Любой юбилей, и круглый, и не очень — это, по сути, лишний повод вспомнить. Впрочем, иногда повод формальный. Спектакль московского Театра cатиры «Безумный день, или Женитьба Фигаро», премьера которого состоялась 45 лет назад, в апреле 1969 года, и вспоминать-то излишне — забыть его по многим причинам невозможно.

«А не замахнуться ли нам на нашего, понимаете, Бомарше»

Так или примерно так подумал году этак в 1968 главный режиссер московского Театра сатиры Валентин Николаевич Плучек. Мысль, конечно, была вполне свежая. И комедия блестящая, одна из лучших в мировой литературе. И со времен хрестоматийного мхатовского спектакля в постановке самого Станиславского с Н. Баталовым, О. Андровской, Ю. Завадским в главных ролях прошло уже более 40 лет. Современный взгляд на классическое произведение был бы вполне уместен.

К тому же в труппе Театра сатиры был молодой Андрей Миронов, входивший в зенит своей славы. В это же самое время он снимался у Гайдая в «Бриллиантовой руке» в звездной роли Гены Козодоева. Козодоев плюс Фигаро — этот выстрел дуплетом оказался счастливым и для Миронова, и для театра, и для зрителей. Молодой популярный актер моментально превратился в мегазвезду, в личность, в артиста, который мог играть абсолютно полярные роли — и Хлестакова, и Гамлета. Но вначале ему предстояло сыграть бывшего севильского цирюльника, а ныне камердинера и домоправителя графа Альмавивы, у которого добрый хозяин прямо накануне свадьбы намеревается увести из-под носа невесту Сюзанну.

Правда, для такого роскошного спектакля труппа тогдашнего Театра сатиры была жидковата. Если верить актрисе Т. Егоровой и ее любопытной книге «Андрей Миронов и я», именно в тот период во время дружеских посиделок с двоюродным братом А. Белинским в ресторане ВТО (Всероссийское театральное общество — так раньше назывался Союз театральных деятелей) Миронов говорит о том, что в связи с постановкой знаменитой комедии Бомарше хорошо бы «перетащить» в Сатиру Валентина Гафта, Александра Ширвиндта и Зиновия Высоковского — знаменитого пана Зюзю из «Кабачка 13 стульев».

Радистка Кэт и другие

Перешедший таки в Театр сатиры Валентин Гафт начал репетировать роль графа Альмавивы. Его супругой графиней Розиной могла стать будущая радистка Кэт и первая жена Андрея Миронова Екатерина Градова, но тогда, в конце 60-х, она по каким-то причинам отказалась поступить на работу в Театр сатиры, хотя такое лестное предложение ей было сделано прямо после окончания института. Градова играла роль графини в студенческом спектакле, и очевидцы вспоминают, что она была прелестной Розиной — настолько нежной, обаятельной, красивой, что оставалось загадкой, с какой такой стати незадачливый граф волочился за Сюзанной, когда рядом было такое сокровище. Но сокровище это не украсило спектакль, в результате юную Розину репетировала и играла 44-летняя Вера Васильева, которую острый на язык Гафт в процессе работы частенько и не без основания обзывал сибирским валенком.

Сменилась в процессе работы и Сюзанна, предмет воздыханий графа и Фигаро. Ею стала недавняя студентка Нина Корниенко, девушка с длинными русыми волосами. Зритель более поздних лет может помнить ее по роли несчастной тетки, у которой украли продуктовые карточки, из фильма «Место встречи изменить нельзя». Но в 1969 году вопрос о карточках не стоял, Корниенко была молодой и задорной, на репетициях стреляла глазами в направлении Миронова, говорят, у них даже что-то было, но сейчас, кажется, все женщины, сексуально дееспособные в тот период, утверждают, что у них с Андреем Александровичем происходили романы разной степени страстности. Не будем возражать — может быть, им так легче.

Во втором составе Сюзанну должна была репетировать та самая Татьяна Егорова, которая много лет спустя назовет себя главной любовью Андрея Миронова и напишет о нем архискандальную книгу, по поводу которой до сих пор не сложилось однозначного мнения, что там правда, а что вымысел. Сюзанну она так и не сыграла, несколько раз вышла в мужской роли пажа Керубино, а вообще-то большей частью изображала одну из пейзанок, говоря по-простому — в массовке ходила и все вздыхала, глядя на заветного Андрюшу. Такой и запечатлена в телеварианте знаменитого спектакля.

Кстати, в телеверсии, снятой тридцать лет назад — в 1974 году, уже нет некоторых первых исполнителей. На премьере вечно пьяного садовника Антонио играл не Роман Ткачук, а колоритный Борис Новиков — Купи-Продай из телесериала «Тени исчезают в полдень», вошедший в историю кино замечательно емкой фразой «Загремим под панфары!». В роли пажа Керубино выступал Борис Галкин, запомнившийся позднее в фильмах «В зоне особого внимания» и «Ответный удар» — отец Владислава Галкина, знаменитого нынче «дальнобойщика». Артист А. Воеводин заменил его позднее. Нет в телеспектакле и Валентина Гафта, но это отдельная история…

Вместо «графа-урки» — «граф-сопля»

Дуэт Валентина Гафта и Андрея Миронова заслуживал в том спектакле особого внимания. Это был настоящий поединок, конфликт, высекавший искры и состоявший из массы замечательных, смешных и парадоксальных нюансов. Крупные актеры, что называется, «держали» постановку, находя для своих героев новые и неожиданные краски.

Постановка вообще была невероятно красива. Когда обсуждалось оформление будущего спектакля, художник Валерий Левенталь принес вместо макета… три мельхиоровые сахарницы. Все эти раскрывающиеся-закрывающиеся дверки, выезжающие фурки, церемонные лакеи, розы-мимозы великолепно перекликались с волшебной музыкой Моцарта, с его «Маленькой ночной серенадой» и изящными костюмами Вячеслава Зайцева. У Миронова было три костюма, каждый по-своему выразительный. Там таились маленькие зеркальца, которыми солнечный актер пускал солнечных зайчиков в зрительный зал.

Премьера прошла достойно. Правда, настоящий шумный успех приходил постепенно, к нему шли, нащупывая пути, чутко откликаясь на реакцию зрительного зала. В этот период, после одного трудного из трудных «Фигаро», Плучек устроил разборку, на которой больше всего досталось Гафту: «Вы никакой не граф. По сцене ходит урка!» На следующий день Валентин Гафт подал заявление об уходе из театра, и ноги его здесь больше не было.

Зато на территорию Театра сатиры ступила нога небезызвестного Александра Анатольевича Ширвиндта. Женская половина труппы весьма заинтересованно отнеслась к появлению новенького красивенького вальяжненького артиста. «Ленивый барин» Ширвиндт сразу же покорил всех. Однако на сцене в роли графа Альмавивы успех его был не столь безоговорочен. После премьеры по театру пополз шепоток: «Провал… Это какая-то сопля в камзоле…» Впрочем, предприимчивый Ширвиндт сумел повернуть колесо фортуны в нужную сторону. Что решило дело в его пользу — то ли обильный банкет, устроенный после спектакля, то ли симпатии супруги главрежа Плучека Зинаиды — не нам об этом судить.

Ввод был признан удачным, и постепенно Ширвиндт стал играть все увереннее и ярче, его неповторимая вялость и фирменные интонации пришлись весьма к месту. Он и Сюзанну добивался как-то по инерции, и с Фигаро спорил скорее по обязанности. И делал все это весьма смешно и убедительно — в контрасте с эмоциональным, импульсивным Мироновым.

Спектакль с успехом шел 18 лет. В нем играли Татьяна Пельтцер и Ольга Аросева, Борис Рунге и Зиновий Высоковский, но главные исполнители оставались неизменными. Они становились заметно старше, но спектакль продолжал идти, он как будто не выполнил еще своего предназначения до конца. Популярной постановке предстояло стать легендарной.

Безумный день, или Кончина Фигаро

Андрей Миронов играл Фигаро несравненно. Он действительно был особенным — слишком умным и не слишком веселым. По сравнению с другими севильскими цирюльниками — беззаботными и белозубыми — он был странно сосредоточен и виртуозно остроумен. Он нашел в этой роли удивительную гармонию, позволявшую ему быть одновременно искрометным и удивительно трогательным. Он поднимался до трагических высот, не позволяя, однако, проступить ложному пафосу.

Конечно, он менялся — менялся и его Фигаро: становился чуть менее резвым, чуть более рассудочным, не так горячо верящим в справедливость. Но актер всегда очень любил эту роль, ему было уютно жить в этом спектакле. Оказывается, ему было предназначено в нем и умереть.

…Август 1987. Рига. Гастроли Театра сатиры. Почему-то именно в этот период в Прибалтику съезжаются почти все родственники Андрея — его мать, обе жены, дочери — и многие его друзья. Неожиданно умирает в Москве отлучившийся на несколько дней в Москву Анатолий Папанов, многолетний партнер Миронова. Вместо спектаклей с участием Анатолия Дмитриевича — сплошные замены: концерты Андрея Миронова, где он трогательно вспоминает об ушедшем старшем друге.

Безумный день 14 августа. Миронов с утра играет в теннис, играет долго. Очень сильно покраснел — это замечает жена, Лариса Голубкина. Вечером он играет своего Фигаро. За кулисы к нему во время антракта приходит дочь Маша — она видела спектакль неоднократно, но почему-то в этот вечер вместо концерта Г. Хазанова снова пошла смотреть комедию Бомарше. Маша тоже говорит отцу, что лицо у него странно красное. «На солнце перегрелся», — отвечает Миронов.

В самом финале спектакля, во время своего монолога, он шепчет стоящему рядом Ширвиндту: «Шура, очень болит голова…» и падает на руки графу Альмавиве. Занавес.

Ведущие московские нейрохирурги, тоже, как ни странно, оказавшиеся в эти дни в Риге, ничего не смогли сделать. Любимый артист страны так и не пришел в сознание, и 16 августа его смерть стала фактом истории. Все, кому он был дорог, беспомощно наблюдали его театральный уход, как будто срежиссированный кем-то свыше. Как будто кто-то специально решил подчеркнуть коллективное человеческое бессилие в этот страшный миг и вместе с тем со странной ледяной щедростью разрешил всем при этой невероятной смерти присутствовать.

Хоронили Андрея Миронова, естественно, в костюме Фигаро.

Постскриптум

С тех пор много воды утекло. Марк Захаров поставил в московском театре Ленком свою версию «Женитьбы Фигаро», посвятив спектакль памяти Андрея Миронова и выведя на сцену вместе с Дмитрием Певцовым (Фигаро), Александрой Захаровой (Розина), Александром Лазаревым (граф) дочь Андрея Александровича Марию Миронову в роли Фаншетты. Эстафета поколений — это, конечно, хорошо. Но кумир зрителей нового времени Певцов так и не сумел достичь того виртуозного мастерства и лучезарного обаяния, с которым играл своего Фигаро Миронов.

В «Сибирском цирюльнике» у Михалкова Олег Меньшиков мелькнул в роли Фигаро — когда его герой юнкер Толстой выходит на сцену в театральной постановке. Мелькнул и мелькнул, снова собой полюбовался — что еще сказать? Наконец, в новогоднем интеровском проекте Фигаро стал некий Хвошнянский, но тут и совсем говорить-то не о чем — дистанция огромного размера, к тому же и проект был рассчитан на потертую лучезарность графа Киркорова в перьях и его пташки Стоцкой в роли Сюзанны. За грудь схватил — и будьте здоровы. А Фигаро здесь — третий лишний. Сбоку припека.

У каждого времени свои герои. Возможно, для сегодняшних молодых гениальный мироновский Фигаро — пустой звук. Не то что забыли, а даже и не знали. Узнайте. Не пожалеете, поверьте мне на слово.