В Нью-Йорке в возрасте 84 лет умер писатель Курт Воннегут. Его воображения, иронии и жизненного опыта вкупе с чувством собственного достоинства и отвращением к дидактике хватило бы на десять очень хороших авторов. Он написал четырнадцать романов и пять пьес, составил три сборника рассказов и пять книг эссе. Не все из них войдут в будущий литературный канон, но что-то останется памятником тревожному и ироническому XX веку навсегда.

Автор будущих бестселлеров - "Бойни номер пять", "Сирен Титана", "Колыбели для кошки" - родился в центре Америки, в Индианаполисе, в состоятельной и уважаемой семье. Его отец - крупный архитектор, родственники по материнской линии были богатыми пивоварами. Родители постарались дать детям хорошее позитивистское образование, столь ценимое в относительно сытом и надежном XIX веке: брат Курта стал известным ученым-метеорологом, сам Курт учился в нескольких уважаемых университетах то химии, то инженерным дисциплинам. Впоследствии он говорил о себе как о "свободомыслящем религиозном скептике германо-американского происхождения в четвертом поколении".

В конце Второй мировой войны Курт оказался в немецком плену и стал очевидцем разрушения Дрездена, одного из красивейших городов Европы, авиацией союзников. Этот опыт, по его собственным словам, оказался решающим для формирования его воззрений: он ненавидел войны и отказывался оправдывать цели средствами. Послевоенное поколение назвало Воннегута гуманистом, но он терпеть не мог это определение, будучи убежден, что гуманистом в XX веке быть нельзя. Новый век превратил людей в потребителей готовых текстов и картинок, лишив их внутреннего слуха и чутья, то есть совести. И когда Воннегут начал писать, то решил достучаться до заглохших человеческих чувств. Он делал это прямо, вбрасывая в свои тексты ясные максимы: "Идеи или отсутствие идей могут вызвать заболевание", - и косвенно, иллюстрируя "Завтрак для чемпионов" яблоками, флагами, факелами, корзинками и прочими обыденными вещами. Удивительно, но эта обыденность разрушала сама себя, стоило посмотреть на нее непредвзято и описать простыми словами: "Футболом называлась военизированная игра. Две команды в доспехах из кожи, пластика и материи дрались за мяч. Джордж Хикмен Бэннистер был убит при попытке захватить мяч в День благодарения. Днем благодарения назывался такой праздник, когда вся страна должна была выражать благодарность Создателю вселенной - главным образом, за пищу".

В книгах Воннегута почти непременно присутствует война, разрывающая на части настоящие и вымышленные миры писателя, его городки и планеты. Он был наследником большой американской литературной традиции, усвоившим все уроки XIX и XX веков - от Вашингтона Ирвинга до Уильяма Фолкнера. Своим главным учителем он называл Марка Твена, почитая его "святым". Воннегут даже внешне походил на автора "Гекльбери Финна": переводчице Рите Райт-Ковалевой, чьи заслуги в перенесении текстов Воннегута на русскую почву неоценимы, он описывал себя так: "Вы меня сразу узнаете - я длинный-предлинный, и волосы длинные, и усы...".

В последние годы Воннегут неоднократно проговаривался, что очень устал. Его последний роман "Timequake" ("Времятрясение") вышел в 1997 году. В начале 2000-х он сообщил, что пишет книгу под названием "If God Were Alive Today" ("Если бы Бог был жив"), но не окончил ее. В одном из последних интервью (в августе 2006 года) он сказал с мольбой: "Я сдался… Я не допишу… В армии меня держали потому, что я умел печатать, и я печатал для других увольнения и прочее, а сам думал: "Я сделал все, что должен был. Пожалуйста, отпустите меня домой". Так же я чувствую сейчас. Я написал много книг. Я сделал, все что мог. Можно мне пойти домой?"

На обложке одного из изданий "Завтрака" художник использовал старую картинку Воннегута: рассеченную пирамиду с глазом, которую изображают на долларовых купюрах; из глаза выкатывается большая слеза. Ее можно трактовать как символ горечи при взгляде на мир, как отказ от безусловного оптимизма послевоенной Америки. "Мы не любим жизнь, мы не любим друг друга, мы мало знаем друг друга, никого не жалеем, мы даже не умеем найти слова, понятные "чужому"": он был печальным человеком, но у него до самого конца хватило сил не сдаваться.