищев, Челомей, Туполев, однако проблема была настолько сложной, что все разработки не продвинулись дальше эскизных проектов.

В то же время США в 1954 году начали программу испытаний крылатого гиперзвукового ракетоплана Х-15, который должен был стартовать из-под крыла бомбардировщика В-52. В августе 1963 года американцы заявили, что Х-15 достиг скорости, в 6,7 раза превышающей скорость звука, и высоты 107,9 км, то есть вышел в космос. Вслед за этим ВВС США начали разработку военного космического ракетоплана в рамках проекта Dyna soar (от Dynamic soaring — «динамичный взлет»). Новый ракетоплан, получивший название X-20, планировалось вооружить управляемыми ракетами классов «космос-космос», «космос-воздух» и «космос-земля».

КБ Микояна и лично Лозино-Лозинскому было поручено сорвать планы американской военщины. Разработанная в ЦНИИ-300 концепция советской авиакосмической системы «Спираль» предполагала, что она будет состоять из двух частей: 52-тонного гиперзвукового самолета-разгонщика, получившего индекс «50-50», и расположенного на нем 8,8-тонного пилотируемого орбитального самолета (индекс «50») с 54-тонным двухступенчатым ракетным ускорителем. Разгонщик должен был на высоте 28 — 30 км разогнать орбитальный самолет до гиперзвуковой скорости (6 скоростей звука), а затем вернуться на аэродром. В свою очередь, орбитальный самолет с помощью ракетного ускорителя должен был выйти на рабочую орбиту. Все просто и понятно. Но разве в СССР был самолет, который разгонялся до гиперзвуковой скорости? Нет, но ОКБ-165 Архипа Люльки было поручено разработать двигатель для этого самолета. Ну, допустим, запустили орбитальный самолет в космос, а как он сможет вернуться на землю в облаке пылающей плазмы?

Глеб Евгеньевич с энтузиазмом взялся за работу, вникая во все тонкости поставленной задачи. Его сотрудники вспоминали: «Общаясь с Лозино-Лозинским, мы не могли отделаться от мысли, что имеем дело со своеобразной вычислительной машиной, имеющей к тому же органы чувств. Это уникальное явление природы и техники нами до конца не разгадано. И дело тут не только в могучем интеллекте, уникальной памяти и умении мыслить. Хорошо зная людей, он ловил нас на отводе взгляда, на дрожи в голосе и безошибочно выходил в разговоре на самое больное место. Похоже, что он чувствовал это и своеобразно развлекался, решая за начальников отделов и бригад их, казалось бы, неразрешимые вопросы».

За пять лет была разработана конструкция самолета-разгонщика, который выглядел так, как летательные аппараты в «Звездных войнах», между тем как этот фильм был снят гораздо позже. Еще более оригинальный облик имел орбитальный самолет, который за вздернутый нос прозвали «лаптем». Такая геометрия носовой части существенно снижала нагрев остальной части корпуса при входе в атмосферу. Но вот с двигателем для самолета-разгонщика дело затянулось. Ко всему прочему широко разрекламированный американский проект Dyna soar тихо умер, так что у некоторых экспертов появились сомнения в том, действительно ли Х-15 летал так высоко и так быстро. Так как угроза миновала, проект «Спираль» решили закрыть. В 1970 году министр обороны А. Гречко, ознакомившись с проектом, объявил: «Фантазиями мы заниматься не будем!»

Дураки ли американцы?

В 1971 году Лозино-Лозинский был назначен главным конструктором самолета-перехватчика МиГ-31, за что через четыре года получил Звезду Героя Социалистического Труда. Он продолжал напряженно работать над МиГ-29, когда его вновь ориентировали на аэрокосмическую тематику. В 1976 году Лозино-Лозинскому, назначенному генеральным конструктором НПО «Молния», и генеральному конструктору сверхтяжелой ракеты-носителя «Энергия» Валентину Глушко было поручено осуществление проекта «Энергия-Буран». Заместитель Лозино-Лозинского Л. Воинов рассказывал: «Мы предложили свой давний проект «Спираль». Но нам сказали: «А американцы-то идут другим путем. А они что, дураки? Нет, они умные».

Широко распространено мнение, будто Лозино-Лозинский всего лишь скопировал американский космический челнок, но даже если это так, то в отечественной ракетно-космической технике не было аналогов, по сложности равных кораблю «Буран». Эта работа потребовала от Глеба Евгеньевича фантастической работоспособности и железной воли. Его сотрудники до сих пор вспоминают разносы генерального конструктора, от которых умудренные опытом мужи падали в обморок.

Но, видимо, Лозино-Лозинский понимал, что «Бурану» уготована нелегкая судьба, а потому параллельно, как он выразился, «не совсем даже законными методами», завершал работу над проектом «Спираль». Именно с этой целью он и произвел с помощью двухступенчатой ракеты «Космос-3М» несколько запусков на околоземную орбиту аппаратов БОР-4, которые представляли собой вдвое уменьшенную копию орбитального самолета «Спираль».

Первые два аппарата приводнились в Индийском океане, где австралийцы успели их сфотографировать. Поэтому новым местом посадки выбрали Черное море. По официальным данным, в черноморскую акваторию было произведено два пуска — в декабре 1983-го и в декабре 1984 года, причем второй БОР-4 так и не нашли. Иностранные источники говорят еще о двух «метеоритах», которые деловито промчались по направлению к Черному морю в июле 1984-го и в октябре 1987 года.

15 ноября 1988 года был совершен первый и последний полет космического корабля «Буран». Лозино-Лозинский рассказывал: «После успеха «Бурана» я по рекомендации ряда действительных членов Российской академии наук подал документы на присвоение мне звания академика. Но когда Гурий Иванович Марчук, тогдашний президент РАН, показал Горбачеву список, тот, увидев в нем мою фамилию, сказал: «Зачем вы выдвигаете какое-то старье? У нас и так средний возраст академиков недопустимо высок». Глеб Евгеньевич пожал плечами и продолжил работать над десятками новых проектов в надежде на то, что они когда-нибудь потребуются.

Он умер 28 ноября 2001 года на 92-м году жизни. Незадолго до смерти на вопрос, бывают ли у него ситуации, когда опускаются руки, Лозино-Лозинский ответил: «Если будешь все время нервничать, чувствуя себя беспомощным, то вряд ли проживешь долго. Чтобы подольше прожить, надо быть уверенным, что живешь не зря и что свое дело в основном делаешь так, как надо».