Сегодня, 11 декабря, исполняется 90 лет со дня рождения знаменитого комментатора Николая Озерова

Особенно часто он вспоминается нынче, когда эфир буквально заполонили крикливые, многословные и не обремененные грамотностью комментаторы. Ну, да ладно. Вспомним лучше самого Николая Николаевича.

Закоулки моего детства были озарены мерцанием черно-белых телевизоров. Сначала звучала прелюдия – футбольный марш Блантера, потом эфир заполнял голос Озерова. Он вкрадчиво, словно делясь великой тайной, начинал: «Внимание! Наш микрофон установлен в «Лужниках», где сегодня встречаются...»

Миллионы людей, бросив работу, отложив свидания, забыв о своих болячках, спешили на этот магический голос. Это был сеанс массового гипноза, Мессингу и Кашпировскому такое не снилось.

Страстные слова Озерова летели в костер жгучего болельщицкого интереса, не давая ему погаснуть. Пламя тлело, дрожало на ветру, потом вдруг вспыхивало:

«Шестернев отбирает мяч у Риверы, идет дальше… Пас налево Воронину, тот отдает Численко… Он набирает скорость, обводит Факкетти, смещается в центр…»

Дальше, как у поэта: «И был удар, и половина мира в беспамятстве искала валидол». Озеров - это театр одного актера, спектакль с почти неизменным хэппи-эндом.

Большинство встреч сборной СССР, которые комментировал Николай Николаевич, завершались для наших благополучно, а часто просто триумфально. В основном, конечно, хоккей. Футбольные матчи Озеров «проигрывал» чаще.

Без малого тридцать лет советские хоккейные победы лились нескончаемой рекой, и о каждой Озеров возвещал с неповторимым пафосом и потаенным, вгоняющим в сладкую дрожь торжеством. Так Юрий Левитан читал триумфальные сводки с фронтов Великой Отечественной и сообщения о великих космических победах.

У обоих были, в общем, схожие задачи. Левитан воспевал непоколебимую советскую мощь на военных, трудовых и прочих фронтах, Озеров возвещал о победах спортивных. И как блистательно они это делали!

Вообще, слово «игра» для Озерова было многогранным. Его отец был оперным певцом и от него сыну достался такой бесподобный голос. Озеров-младший даже мечтал пойти по стопам родителя, но вокальных данных ему все же не хватило. Да и брат – Юрий Николаевич Озеров певцом не стал, зато режиссером был блестящим. Он остался в памяти зрителей творцом величественных советских киноэпопей.

В отличие от другого знаменитого комментатора - Вадима Синявского, близкого к спорту лишь по роду занятий, но далекого от него в обыденной жизни, Николай Николаевич, прежде чем стать комментатором, вдоль и поперек испахал теннисный корт. Когда-то, еще до войны, юного Озерова увидел знаменитый тогда француз Анри Коше, который руководил теннисной школой в Москве. И сказал, точнее, предсказал: «Из этого толстяка выйдет толк».

Озеров - обладатель более полутора сотен (!) различных теннисных титулов за почти 20-летнюю карьеру! Тяжеловатый, но легкий на подъем, Николай Николаевич много лет служил еще и в театре, да не в каком-нибудь заштатном, а в самом МХАТе! Выходил на подмостки вместе с великими «стариками» - Яншиным, Грибовым, Андровской, Степановой, Прудкиным.

Озеров очень долго умудрялся гоняться за двумя зайцами: комментировать и играть в театре. Во МХАТе, конечно же, ревновали его к спорту. Телевизионное же начальство укоряло, что он чересчур много времени уделяет сцене. Но Озеров упрямо продолжал наступать на обоих фронтах. Хотя, конечно же, спортивная слава этого человека явно затмевала театральную.

И все же об артисте Озерове вспомнить стоит. Играл он недурно, под аплодисменты - в классических спектаклях «Домби и сын», «Школа злословия», «Двенадцатая ночь», «Синяя птица».

Ролью Хлеба в последней пьесе мне особенно и запомнился. В свое время я и пошел на пьесу Метерлинка только потому, что в ней был занят Николай Николаевич. Он исполнял не бог весть какую роль – Хлеба, вынутого из печи. И костюм у него был соответствующий - пышный, подрагивающий на его широкой фигуре. А мне весь спектакль казалось, что исполнитель вдруг «отойдет» сейчас от текста и начнет рассказывать зрителям свежие футбольные новости…

Упомянутый Синявский, между прочим, Озерова приметил и благословил: послушав его дебютный репортаж в 1950-м году с матча ЦДКА - «Динамо», довольно сверкнул единственным глазом:

«Быть тебе комментатором, Коля...»

Кстати, Вадим Святославович и Николай Николаевич по-разному видели свои задачи: первый, назову его виртуозом, рассказывал о футболе как об игре. И даже его участников, популярных и мастеровитых, отмечал редко. Второй - превращал матч в настоящее событие. Комментатор отдавал должное героям и корил тех, кто показал с себя не с лучшей стороны.

Сегодня, между прочим, по пути Озерова следует целая плеяда коллег-комментаторов с разных телевизионных каналов, увы, куда менее способных, зато безудержно говорливых по делу и без оного. А «одежка» Озерова – классический костюм – сейчас, в век брендов, уж точно никому не придется «впору»…

Голос Николая Николаевича звучал в эфире без малого сорок лет.Он работал на 7-ми футбольных, 25-ти хоккейных чемпионатах мира и 14-ти Олимпийских играх.

Это можно считать, как сейчас сказали бы, виртуальным памятником блестящему комментатору и народному артисту страны. Сказано не ради красного словца – такой титул у Озерова, действительно, был. Но получил он его не за театр, а за футбол и хоккей.

Николай Николаевич был человеком авторитетным, уважаемым. Но не расслаблялся, начальственные указания слушал с вниманием и даже почтением, ибо тогдашний руководитель Гостелерадио Сергей Лапин не знал пощады к провинившимся и отступившим от его реляций. И Озеров все указания «сверху», неукоснительно и не обсуждая, выполнял. К примеру, после Пражской весны 1968 года ему категорически запретили во время репортажей употреблять военную терминологию. Чтобы не сказать лишнего, он поставил перед микрофоном «шпаргалку» - выписанные на бумаге огромными буквами свои самые ходовые фразы: «Выстрелил по воротам», «прицелился в дальний угол»… И трепетал, чтобы не дай Бог не произнести лишнего, беспрестанно, как заклинания, повторяя «наши чехословацкие друзья-соперники…»

Над этим «штампом» смеялась вся страна, ибо матчи хоккейных сборных СССР и ЧССР проходили не то что в жесткой, а порой и в жестокой борьбе. Впрочем, когда разгоралась очередная потасовка, камера уезжала в сторону, а комментатор, словно не замечая происходящего, углублялся в летопись встреч обеих команд.

Озеров появлялся на стадионе часа за полтора до начала встречи. Заходил в буфет, потом - в раздевалки узнать новости. Он был на короткой ноге со всеми тренерами. Затем Николай Николаевич не спеша поднимался в комментаторскую кабину, устраивался в кресле и ждал команды режиссера.

Хоккей Озеров комментировал, стоя прямо у бортика, чтобы ощутить температуру игры, часто зашкаливающую. За это однажды пострадал: рядом завязалась стычка, и ему досталось клюшкой по голове. Травма оказалась настолько серьезной, что Николая Николаевича на некоторое время заменил его младший коллега Евгений Майоров. Потом в эфир вернулся - уже с забинтованной головой - и никто из зрителей так и не узнал, что он «играет» с раной.

Слава его была воистину всенародной. И сам Озеров ее охотно поддерживал. Вот одна из его историй.

- Зашел однажды на Центральный телеграф, вижу - очень пожилой человек отходит от окошка «До востребования». Вглядываюсь: батюшки, это же сам Вячеслав Михайлович Молотов! Подхожу и говорю: «Вячеслав Михайлович, позвольте вас подвезти!» Молотов, явно польщенный, что его узнали, соглашается. Садимся в мою машину, едем. «Ваше лицо и голос кажутся мне знакомыми, - говорит Молотов. - Мы где-то встречались?» «Нет, - отвечаю я, - Общаться не довелось. Но, может быть, вы слышали мои репортажи? Я спортивный комментатор Озеров».

В воздухе повисает пауза. И через несколько минут Молотов восторженно заявляет: «Дома скажу - не поверят: с самим Николаем Озеровым ехал!»

Безусловный идеалист, Николай Николаевич свято верил в чистоту спортивных нравов, искренность помыслов.

Негодовал, увидев грубость, удар исподтишка. Фраза, ставшая знаменитой: «Такой хоккей нам не нужен!» - могла принадлежать только ему, интеллигенту и эстету. Ну а программой, которой он следовал, были слова из роли в «Синей птице»: «Разве не чудесно - дарить людям праздник?»