Этой осенью блистательной Людмиле Гурченко исполнится 75 лет. Возраст она никогда не скрывала и не скрывает. А в ноябре на экраны выходит новая картина «Пестрые сумерки», где Людмила Марковна выступила сразу в трех ипостасях: режиссера, актрисы и композитора.

Все болячки – от моей профессии

– Людмила Марковна, я знаю, что на «Пестрые сумерки» деньги вам дало государство. Почему же вы использовали на съемках чуть ли не весь личный гардероб?

– Да, в фильме половина моих собственных костюмов… Из тех копеек, которые были, мы постарались сделать недешевыми только декорации. Хотя бы по виду. Эпизоды в квартире моей героини, известной певицы Анны Семеновой, снимали в Государственном историческом заповеднике «Горки Ленинские». Открыли те комнаты, куда вождь не входил, и там карельская береза так хорошо сочеталась с зеленым стеклом! Мы не хотели, чтобы наша актриса выглядела нищей, как у нас привыкли изображать актрис. Моя героиня всю жизнь пахала, зарабатывала, и у нее красивая мебель, антиквариат.

– Антиквариат откуда взяли? Тоже ваш или у богатых друзей одолжили?

– Смешная получилась история. Мы почти все вывезли из нашей квартиры на съемочную площадку. А домработницу забыли предупредить. И когда она пришла, открыв дверь своим ключом, и увидела полупустое жилище, то в ужасе бросилась звонить моему мужу: «Сергей Михайлович, вас ограбили!»

– Надеюсь, хотя бы никаких травм и переломов на этих съемках не случилось? Ведь такое часто бывало с вами на других фильмах…

– Обошлось. А раньше да, было дело. Во время съемок фильма «Мама» я повредила ногу. Перелом был сложный, множественный, доктора в один голос твердили, что с плясками покончено навсегда… Как видите, этого я не допустила. Как и многого другого. Попав однажды в клинику на плановую операцию, сделала тщательное обследование – хотела узнать, что со мной происходит. И узнала! Все, что имею, я имею от своей профессии. Сломанную вдребезги ногу, и отсюда четыре операции по пять часов каждая. Нос у меня нормально перестал дышать после съемок фильма «Двадцать дней без войны», где не только я, а вся съемочная группа, в том числе Юрий Владимирович Никулин, заработали себе серьезные заболевания. Но после умело сделанной операции, кстати, без наркоза, я дышу!.. Ладно, хватит о болячках!

На гастроли беру своих мальчиков

– Хорошо. Давайте поговорим о том, как вы отдыхаете…

– Люблю прилечь, взять к себе собак.

– У вас их много?

– Два мальчика – Пепа и Гаврик. Мы с мужем (Сергей Сенин – супруг и продюсер актрисы. – Авт.) часто берем их с собой на гастроли. Во время спектакля они находятся в нашем номере гостиницы и ждут хозяев. Скучают, конечно, хотя мужественно переносят путешествия. Оставить их в Москве не получается: не с кем, да и страдают без нас. Наши мальчики очень дружны, прямо как братья, хотя они разных пород. Пепа – старший, карликовый пинчер, а Гаврик, тоже карлик – московский длинношерстный той-терьер. Один злой, другой добрый – хороший контраст. Пинчер обязан быть злым. Поэтому, когда злой пинчер вдруг проявляет братские чувства к маленькому той-терьерчику, уступает ему, пускает в свою миску, это выглядит очень трогательно. В общем, собаки – это такая радость!

Хотя, если честно, даже лежа дома на диване, отдыхать у меня толком не получается. Я всегда что-то прокручиваю, выстраиваю, играю. Не высыпаюсь, а для любой женщины, тем более актрисы, полноценный сон – это важно. Мучаюсь над тем, чтобы спалось легче и без снотворного. Перед сном люблю принять ванну с морской солью. Это расслабляет.

– И все же не избежать вопроса: как вам удается держать себя в такой потрясающей форме?

– Спасибо родителям, их гены не позволяют мне расплываться. Папа всю жизнь был в одном весе, и я тоже. Во мне 53,5, как и в 10-м классе! Специально своей фигурой особенно не занимаюсь, не делаю никаких упражнений, не хожу в фитнес-клубы. Стыдно в этом признаться, но даже зарядку не делаю. И диеты – это не мое. Какие еще нужны диеты, если я по природе своей могу есть что хочу и сколько хочу... Почему так? А у меня, как говорится, проходимость не нарушена. Голод, война, сгораемость… У меня папа такой же был, а мама – большая. Тем не менее я никогда не занимаюсь обжорством и другим не советую. Секрет прост: не переедать! Хотя Сергею приходилось наблюдать картинку, как я в два часа ночи трескаю жареную картошку. Но это минутная слабость, очень редкая для меня.

– А как вы относитесь к повальному нынче увлечению пластической хирургией?

– Знаете, лицо еще так-сяк можно подправить, подчистить – и то не раньше сорока. А с фигурой шутки плохи: советую держаться в одной весовой категории, тогда дряблости не будет. И старость отодвинете. В принципе я не против процедур, улучшающих внешность. Чтобы хорошо выглядеть, надо предпринимать все возможные меры. Только аккуратно и вовремя.

– Вы можете сказать про себя: я – счастливый человек?

– Что такое счастье? Короткий период, о котором иногда стыдно сказать, потому что счастье многим представляется чем-то исключительно глобальным. Ничего подобного. Я встретила приятного для меня человека, он мне улыбнулся, сказал: «Людмила, вы прекрасны!» – и я лечу на сцену! А с другой стороны, есть такие моменты, когда я точно знаю, что хочу обнять мир, запеть, начать танцевать. Переизбыток чего-то такого и есть счастье.