Сказ о первом русском нефтепромышленнике

Василий Александрович Кокорев умер в Петербурге 23 апреля 1889 года от болезни сердца. Приехавшие с его родного Севера поморы вынесли из роскошного особняка на Садовой дубовый гроб, долбленый, без единого гвоздя, и на руках донесли до Малой Охты. На общественные поминки кто-то принес самодельные плакатики с цитатами из Библии: «Видел ли ты человека проворного в своем деле? Он будет стоять перед царями… (Прит. 22,29)» и «…Как хорошо слово во время! (Прит. 15,23)». Вместо речей в качестве своеобразного завещания прочитали отрывки из знаменитой книги Кокорева, одного из самых успешных деловых людей России, со странным названием «Экономические провалы»: «Пора государственной мысли перестать блуждать вне своей земли, пора прекратить поиски экономических основ за пределами Отечества, засорять насильными пересадками на родную почву; пора, давно пора возвратиться домой и познать в своих людях свою силу».

ПОМОР. КУПЕЦ. СТАРООБРЯДЕЦ

Когда расходились после поминок Кокорева, кто-то сказал (по некоторым сведениям, это был Дмитрий Менделеев), что Василий Александрович, этот купец-старообрядец и нефтезаводчик, сделал для развития русской промышленности, торговли и просвещения значительно больше, чем многие государственные мужи нашего времени. Наступила деликатная пауза, поскольку кое-кто из этих самых «мужей» почтил своим присутствием проводы человека, которому в последние годы принадлежали заводы и гостиничные комплексы, железные дороги и пароходства, банки и страховые компании, нефтепромыслы и первое в России собственное телеграфное агентство. «Крупнейший винный откупщик, коммерции советник и купец первой гильдии встал у истоков нашего керосинового дела, первый в мире, на пять лет раньше американцев, оценил пользу нефти! Уже в 1857 году в 17 верстах от Баку им был создан завод для производства осветительного масла, а в 1859 году он же организовал первый в России нефтеперегонный завод! Чего ради интересы некоронованного короля виноторговли обратились от нашего привычного тогда питейного занятия к новому, а для многих и дикому, нефтяному производству? Присутствующие знают, бывало, спросишь его, а он, посмеиваясь, отвечает: “Хитрого ничего в том нету! Там гонишь – горилка, здесь гонишь – горючка, а на рубль-два у меня всегда накрут будет!”. Но, конечно, руководили им совсем не шутейные соображения. На то и дан был ему Богом купеческий талант, чтобы углядеть выгодное, перспективное дело и оказаться, как завещано в Библии, в нужное время в хорошем месте с обильным кошельком! И счастливое свойство это не изменяло Кокореву на радость России почти всю его длинную жизнь. Недаром в народе про него сложили такое четверостишие: Кокорев! Вот имя славное. С дней откупов известно оно у нас, весь край в свидетели зову; в те дни и петухи кричали повсеместно: Ко-ко-ре-ву!!!» Фамильное захоронение Кокоревых в восточном углу малоохтинского кладбища сохранилось до сих пор. Все огромное состояние легендарного «откупщицкого царя» во избежание дробления было завещано жене, а не двум малоудачным его сыновьям, вот почему семье удалось сохранить свой фамильный бизнес до самой Октябрьской катастрофы.

«КРЕПАК». КОММЕРЦИИ СОВЕТНИК

Василий Александрович родился ровно за сто лет до этого печального события, в 1817 году, в городе Солигаличе. Его семья принадлежала к крайнему крылу древлеверия – беспоповского поморского согласия. Воспитывали здесь строго – в безоговорочном почтении к родителям и ревности к верованию. Отчего беспоповцев и звали «крепаками». И действительно, не было в России крепче купеческого слова, чем в старообрядческом торгово-промышленном бизнесе. Крепостной неволи Кокорев не знал: беспоповцы по круговой поруке ссужали друг друга деньгами на выкуп и на покупку рекрутских квитанций, освобождающих от службы в армии. Светского образования избегали, грамоту брали прямо из Священного писания, а дураками не слыли. Правда, потом, уже самоучкой, усердным чтением Василий Александрович восполнил некоторые свои пробелы, и в зрелые годы считался одним из самых образованных и глубоких людей своего времени.

Сначала Кокорев послужил поверенным у одного из знакомых виноторговцев, всесторонне проник в суть дела и понял главное, «что протиснуться в их сплоченные ряды капитала у него не хватит», а после того как в 1839 году закрылся от убытков и солеваренный завод, совладельцем которого вместе с родственниками по отцу он был, Василий «был вытеснен за рамки уездной жизни в Петербург для приискания откупных занятий». Там добрые люди пристроили его поверенным у винных откупщиков в Оренбургской и Казанской губернии. А губернатором в Казани (и негласным откупщиком!) в это время был известный славянофил Сергей Шипов. Именно он передал в знакомые правительственные «руки» Записку Кокорева о необходимых реформах в откупном хозяйстве. Питейный доход составлял в то время почти половину государственного бюджета, поэтому идея упорядочить хоть как-то эти самые доходы понравилась тогдашней финансовой администрации. Тем более что Записка имела целью «придать торговле вином увлекательное направление в рассуждении цивилизации», проще говоря, молодой, но разумный автор предлагал ввести систему акцизно-откупного комиссионерства, то есть торги! А главное, брался лично доказать преимущества новой системы. Проект запустили в дело по всей стране, а Кокореву дали откупное место в Орловской губернии, за которым тогда числилась фантастическая недоимка в 300 тысяч рублей серебром. Через два года с недоимкой было покончено. А еще через полгода в казну пошел доход: тогда тридцатилетнему Кокореву передали еще 16 из 53 «неисправных» откупов. После этих «передач» казна стала получать доход на 2 миллиона рублей больше, чем при прежнем, государственном, управлении. Ну и сам новатор тоже составил тогда огромное состояние, а в 1851 году в награду от государства получил еще и звание коммерции советника.

КАВКАЗ И НЕФТЬ

Вот так оно, кокоревское богатство, и пошло-покатилось и докатилось до Персии, где уже с 1850 года работал созданный Кокоревым Московский торговый дом, получивший право приобретать казенное железо и медь с уральских заводов по себестоимости. В 1856 году Кокорев с другими понимающими людьми создает «Закаспийское торговое товарищество», вывозившее из Средней Азии хлопок и шерсть, в 1857 году Кокорев вложил в очень рискованное тогда дело – учреждение Русского общества пароходства и торговли – огромную по тем временам сумму в 500 тысяч рублей. Василий Александрович участвует в учреждении одного из первых акционерных обществ России – Общества Волго-Донской железной дороги, а на следующий год присовокупил к своей империи еще одно акционерное общество в сфере коммуникаций – Волжско-Каспийское пароходство, знаменитый «Кавказ и Меркурий».

Между тем в начале 60-х годов вся винная откупная система стала приходить в упадок, поскольку в эти годы (сейчас, конечно, в это трудно поверить) в народе, получившем в 1861 году экономическую свободу, началось движение к трезвости. Доходы упали, и государство, естественно, решило, что делиться с частными лицами «крохами» с откупного стола ему больше невыгодно. Те сотоварищи Кокорева, что легкомысленно сидели только на откупах, стращая правительство банкротством казны, предложили государству сохранить откупы в частных руках, взамен обещая быстро, дешево и качественно построить на свой счет 2800 верст железных дорог. Но тут вмешались французы. Они знали, что для успеха любого дела и в России надо искать женщину, и они ее нашли! Да какую женщину! Княжну Долгорукову, последнее сердечное увлечение Александра Освободителя! «Увлечению» предложили акции, и концессию на строительство железных дорог отдали французам. Все это умный Василий Кокорев вычислил заранее, он уже давно искал более надежное место для вложения своих капиталов. Интуиция привела его туда, куда он мог доехать по своей железной дороге и на своем пароходе, – на бакинские нефтепромыслы.

Он первым сообразил все выгоды собственной водной транспортировки нефтепродуктов в промышленные районы России. Кокорев нанимает первоклассных специалистов, самолично изучает «курс горного искусства» капитана Корпуса горных инженеров Узатисса и приступает к делу – бурению собственных скважин на вовремя выкупленном собственном промысле. «С первой же скважиной повезло: после пройденного сплошного камня в три с половиной сажени пошел нефтяной грунт». Кокорев, в отличие от своих конкурентов, не спешил закладывать тут же как можно больше новых скважин «в мечтаниях о быстрой прибыли». Он методично скупал новые участки, «округляя свои нефтяные владения», чтобы иметь, так сказать, «долгую нефть». В результате он обеспечил стабильно растущие объемы нефти, что было для него очень важно, так как кокоревская нефть шла не на продажу, как дешевое сырье, а на перегонку – для производства очень дорогого тогда керосина. На опять же собственном кокоревском заводе. С изобретением керосиновой лампы спрос на керосин в России повысился в пятнадцать раз. Повсеместно развивалось новомодное тогда городское уличное освещение. Новые светильники входили в частные дома и в общественные заведения. Лампы были привозные, а вот керосин для них – наш, кокоревский.

РУССКОЕ ЧУДО

Разумеется, как и в каждом новом деле, хватало проблем с квалификацией работающего люда, не считая множества технических трудностей и экономических нестыковок. Так что приходилось «где самому соображать, где умных людей слушать». Василий Александрович привлек к своему делу молодого, но уже известного доцента Петербургского университета Дмитрия Ивановича Менделеева, чтобы молодой доцент осмотрел предприятия купца-самоучки и подсказал, каким образом можно повысить их прибыльность. Вот тогда на основе рекомендаций Менделеева у Кокорева, впервые в мире, и была применена непрерывная круглосуточная перегонка нефти, налажены нефтеналивные морские перевозки, а также началась прокладка нефтепроводов к берегу моря. Не чурался Кокорев и более простых решений. Например, свой керосин, чтобы подчеркнуть более светлое, а стало быть, и более высокое качество кокоревского продукта по сравнению с импортным, американским, назвал «фотонафтиль» (этот, как бы теперь сказали, торговый брэнд оказался коммерчески очень удачным). Другой ход Кокорева тоже поверг его конкурентов в изумление: на все ключевые посты в своем новом бизнесе он назначил (а до этого обучил нефтяному делу) рабочих-мастеров только из России. Выигрыш был и при загрузке собственного продукта в собственную нефтеналивную флотилию, и при фрахте (тоже кокоревская новинка для России) на перевозку чужого мазута. «Чего тут удивляться! – однажды печально вздохнул один из московских воротил. – У этих поморов таинственным образом даже воробьи, случайно пролетавшие мимо, не отпускаются дальше в полет, если не поработают сначала на рост прибыли». Впрочем, всю остальную Россию интересовало в Василии Александровиче совсем другое.

Либералов тогдашнего розлива доводил до исступления знаменитый «золотой лапоть, демонстративно стоявший на письменном столе всемогущего предпринимателя». Славянофилы за неподдельную любовь к России чуть не молились на Кокорева и выдавали его за «русское чудо». Ученые восхищались широтой замыслов «верно зачатых», по выражению Менделеева, кокоревских дел. Достоевский изобразил магната в романе «Подросток». У Лескова в повести «Овцебык» хозяин разбойного двора хвалит водку: «У нас, брат, дорогая, кокоревская: с водой да со слезой, с перцем…».

«МИЛЛИАРД В ТУМАНЕ»

Власть беспокоило другое: зачем этот успешный человек лезет в безрадостные, и тогда бесприбыльные, общественные дела? Еще в 1856 году, по окончании злосчастной Крымской войны, Кокорев привлек к себе всеобщее внимание устройством торжественных встреч севастопольцев в Москве, на которых московские купцы «кланялись в ноги мужественным героям проигранной кампании». О том, как зарабатываются большие деньги, то есть о профессиональной деятельности Кокорева, широкая публика, воспитанная великой русской литературой, не знала толком ничего, да, по совести, и знать не хотела. Ибо во всем была убеждена заранее. Ей было интересно только одно: вот был человек – бедный, как мы с тобой. А стал – большой человек. Как стал? Какими трудами? Ясное дело: или убил какую сироту безответную, или женился на бабе-яге с железной дорогой в приданом. Разве может человек иначе заработать? Я же вот не смог, а он зачем смог? Власти как раз о предпринимательской деятельности Василия Александровича имели верное и очень положительное понятие. Но вот Кокорев в качестве известного российского публициста, общественного деятеля и благотворителя нравился им гораздо меньше. «На эти роли у тогдашнего общества были совсем другие кандидаты», – заметил современник Кокорева. Конкуренты это тут же поняли и написали донос куда следует: «В Москве завелось осиное гнездо… Гнездо это есть откупщик Кокорев». А далее простодушно потребовали забрать у «осиного гнезда» лицензию и отдать им. В самом деле, что получалось? Бизнесмен, то есть человек городской, выступает в печати по крестьянскому вопросу. Он, видите ли, считает, «что экономические успехи России зависят от скорейшего введения вольного экономического труда».

Главным требованием Кокорева было немедленное предоставление крепостным личной свободы. «Прежде всего надобно дать крестьянам общечеловеческие гражданские права», – пишет он в своей знаменитой статье «Миллиард в тумане». Будучи яростным сторонником идеи выкупа земель у помещиков (ну, правильно, кричали враги, сам-то помор проклятый никогда людьми не владел, так ему легко не свое отдавать, а нам, тем, у кого ни винных откупов, ни нефти, ни его мозгов нет, а только крепостные, – нам-то как быть?!), Василий Александрович разработал проект организации выкупа земель для крестьян, который должен был обойтись крестьянам в тот самый «миллиард», точнее, в 1080 миллионов рублей, для чего предложил организовать частный банк, который мог бы пользоваться доверием и помещиков и крестьян (ну разве не утопия – чтобы и тех и других, – возмущались либералы). Помещиков выводило из себя, что по кокоревскому проекту они должны были получить живые, то есть наличные, деньги, хоть и с большими процентами, но не сразу, а постепенно, в течение 37 лет. А вот земли поступали на свободный экономический рынок немедленно. Общими усилиями либералов и помещиков идею Кокорева отклонили, а «миллиардом в тумане» обозвали в Москве самого Василия Александровича. «А послушали бы тогда этого толкового человека, глядишь, и от революции потом никуда бежать бы не пришлось…» – вздыхал потом в эмиграции, в 1926 году, один известный приват-доцент Московского университета, из тех, кто в свое время на кокоревскую стипендию получил замечательное высшее образование.