Человек сам творец своего счастья и может самую заурядную фамилию сделать знаменитой. Но все-таки я убежден: не мог не прославиться человек, носивший фамилию Державин, - такую прекрасную, гордую, звучную, знаковую для России.

Истина устами младенца

И действительно, Гавриил Романович Державин прославился уже первым своим словом. Появился Гаврюша на свет в 1743 г. крошечным недоноском, и его спасли от гибели варварским дедовским способом: обмазали ржаным тестом и положили в теплую печь - в сущности, запекли в хлебе.

Когда младенцу был год, родители его со страхом смотрели в окно на огромную комету в небе. И тут малыш ткнул пальчиком в комету и произнес свое первое слово: "Бог!" А в зрелые свои годы он написал оду "Бог", и до сих пор нет в русской поэзии более сильных, страстных и в то же время философских и величественных стихов о Боге...

"Поди, братец служивый!"

Впрочем, Бог долго не смотрел в сторону бедного дворянина. Державин начал службу при Петре III рядовым Преображенского полка. Он поселился в солдатской казарме и там стал красиво и с выдумкой писать солдатские письма и куплеты и получал за это деньги. Это и были его первые стихотворные опыты. А потом был дворцовый переворот 1762 г. Державин участвовал в походе Екатерины II на Петергоф, куда она двинулась, чтобы арестовать свергнутого ею же Петра III. Герои переворота получили награды, но Державин по-прежнему служил в солдатах, украдкой писал стихи, бегал с поручениями по столице. Как-то раз он принес из роты пакет князю Козловскому, довольно известному тогда поэту. Тот принимал другого пиита - Василия Майкова, который в тот момент читал хозяину свои стихи.

Державин отдал пакет и заслушался у дверей. Хозяин посмотрел на солдатика и сказал: "Поди, братец служивый, с Богом, что тебе попусту зевать, ведь ты ничего не смыслишь!" Это потом, когда загремела слава Державина, они с Майковым смеялись над сим казусом, а тогда, выходя на холод из дома Козловского, Державин загрустил - шли годы, казалось, что жизнь все еще писалась, как черновик. Чтобы переломить судьбу, надо было что-то предпринять!

В характере Державина была заложена страсть к риску, он любил дергать черта за хвост. Делал он это за карточным столом, и много раз, порой даже с успехом. Поначалу ему вредили упрямство и горячность, он проигрывал и помногу. Но постепенно, как пишет его биограф В. Ходосевич, десятая муза - Муза карточной игры, которая требует от игрока и вдохновения, и умения, и смелости, улыбнулась ему - Державин стал выигрывать, сумел отыграться, стать богатым.

Сговор муз

Карты приносили деньги, ощущение полноты жизни, но не открывали пути к чинам, ко двору. Не приносили успеха и поручения, которые Державин рьяно выполнял, но ему мешали строптивость, упрямство, негибкость...

Помощь пришла неожиданно... с небес. Муза поэзии, наслушавшись о достоинствах гвардейца от Музы карточной игры, помогла Державину написать в 1782 г. оду, которая оказалась пропуском во дворец и на долгие годы охранной грамотой. Это была знаменитая ода "Фелица", в которой поэт обращается к Екатерине как к придуманной киргизской княжне Фелице и хвалит ее за разные достоинства:

 Не дорожа твоим покоем, 
 Читаешь, пишешь пред налоем 
 И всем из твоего пера 
 Блаженство смертным проливаешь; 
 Подобно в карты не играешь, 
 Как я от утра до утра... 

Все сразу в стихах узнали императрицу, а самое главное - ей самой ода очень-очень понравилась. Государыня сказала, что никто ее так не понял, как Державин. В награду Екатерина послала поэту золотую табакерку с надписью на пакете: "Мурзе Державину от киргиз-кайсацкой княжны". Начальство поначалу Державина заподозрило даже во взятках от инородцев.

В оде этой есть юмор, свежесть искреннего чувства, чувства любви - но не обычной, плотской, а возвышенной, государственной - так люди любят властителя только за одно, что он - властитель.

С любовью же Державина к Екатерине сложнее. Он полюбил государыню за "Наказ" для Комиссии по созданию нового свода законов. В "Наказе" было столько правильных мыслей: спасение России - в самодержавии, самодержец обязан править по закону, закон должен быть справедлив, и ему должны подчиняться все. Там же дано определение свободы. Это - "право делать все, что позволено законом". Державин думал, что вот наступила новая эпоха и с такой государыней исчезнет зло, несправедливость...

На страже закона и мечты

Но, увы! От деклараций до реальной политики - дистанция огромная. И Екатерина была женщина умная, гуманная, но политик опытный, осторожный. Она писала, что крепостное право бесчеловечно, но стоит ей помянуть о его отмене, "как меня закидают камнями", - словом, еще не время.

В святом деле борьбы с ворами, взяточниками в управлении тоже есть нюансы. Ведь вор понятен, предсказуем, управляем, послушен потому, что знает свой грех. Как-то глядя из дворцового окна на толпы служителей, тащивших узлы и сумки с провизией из дворцовой кухни, она со вздохом сказала: "Господи, хоть бы мне что-то на ужин оставили!" Чтобы управлять Россией, нужно ее пороки воспринимать как данность - иначе нельзя. И у Екатерины появился девиз, с которым она правила Россией 34 года: "Будем жить и дадим жить другим!"

Державин же этого не понимал. Ода "Фелица" открыла ему путь к власти, он стал губернатором, а потом статс-секретарем императрицы, но нигде не мог удержаться надолго потому, что пытался реализовать принципы "Наказа" буквально и завоевал звучную славу чудака, скандалиста и склочника.

Но Екатерина умела ценить и такие черты его характера, как прямоту, принципиальность, честность. В 1791 г. она сделала его своим статс-секретарем по жалобам. В деле защиты справедливости, исполнения долга он не знал сомнений. Это было не всегда приятно императрице: ведь она была самодержицей и порой с законом мало считалась.

Как-то раз они так сильно заспорили, что Державин даже накричал на императрицу, а когда она пыталась уйти, так он схватил за мантилью. Прибежавшему секретарю государыня сказала: "Василий Степанович! Побудь здесь, а то этот господин много дает воли своим рукам".

Почти два года Державин был секретарем Екатерины. Они дружили и ссорились, за это время он хорошо узнал эту необыкновенную женщину. Она уже стремительно приблизилась к старости, но не сдавалась. Она думала, что Державин напишет продолжение "Фелицы", но оно у поэта никак не получалось - Екатерина стала для него уже другой, многие иллюзии рассеялись. Да и Державин государыне надоел своей прямолинейностью, упрямством. И Екатерина уволила его из статс-секретарей, сделала сенатором - "понижение вверх".

Наслаждение жизнью

А жизнь шла своим чередом. Державин стал богат и вальяжен, купил большой дом на Фонтанке. Там умерла любимая жена, Екатерина Яковлевна, вскоре он женился на красавице Дарье Дьяковой. Она была строга к супругу, не раз поругивала его за резкость суждений и поступков.

Но не будем упрощать Державина - он не был Дон-Кихотом. Когда-то взятая на себя роль правдолюбца, который режет правду-матку в глаза, вошла в плоть и кровь Державина. Это была его игра. На самом же деле он знал меру в обличениях и умел помалкивать. Да это и понятно - Державин был и слыл необыкновенным жизнелюбом. Любовью к жизни, еде, телесному удовольствию буквально пышут его стихи. Он так смачно, зримо описывает обед, что слюнки текут:

 Я обозреваю стол - и вижу разных блюд 
 Цветник, поставленный узором: 
 Багряна ветчина, зелены щи с желтком, 
 Румяно-желт пирог, сыр - белый, раки - красны, 
 Что смоль, янтарь - икра, и с голубым пером 
 Там щука пестрая - прекрасны! 

В поисках бессмертия

К концу XVIII века Державин достиг многого: он был сенатором, министром, спорил с царями. Но много было министров, сенаторов, статс-секретарей, а он все же был один - поэт Державин. Как-то само собой получилось, что все признали в нем гения.

Конечно, Державин был прежде всего царедворец, карьерист. В его глазах орден был поважнее оды. Но с годами он понял, что именно в литературе - ключ к его бессмертию. А этого всегда желала его гордая, честолюбивая душа. Не случайно он переложил с латыни на русский язык "Памятник". Он думал, что именно его стихи станут вечным памятником ему...

Но нет! Шли годы, он слабел, терял зрение и постепенно его взору открывалась вечная и печальная истина, которая недоступна была ему, молодому. За два дня до смерти 6 июля 1816 г. он начертал ее формулу на грифельной доске:

 Река времен в своем стремленьи 
 Уносит все дела людей 
 И топит в пропасти забвенья 
 Народы, царства и царей. 
 И если что и остается 
 Чрез звуки лиры и трубы, 
 То вечности жерлом пожрется 
 И общей не уйдет судьбы. 

Но он ошибся! Пока. Имя Державина не забыто Россией, и оно будет жить, пока звучит на свете русская речь, пока думают по-русски и пишут на русском языке стихи.