Житейская мудрость стала для Карла Юнга спасательным кругом в море бессознательного

Карл Густав Юнг (1875–1961) был человеком выдающихся способностей. Для одних он был прекрасным врачом – специалистом по нервным расстройствам. Некоторые даже считали его непревзойденным гением всех времен и народов. Другие заходили еще дальше – для них Карл Густав был богом. Конкретно – арийским Христом. Так думали многие пациенты известного цюрихского доктора, в особенности – пациентки. Впрочем, точно так же думал и он сам, так что никакой неловкости не возникало. Если уж и упоминать о всяческого рода неловкостях, то они как гром среди ясного неба настигали Юнга только во время общения с «отцом психоанализа» – Фрейдом.

Как-то Юнг шутки ради в гостиной у великого психоаналитика завел разговор о «болотных трупах» – мумиях, спящих сном праведников в местных торфяниках. Фрейд, не переносивший упоминаний о смерти, тут же упал в обморок. Что за чертовщина! Впоследствии все решили, что Юнг просто шутил. Но вот шутил или нет «отец коллективного бессознательного» – на этот вопрос нет четкого ответа. По крайней мере даже когда он вел себя прилично (не вызывал духов, не читал проповеди мертвецам, не устраивал полигамии прямо на дому и не страдал от видений и прочего), с ним было нелегко поладить.

Иногда Юнг просто шокировал венского чудотворца. Так, Карл Густав сознавался в одном из своих ранних писем к Фрейду: «Мое восхищение вами носит религиозно-мистический характер. Это, правда, не доставляет мне никаких неприятностей, но из-за своего несомненного эротического подтекста кажется мне противным и смешным. Это мерзкое чувство восходит к детским годам, когда я стал жертвой гомосексуального посягательства со стороны одного ранее уважаемого мной человека». Ничего себе признание! Хотя по большому счету для Фрейда с его сексуальной теорией ничего такого в нем нет. Подумаешь, гомосексуализм! Зато – религиозно-мистический. И на том, как говорится, спасибо.

И все-таки многострадальный Фрейд решил сделать из Юнга «наследного принца психоанализа»: передать, так сказать, ему бразды правления, избрать Президентом Психоаналитического Общества. Все бы хорошо, но тут опять завязался какой-то непонятный разговор, и в комнате Фрейда сверху донизу треснул шкаф и, кажется, еще что-то загорелось. На этот раз отошедший на второй план основатель психоанализа в обморок не упал, но крепко призадумался. Следом за ним призадумался и Юнг, так прямо и объявивший своему нареченному венценосному «папе»: дескать, теория сексуального происхождения неврозов не полностью отвечает на все вопросы. Мол, работа в клинике с пациентами наводит его на всякие другие мысли, и прочее в том же роде.

Фрейд и тут не потерял выдержки и на месте устоял. В новый обморок он свалился в другой раз, когда они вместе с Юнгом ехали в Нью-Йорк на пароходе. Очередная скандальная беседа зашла у них о снах. И Фрейд почему-то не выдержал. Прямо тут же и упал, да так, что пришлось нести его куда-то на руках. Пришлось «королю» с «принцем» разойтись – от греха подальше. И это очень обидно.

Но с другой стороны, притязания Юнга тоже можно понять. Настоящий папа был у него протестантским пастором. Еще в детстве одаренный ребенок начал подозревать, что папа проповеди-то в церкви читает (не мертвецам в отличие от сына, а живым людям), но в какого бога верит, и сам не знает. Тут мальчика стали посещать разнообразные видения: ему пригрезился подземный трон, а на нем огромных размеров фаллос. Уже по одному этому можно судить, что неприличное (читай: бессознательное) с малых лет просто-таки захлестывало Карла Густава, не давая ему дух перевести. Дальше мальчику приснился Бог, прямо с трона (дался же Юнгу этот трон!) покакавший в горшок. Карл Густав ожидал наказания за свои кощунственные видения, но оно не воспоследовало.

Тут Юнг все понял. Ницше был прав: Бог умер. Надо было что-то делать. Сказать-то это просто, а вот придумать план… И Юнг пустился исследовать глубины своего (хм!) бессознательного. Там он познакомился со многими интересными людьми: слепой Саломеей, Старцем Филимоном и другими. Юнг понял, что все они были архетипы. Особенно Филимон, потому что он был глубокий старик и вместе с тем мудрый, как несколько вместе взятых змей. Вот тут-то Юнг и придумал Архетип Мудрого Старца. Этот Архетип вел себя с Карлом Густавом очень пристойно (никаких шкафов не ломал и в обморок падать не заставлял). Напротив – показал ему кучу разных бессознательных сокровищ, и исследователь понял, что он не зря затеял этот самый спуск в глубины.

Ну а после разрыва с Фрейдом Юнг решил уйти из Цюрихского госпиталя. Он стал принимать пациентов в своем загородном доме и заодно предаваться медитации. Коллективное бессознательное вышло из берегов и доставляло Карлу Густаву немало хлопот. Он воочию видел потоки крови, сбегающие в долину с горных вершин, предчувствовал Первую мировую войну. В подвале на алтарном камне лежало тело юного светлокудрого воина, принесенного в жертву, и от этого дом уютнее не становился.

В общем, все это было так неприятно, что Карл Густав впоследствии записал: «Я погружался в бессознательное, и были моменты, когда я чувствовал, что могу сойти с круга. Но я знал, что у меня есть медицинский диплом и я должен помогать больным, что у меня есть жена и пятеро детей, что я живу в Кюснахте на Озерной улице, 228, все это было той очевидностью, от которой я не мог уйти. Я каждый день убеждался в том, что действительно существую, что я не легкий лист, колеблемый порывами духовных бурь, как это было с Ницше. Ницше утратил почву под ногами, потому что не владел ничем, кроме собственных мыслей, и те имели над ним больше власти, нежели он над ними».

Ну вот, оказывается, чтобы экспериментировать с глубинами, надо как минимум иметь пятерых детей, жену и дом на Озерной улице (не говоря уже об энном количестве постоянных любовниц и поклонниц). А бедный Ницше никакого дома не имел и всего прочего тоже.

Мораль отсюда такова: кто хочет парить в эмпиреях, изучать разнообразные глубины и безнаказанно лицезреть потоки крови, должен крепко стоять на земле. Лучше всего – обеими ногами сразу. Потому что из одних лишь мыслей шубы не сошьешь, это справедливо.

Так что ни в коем случае не пороча светлую память Ницше, воздадим по заслугам гению Юнга и его практической смекалке: а бог он или не бог, это мы даже и обсуждать не будем.