Папа архитектор удачно спроектировал своего Андрюшу, подарив стране не просто еще одного гражданина, а, по сути, целую рок-группу, да еще рок-группу легендарную.

Маленький Андрюша Макаревич, отметивший на этой неделе свое 50-летие, люто ненавидел занятия музыкой. Он не любил музыку, но сходил с ума от «Битлз». Да и был ли тогда хоть кто-нибудь из юных, кто не фанател бы от битлов, от «битлятины», как говорит сам юбиляр. Макаревичу, конечно, казалось, что, создавая школьный ВИА, он шел своей дорогой. Правда, этой же дорогой шла как минимум вся страна, и все эти ансамбли плодились со страшной силой — этакие кролики с гитарами наперевес.

Наверное, все это очень напоминало знаменитый фильм «Розыгрыш», где вместо юного Димочки Харатьяна вполне можно представить Андрюшу Макаревича. Так же собирались в полутьме, так же верили в себя, так же распевали «Бабочки летают, бабочки!» или нечто подобное.

Вначале в этом школьном ансамбле участвовали не только мальчики, но и девочки. Хотя девочки в то время нашего героя абсолютно не интересовали. Вначале группа называлась не «Машина», а «Машины времени»», во множественном числе. Вначале Макаревич практически не пил, что для музыканта — едва ли нормально. Правда, после того как кто-то из друзей заставил его употребить бутылку портвейна на двоих, дело пошло.

Дошло и до исключения из института, вернее, до перевода на вечернее отделение (не явился вовремя на овощебазу), и до съемок в кино, да не в каком-нибудь, а в данелиевском, то есть у режиссера, которого Макаревич боготворил.

Их группу «засветили» в «Афоне». Играли они, по сути, самих себя, «лабающих» на танцах в каком-то заштатном клубе. «Ты или я», «Скоро стану я больным и старым» — это они, молодые и здоровые, талантливые, в общем, ребята на загляденье.

Андрюше Макаревичу все было нипочем. На первый киногонорар — 500 рублей — он купил «Грюндиг». По тем временам это было волшебное слово, пароль. В «Берегись автомобиля» герой Андрея Миронова Дима Семицветов приторговывал этими «Грюндигами» из-под полы, а Макаревич — представляете — приобрел это самое чудо вполне официально.

«Машина времени» пыталась прорваться со своей музыкой в «Музыкальный киоск» — не пропустили. Они устраивались работать в Московский областной театр комедии — тогда это было модно, чтобы каждый уважающий себя драматический коллектив имел по примеру захаровского «Ленкома» в штате свой собственный вокальный ансамбль. Они озвучивали даже Шекспира, и зритель сметал все преграды, прорывался — нет, совсем не на Вильяма, нашего, понимаете, Шекспира, а на полулегальных музыкантов

Золотое время. Экипаж «Машины» менялся: Маргулис, Кавагое, Зайцев, Подгородецкий, Ефремов, Кутиков… Не менялось только счастливое ощущение того, что они все могут, абсолютно все. Они популярны. Они любимы. И никакие статьи типа «Рагу из синей птицы» — а этот материал был попыткой публичной казни на страницах «Комсомольской правды» — не могли их уничтожить и не являлись для народа правдой. Они умели держать удар, не случайно ведь Александр Кутиков был из бывших боксеров. А народ обожал и пел «Синюю птицу», «Поворот», «За тех, кто в море», «В добрый час!» и многое другое, и никто не мог запретить народу петь это. Как это запретишь, если поет душа.

«Душа» — так назывался фильм с Софией Ротару во главе и с Макаревичем рядышком. Они отмечали успех этой самой «Души» вместе на квартире нынешнего юбиляра в компании с Ротару, Боярским, Роланом Быковым, когда злая соседка вызвала милицию. Приехавшие стражи порядка, увидев, кого они должны усмирять, срочно сосредоточились на получении автографов.

Макаревич умудрялся успевать попадать в автомобильные катастрофы, заниматься подводной охотой, в том числе и Крым очень даже жаловал, Гурзуф, у него даже песня такая есть — «Никитский ботанический сад». Успевал сниматься в кино, на сей раз в главной музыкально-драматической роли Коли Ковалева в фильме «Начни сначала». Не забывал при этом о женщинах и детях. Среди его спутниц значилась знаменитая Ксения Стриж, а с законным сыном Иваном достаточно органично сочеталась ( не подумайте только, что сочеталась браком) незаконная дочь Дана, проживавшая в Филадельфии.

Конечно, Макаревич со временем становился человеком тусовки — так звезде на роду написано. Он мог себе позволить писать песни для фильма «Шизофрения» только потому, что его попросил об этом друг Саша Абдулов, с которым они потом снимались у Эльдара Рязанова в «Тихих омутах». Сниматься — это не значит, конечно, быть актером, но Макаревич оказался востребован и в «Старых песнях», которые хоть и были старыми, но о главном же! Конечно, он везде оставался Макаревичем, самим собой, со своим характерным покашливанием и узнаваемыми ярко-конопатыми руками: и в образе какого-то пасечника, и в обличье шеф-повара, призывавшего нас любить макароны. Константин Эрнст удачно выбрал для него именно это песню. Во-первых, фамилия Макаревич однокоренная с макаронами. Во-вторых, к тому времени лидер «Машины времени» примеривался к новым временам и успешно пробовал себя в роли телеведущего программы «Смак», тоже однокоренной. Создалась анекдотичная ситуация. Те, кто помнил Макара в качестве музыканта, брезгливо морщились: «Как он мог променять высокое искусство на кухонные запахи?!» Те же, кто не помнил его в качестве «машиниста», очень удивлялись, когда слышали, что этот веселый повар, сытый, благополучный парниша был, оказывается, когда-то едва ли не музыкальным революционером, суперпопулярным, полузапрещенным. Самое смешное, что он сам до сих пор считает себя прежде всего художником и на абсолютном серьезе устраивает юбилейные выставки своих картин.

Не собираясь отвечать своим критикам, но вспомнив, что играл когда-то в картине под названием «Начни сначала», Макаревич пытался начать сначала новым витком творчества под названием «Отрываясь», но этот новый виток вызвал такой шквал критики и обвинений, что впору было призадуматься.

Его обвиняли в том, что его нынешний музыкальный уровень не превышает уровня дилетантов, обслуживающих танцплощадки. Впрочем, Андрею Макаревичу и это было знакомо и памятно, достаточно было пересмотреть «Афоню»…

Он не отвечал и не отвечает своим оппонентам. В конце концов, 50 — это тот возраст, когда человек может уже сам решать, отвечать ему на критику или сделать вид, что имел он ее в виду. Да и Макаревич — это, надо признать, такая фамилия, которая позволяет абсолютно спокойно идти каравану, пока собачки лают себе вокруг да около.