Наследие Винера незримо работает на каждого, кто садится за компьютер. АО "Бог и Голем" - на подъеме, и творение пока не бунтует против своего создателя и партнера.

Миллионам программистов и сотням миллионов пользователей интернета известно слово "кибернетика", и они что-то слыхали о Норберте Винере: то ли он компьютер изобрел, то ли Сеть придумал - короче, один из предшественников Билла Гейтса.

На самом деле, вычислительные машины изобрели без Винера, интернет появился, когда его уже не было на свете, а что касается магнатов бизнеса, то винеровские книги полны саркастических замечаний в их адрес.

Как стать звездой

Несомненно, вселенской славе Норберта Винера немало способствовали его наружность и личный стиль.

Про президента Гардинга говорили, что родная Республиканская партия выдвинула столь непримечательную персону за одно то, что "он обладал внешностью президента Соединенных Штатов". Изобретатель кибернетики был примечателен очень многим, но то, что он вдобавок ко всему этому обладал еще и внешностью великого ученого, отрицать не рискнет никто.

Винер идеально попадал в образ классического профессора из анекдота: бородка клинышком, очки с толстыми стеклами, невероятная неуклюжесть и неловкость, путаная и бессвязная речь. Отпечаток некоторых из этих качеств лежит даже на его трудах, включая и легендарную книгу "Кибернетика или управление и связь в животном и машине" (1948).

Лекции он якобы читал так. Подходил к доске, что-то писал на ней мелом и тут же, недовольно бормоча под нос: "Неверно, неверно", - стирал. Потом писал и стирал снова и снова. Через два часа произносил: "Теперь, пожалуй, все", и, не глядя на слушателей, выбегал из аудитории.

А вот самый расхожий из винеровских анекдотов. На дорожке между административным корпусом и столовой Винер встречает молодого сотрудника. Слово за слово, беседа затянулась. В конце концов Винер спрашивает: "Послушайте, а куда я шел - из столовой или в сторону столовой? В сторону столовой? А, так я, оказывается, еще не обедал!"

Многочисленность баек такого рода - верный признак популярности их героя среди учеников и коллег. Несмотря на чудаковатый, а попросту - несносный нрав, в котором сам Винер охотно и даже с некоторым самодовольством признавался, число специалистов из разных областей знания, с которыми он не только дружил, но и выполнял совместные работы, впечатляет.

Еще больше впечатляет география этих совместных трудов. Норберт Винер подолгу работал в Англии и в Германии, в Китае и в Мексике. К началу 20-х годов, совсем еще молоденьким доктором наук, абсолютно неизвестным широкой публике, он был уже своим человеком в главных научных центрах Европы - ничуть не меньше, чем в родном Массачусетсском технологическом институте.

Винер был учеником и другом британского философа Бертрана Рассела и создателя математического аппарата теории относительности Давида Гильберта, он близко сотрудничал с корифеем квантовой механики Максом Борном и мексиканским кардиологом Артуро Розенблютом. Легендарный в Америке Вэнивар Буш, строитель мостов между наукой, большим бизнесом и государством, один из отцов американского ВПК, конструктор и организатор производства быстродействующих вычислительных машин, тоже еще с 20-х годов был приятелем и покровителем Норберта Винера.

Позднее, уже после Второй мировой войны, когда Винер решил сформулировать принципы кибернетики (в приблизительном переводе с греческого: навигация, управление) - научной дисциплины совсем новой и ни на какую другую в отдельности не похожей, то глубокое знакомство с самыми разными сферами знаний оказало ему неоценимую услугу.

Настолько же неоценимой была и услуга мирового научного сообщества. Оно давно знало Винера, уважало его, и странноватый математический трактат с амбициозными экскурсами в философию, биологию и социологию не показался коллегам выходкой дилетанта и не был проигнорирован, что вполне могло бы случиться, окажись его автором человек со стороны.

Дружное одобрение авторитетных ученых сразу же привлекло к "Кибернетике" внимание широких масс научной молодежи и почти сразу же - просто широких масс. Разумеется, рядовые люди таких книг не читают. Общественное мнение откликается на интеллектуальные озарения знатоков лишь тогда, когда готово услышать от них некие важные для себя вещи.

На рубеже 50-х годов прошлого века такая готовность была налицо. Притом Винер сумел не только вызвать к себе общественный интерес, но и надолго удержаться в его фокусе. Корневая причина того, что его мысли так пришлись ко времени, не только в том, что он был ярким и успешным ученым, весьма ценимым людьми своего круга, но также и в том, что по рождению и воспитанию Норберт Винер не был и не мог быть человеком, сосредоточенным только на науке.

Чудо в отставке

Примерно так ("Экс-чудо", в смысле: бывший вундеркинд) называется один из томов винеровских мемуаров. Интеллектуальная жизнь чрезвычайно высокого накала была обеспечена ему на самом старте биографии. И даже еще раньше.

В конце позапрошлого века состоятельная еврейская семья, в которой ему суждено было родиться, переселилась из города Белостока (Российская империя) в Соединенные Штаты. Ее глава, весьма известный уже филолог Лео Винер, будущий отец Норберта, стал профессором на кафедре славянских языков Гарвардского университета. Родившийся уже на новой родине в 1894-м, Норберт Винер, кажется, толком не говорил по-русски, хотя его отец, свободно владевший несколькими десятками языков, помимо прочих своих трудов, перевел с русского на английский двадцатичетырехтомное собрание сочинений Льва Толстого.

Норберта ждала малоприятная судьба вундеркинда. Буквально с колыбели его обучали чтению, прививали вкус к знаниям и требовали невероятных успехов. Вкус привили, и успехи были очевидны, но расплачиваться за них пришлось одиночеством: он учился в школе второй ступени - ребенком среди подростков, потом в университете - подростком среди взрослых. В 18 лет Винер защитил докторскую диссертацию в Гарварде.

Любопытно, что переход к размеренной профессиональной карьере наш герой совершил лишь семь лет спустя после этого знаменательного достижения, когда в 1919 году устроился на кафедру математики Массачусетсского технологического института (МТИ), где (с перерывами на многочисленные зарубежные поездки) проработал всю оставшуюся жизнь, немало способствуя превращению довольно скромного поначалу высшего учебного заведения в гордость Америки и кузницу нобелевских лауреатов.

А между 1912-м и 1919-м Норберт Винер, как он потом выразился, "вкусил радость свободного труда". Он позанимался философией науки у Рассела в Кембридже, математикой - у Гильберта в Геттингене, с любопытством понаблюдал за работой Резерфорда, основателя ядерной физики. Затем вернулся на родину и неохотно провел недолгое время в элитном Колумбийском университете, показавшемся ему после Европы весьма провинциальным ("бесконечные претензии, которые я предъявлял всем и каждому по поводу того, что со мной недостаточно считаются, и неумение играть в бридж сделали меня притчей во языцех всего общежития").

Потом он несколько раз пробовал себя как преподаватель, работал на заводах "Дженерал электрик", немножко послужил в армии Соединенных Штатов ("необходимость жить в бараках приводила меня в отчаяние"), прочувствовал даже вкус журналистского куска хлеба ("несколько месяцев перебивался литературной поденщиной для газет") и только после этого стал тем профессором Винером из МТИ, в качестве которого и вошел в историю.

Дарвинизм, захвативший его воображение еще в раннем детстве, и бульварная литература ужасов, которой он увлекался подростком, философские аспекты теории относительности в рафинированном изложении Бертрана Рассела и тонкости составления таблиц стрельб, освоенные на артиллерийском полигоне, математические озарения, посещавшие его в обществе геттингенских светил, и киношки с немыми фильмами, где он отдыхал душой от общества коллег, играющих в бридж, - все это со временем пошло в дело, стало материалом, из которого Винер потом вылепил "Кибернетику" и книги, ставшие ее продолжением.

Стрельба и разум

Сами по себе счетные машины не были ни новинкой, ни экзотикой даже на заре научной карьеры Норберта Винера. Это и давным-давно вошедшие у нас в быт счеты, и вошедший менее давно, но зато во всем мире, арифмометр. Не говоря уже о не вошедшей в быт, но очень привлекавшей специалистов механической вычислительной машине Чарлза Бэббеджа, английского изобретателя-самородка ХIХ века.

Накануне Второй мировой войны в Америке уже появились быстродействующие (по тогдашним понятиям) цифровые вычислительные машины, использующие двоичную систему счисления.

Норберт Винер пришел к мысли, что именно такие машины - самый подходящий инструмент для быстрого решения дифференциальных уравнений в частных производных, которыми он занимался. Именно к таким уравнениям сводятся очень многие практические задачи. Первый шаг к кибернетике был сделан.

Вторым шагом стали изыскания Винера в военные годы. Он занимался разработкой систем управления стрельбой зенитной артиллерии, придумывая математические модели, которые выдавали прогноз будущего положения вражеского самолета, основываясь на наблюдениях за траекторией его полета в прошлом. Задачи такого рода стали затем типовыми для вычислительной техники.

Решая с группой коллег и сотрудников проблемы прогнозирования и связи, Винер нашел, что создаваемая им машинная система моделирует (для отдельно взятых ситуаций, конечно) ход мыслей человека.

Третьим шагом на пути к кибернетике стали совещания, устроенные Винером в Принстоне, куда он созывал нейрофизиологов, связистов и специалистов по компьютерной технике. Он убедил собравшихся, что нервная система человека является аналогом вычислительной машины и "специалисты в этих различных областях очень быстро начали говорить на одном языке".

Словарь этого языка - нарождающегося языка программистов - составился из терминов, позаимствованных из самых разных сфер знания. Именно тогда, к примеру, сугубо "человеческое" слово "память" стало применяться к машинным ресурсам хранения информации.

И, наконец, четвертым шагом стало написание "исчерпывающей книги", адресованной широкому кругу просвещенных людей. Эту мысль подал Винеру один из его приятелей, когда он в 1946-м по какому-то делу заехал в Париж. Вскоре после этого книга была написана во время одной из длительных научных командировок Винера в Мексику.

Ключевая мысль "Кибернетики": возможность передавать и получать информацию вовсе не является привилегией людей. Поэтому нет непреодолимой границы между естественным человеческим разумом и искусственным разумом машины. "Когда "Кибернетика" стала научным бестселлером, все были поражены, и я не меньше других", - вспоминал потом Винер.

По заказу эпохи

Вполне могло получиться так, что Норберт Винер не съездил бы вовремя в Париж, не получил бы столь удачного совета и не написал бы "Кибернетику". Сама по себе эта книга не содержала каких-либо новых открытий. Компьютерная техника стремительно развивалась без всяких подсказок. Что бы, собственно, изменилось, если бы и книга "Кибернетика" не вышла, и слова такого никто бы не придумал?

Есть такое выражение: "Книга, сделавшая эпоху". И к нашему, и к большинству других подобных случаев куда лучше подходит - "эпоха, сделавшая книгу". Эпоха буквально требовала "Кибернетику".

Немного спустя после Второй мировой войны - сначала по западную, а еще через несколько лет и по восточную сторону железного занавеса - невероятно укрепилась вера в быстрое и простое решение всех человеческих проблем через развитие науки и техники. Отнюдь не только коммунисты и социалисты загорелись мыслью, что и само общество, и его развитие поддаются некоему "научному" моделированию.

В один могучий порыв сливались и обожествление чудотворцев-технократов, и взлет научно-фантастической беллетристики, и экзальтированный интерес к освоению космоса, и возвращение забытой с 20-х годов романтической моды на великих ученых. В подобной атмосфере общественное мнение никак не могло пройти мимо такой жемчужины, как "искусственный разум".

Человек, который свел воедино разрозненные и не до конца осмысленные даже специалистами находки, придумал эффектное загадочное название и, поднявшись над научной прозой, провозгласил великую цель, просто не мог не стать суперзвездой ("Чем-то вроде фигуры общественного значения", - тактично констатировал Норберт Винер). По своим научным достижениям Винер был одним из нескольких (возможно, трех-четырех) ученых, которые заслуживали занять это место. У одного из них, Андрея Колмогорова (достижениям которого сам Винер вполне отдавал должное), возможности в советской стране написать книгу с таким замахом, естественно, не было, даже если предположить, что было желание. Что же касается остальных "конкурентов" нашего героя, то он выделялся куда более широким, чем они, социальным и гуманитарным кругозором и, разумеется, страстью популяризатора. Поэтому следует признать, что мировая слава Норберту Винеру досталась по заслугам.

Из ненависти в любовь одним прыжком

Разумеется, в конце 40-х "Кибернетику" в СССР прокляли, а с Винера сорвали маску - не помню уж какую. Но всего десять лет спустя у нас была опубликована сначала эта книга, а затем и прочие винеровские сочинения.

А летом 1960-го заморского гостя с распростертыми объятиями принимала в редакции журнала "Вопросы философии" сборная команда ученых и партийных пропагандистов во главе с "философом", академиком Митиным, истинным бичом и гонителем генетики и всех прочих лженаук.

Кажется, ни одна из научных дисциплин, предававшихся у нас анафеме, не была реабилитирована с такой расторопностью.

Что и понятно. Редко какие идеи были так созвучны советскому общественному порыву 50-60-х годов, как идеи "искусственного разума", "автоматизированных систем управления" и т.п. Вера в науку, технику, социальное программирование с помощью "не знающих ошибок" машин охватила буквально всех - от партократов хрущевского поколения до продвинутой молодежи.

Разница с Западом состояла в том, что эти идеи приобрели у нас еще более наивный и прямолинейный вид, чем у себя на родине. Выдвинулась целая плеяда не ведающих сомнений интеллектуалов-энтузиастов (их западных собратьев озадаченный Винер называл "машинопоклонниками").

Творец спорит с роботом

"Творец и робот" - под таким целомудренным названием вышла в СССР последняя книга Норберта Винера "Акционерное общество "Бог и Голем"", написанная в 1963 году - меньше чем за год до его смерти (Голем - оживший глиняный истукан из предания пражских евреев).

В своем итоговом сочинении Винер уже не столько отстаивал идеи искусственного разума, сколько предупреждал о бедах, которые он может принести. Точнее, о бедах, которые способны принести упования на то, что этот разум решит те человеческие проблемы, с которыми люди не справились самостоятельно.

"Как же нам быть, если мы передадим решение важнейших вопросов в руки неумолимого чародея или, если угодно, неумолимой кибернетической машины, которой мы должны задавать вопросы правильно и, так сказать, наперед, еще не разобравшись полностью в существе того процесса, который вырабатывает ответы?.. Нет, будущее оставляет мало надежд для тех, кто ожидает, что наши новые механические рабы создадут для нас мир, в котором мы будем освобождены от необходимости мыслить. Помочь они нам могут, но при условии, что наши честь и разум будут удовлетворять требованиям самой высокой морали..."

Принято говорить, что взгляды Норберта Винера были "эклектичны", то есть представляли некую случайную мешанину. Это не совсем так. Взгляды Винера - это взгляды эпохи, освоенные и переосмысленные либерально мыслящим, критически настроенным и широко образованным человеком. Если там и есть мешанина, то это мешанина времени. Он отдавал дань модным идеям века, да и сам оказался в числе их "авторов", но уж никогда не доводил их до абсурда.

Как и большинство американцев его круга, к тому же будучи обремененным воспоминаниями о детстве, проведенном в атмосфере отцовского диктата, Винер обращался к услугам психоаналитиков-фрейдистов. И хотя получил некоторое облегчение, скептически отмечал, что "ответы, которые они предлагали на все общечеловеческие и на мои личные вопросы, казались мне слишком бойкими и приходились как-то уж очень кстати".

Несомненно, его увлекала драматическая философия экзистенциалистов, очень популярных в левых интеллектуальных кругах на послевоенном Западе ("я никогда не считал удовлетворенность и даже счастье самыми большими человеческими ценностями"). Но слишком уж упиваться беспросветностью было не в его стиле: "Никакое поражение не может лишить нас успеха, заключающегося в том, что в течение некоторого времени мы пребывали в этом мире, которому, кажется, нет до нас никакого дела".

Не в его стиле было и упиваться оптимизмом. Он не раз предупреждал "машинопоклонников", что моделировать с помощью машин экономические и социальные процессы - дело трудное и рискованное. Но все-таки саму мысль о таком моделировании не отвергал - это было бы уж чересчур вопреки духу того времени.

Следуя духу времени, он уделил массу внимания теме, которая тогда всех захватила, - перспективам бунта машин против людей. На рубеже 50-60-х было принято считать, что вычислительные машины вот-вот превратятся в человекоподобных существ ("роботов"), которые, конечно, немедленно придушат своих создателей.

Винер соглашался, что возможно и такое, но дальновидно добавлял, что не менее реальная угроза - это ошибки самих людей при обращении с машинами, например, постановка перед ними непосильных задач. Эту часть советов отца кибернетики его последователи тогда проигнорировали.

Через девять лет после смерти Норберта Винера сторонники победившего в Чили военного режима начали свою экономическую реформу с того, что вдребезги разбили только что смонтированную огромную вычислительную машину, с помощью которой экономисты-социалисты собирались планировать и моделировать чилийскую экономику. Время кибернетических грез закончилось.

Компьютерный мир после кибернетики

Хотя роботы в том виде, в котором их ждали полвека назад, нынче встречаются, в основном, как детские игрушки, а к моделированию экономики и социальной жизни сейчас подходят куда осторожнее, чем 30-40 лет назад, но нынешний мир - подлинный мир компьютеров. Без них немыслимы ни техника, ни наука, ни новейшее искусство, ни просто быт современного человека.

Интернет - это не столько диалог с неким искусственным разумом, сколько небывалое доселе средство коммуникации, вход в несметное множество искусственных миров, сотворенных людьми с помощью компьютеров. Происходит не борьба людей и машин, о которой некогда с таким азартом рассуждали, а объединение тех и других во всемирную суперсистему. Много ли в этом от Норберта Винера и от его кибернетики? Не столь уж мало.

Уже в конце 40-х, имея дело с машинами без экрана, клавиатуры и мыши, участники организованного Винером семинара в МТИ пришли к чрезвычайно перспективной мысли, что вычислительная машина - это не только инструмент расчетов или прообраз искусственного разума, но и средство коммуникации.

Там же родилась идея интерактивности, без которой немыслим интернет, - то есть такого режима, в котором человек и компьютер находятся в состоянии постоянного обмена информацией. Для решения этой проблемы придумали алфавитно-цифровую клавиатуру. То, что нынче самоочевидно, было тогда невероятным прорывом вперед.

Среди тех, кто собирался в те дни в МТИ пообщаться с Винером и друг с другом, были и будущие создатели первых проектов Сети, реализованных уже после его смерти.

Винер - культовая фигура - понемногу забывается. Наследие Винера-ученого незримо работает на каждого, кто сегодня садится за компьютер. АО "Бог и Голем" - на подъеме, и творение пока не бунтует против своего создателя и партнера.