День 12 марта      

Григорию Горину нынче исполнилось бы 70 лет. Благодаря телевидению он еще при жизни вырвался из пестрого ряда писателей-сатириков. Но не только благодаря ТВ — еще и по причине своего особого, горинского, таланта.

Из врачей в сатирики

Когда Григорий Израилевич был просто Гришей и не Гориным, а Офштейном, забавным еврейским девятилетним мальчиком, безбородым и безусым, он писал искренние стихи об усатом и грозном Сталине, а затем вырос, но стал совсем не писателем, а врачом «скорой помощи», уверенно встав в славный ряд людей, успешно совмещавших целительство физическое и духовное. Чехов, Вересаев, Булгаков, теперь вот и Горин через запятую — на совершенно законных основаниях.

А писателем он стал благодаря классику Самуилу Яковлевичу Маршаку. Маршак благословил Горина и предрек ему карьеру сатирика.

Даже перестав быть врачом, Горин этим самым врачом остался. Разве его рассказы, пьесы, сценарии не скорая помощь для наших уставших душ, не зарядка для ума, не отчаянная успешная реанимация? Позднее, уже в зените славы, цвет белого медицинского халата вновь позвал Горина — и он занялся клубом анекдотчиков «Белый попугай». И пока они заправляли там на пару с Юрием Владимировичем Никулиным, птичка чистила перышки и держалась молодцом.

Горин-врач стал успешным писателем-сатириком. Вначале творил сам. Потом сочинял пьесы дуэтом с А. Аркановым, который тоже из врачей и тоже еврей — не Арканов, а Штейнбок.

В советские времена с такими фамилиями, как Штейнбок и Офштейн, было сложновато, тем более людям публичным, известным. На радио творческому дуэту предложили взять псевдонимы. Они стали Аркановым и Гориным. Их пьеса «Свадьба на всю Европу», что называется, прозвучала. Следующая — «Банкет», поставленная Марком Захаровым в Московском театре сатиры, — была быстро запрещена. А вот лучшее их детище — «Маленькие комедии большого дома», поставленные А. Мироновым и А. Ширвиндтом, много лет шли на сцене Театра сатиры и до сих пор приходят к нам в дом благодаря ТВ.

Эта пьеса подарила театральному миру много блестящих актерских работ. Очередная оптимистичная советская бабушка в исполнении Т. Пельтцер, начальник ЖЭКа, распевающий в свободное время с жильцами «Пой, ласточка, пой» (очередной знаменательный, сочный образ А. Папанова), грустный отец, решивший в минуту отчаяния послать сыну звуковое письмо, сыгранный А. Ширвиндтом, совершенно виртуозная роль А. Миронова, представшего мужем, не способным ни слово сказать, ни шагу ступить в своей навороченной квартире, — все они пришли к нам благодаря фантазии талантливых драматургов.

Григорий Горин стал одним из родоначальников знаменитого театра Ленком в его нынешнем виде, гарантом его популярности, известности актеров. Н. Караченцов и И. Чурикова впервые блеснули на сцене в «Страстях по Тилю», сочиненных Гориным по роману Шарля де Костера. О. Янковский не стал бы без Горина ни тем самым Мюнхгаузеном, ни построившим дом деканом Свифтом. И Е. Леонов сыграл свою последнюю, одну из лучших ролей — Тевье-молочника — в спектакле по пьесе Горина «Поминальная молитва».

Когда-то художественный руководитель Ленкома Марк Захаров приехал к своему другу Григорию Горину с намерением подробно и обстоятельно объяснить ему, что за пьесу о Тиле хотел бы он видеть. Горин, не выслушав и двух минут, пробурчав что-то посредством своей особенной, кошмарно-обаятельной дикции, заправил в пишущую машинку чистый лист и напечатал: «Страсти по Тилю». Шутовской балаган в двух частях Григория Горина по роману Шарля де Костера».

Первый акт был написан драматургом очень быстро. Захаров начал репетировать, не дожидаясь второго. Работа ладилась, но появился некоторый страх: а каким получится акт второй да и появится ли он на свет?

Появился! Ленком отправился на гастроли в Ленинград, прихватив любимого драматурга с пишмашинкой подмышкой. Прямо в гостинице под неусыпным оком строгого худрука Горин успешно закончил своего «Тиля».

«Зачем о греках пишите?»

Юморист и драматург никогда не был революционером от литературы, но частенько заносился в списки неблагонадежных. «Григорий Израилевич, вы же русский писатель, так?! Зачем же вы тогда о греках пишете?» — спрашивал когда-то Горина чиновник Минкульта с говорящей фамилией Колдобин, пытаясь запретить одну из лучших пьес автора «Забыть Герострата». Но разве можно было запретить грека Герострата, немца Мюнхгаузена, англичанина Свифта, итальянца Калиостро, еврея Тевье — такой мощный интернационал!

Да, Горин хорошо чувствовал себя в прошедших временах, но, путешествуя по странам и эпохам, он всегда оставался человеком своего времени, не боявшимся сказать правду, пусть и в иносказательной форме. Горин был всегда вооружен остроумием и поэтому очень опасен.

Сценарий телевизионного фильма «О бедном гусаре замолвите слово», написанный Гориным и режиссером Рязановым, — ну что в нем было крамольного? Гусары, девицы, актеры, дела давно минувших дней, очередная «гусарская баллада». Тем не менее в ХХ веке в нем увидели серьезную угрозу политическому строю, доживавшему последние годы брежневскому режиму. Одного из героев — жандармского майора Мерзляева (его играл О. Басилашвили) пришлось переделывать в штатского графа, чиновника по особым поручениям, дабы не бросать тень на всемогущий Комитет госбезопасности. По той же причине осведомителя, тайного агента Артюхова срочно переквалифицировали в личного камердинера (в этой роли снимался Г. Бурков). С трудом разрешили и трагический финал, связанный со смертью героя Е. Леонова. Да что говорить, если еще утром 31 декабря 1980 года было неизвестно, увидят ли несчастные телезрители премьеру фильма на следующий день, 1 января 1981 года. Вот вам недюжинная сила искусства!

Его Мюнхгаузен, Свифт и шут Балакирев

Горин очень часто писал для своих друзей, так получалось. Для Андрея Миронова сочинил «Феномены» и «Прощай, конферансье» — Миронов поставил эти пьесы на сцене Московского театра сатиры. Для Марка Захарова придумал «Того самого Мюнхгаузена», «Формулу любви», «Дом, который построил Свифт».

Многие уверены, что и «Обыкновенное чудо», и «Убить дракона» сочинил тоже Горин. Григорию Израилевичу все время было по этому поводу немного неловко — его невольно путали со знаменитым драматургом Евгением Шварцем. Но что делать — Горин действительно стал для нас Шварцем второй половины ХХ века, ничуть не менее остроумным, глубоким и мудрым. В шутку он уговаривал Захарова признать его соавторство в «Обыкновенном чуде». Марк Анатольевич согласился.

В театре Захаров поставил целую россыпь горинских пьес — кроме «Тиля», еще и «Королевские игры», «Поминальную молитву», «Шута Балакирева».

«Шут» оказался не слишком смешным сочинением, с загробным миром и прочими не совсем типичными для Горина картинками жизни и смерти. Возможно, после кончины Горина кто-то увидел в последней пьесе нехорошую примету — зачем, дескать, заглядывать в потустороннюю жизнь?

Григорий Горин действительно умер неожиданно. Сердечный приступ. Одна «скорая», другая, отказ ехать в больницу. Сам ведь был врач… Но решил, что надо так, как решил. И ушел, оставив нам свой мир, своих героев, свою чудесную интеллигентную улыбку и милую неидеальную дикцию. А еще — верную жену Любу, которой было совершенно невыносимо жить без него. Она даже пыталась уйти из жизни. Детей у них не было.

На фоне нынешнего засилья похабного юмора Горин выглядел бы чудом сохранившимся динозавром. Но динозавр умного юмора почувствовал, какие грядут времена, — и умер.

СЕРГЕЙ ПАЛЬЧИКОВСКИЙ
Первая крымская N 317, 19 МАРТА/25 МАРТА 2010

День 12 марта