Ушли в прошлое годы замалчивания имени поэта Велимира Хлебникова. В 1985 году во многих странах отмечалось столетие со дня его рождения. Появились иэдания - сборники стихов, труды русских и зарубежных исследователей его творчества, готовится и печати семитомное собрание сочинений. В Астрахани открыт музей Хлебниковых в доме, где жила семья.

Но время забвения способствовало возникновению домыслов, основанных на сомнительных свидетельствах, легендах, связанных с именем Хлебникова. Так, в пятидесятых годах Юрий Олеша сообщал своим читателям (цитирую по памяти): "Никто не знает, где он (Хлебников) умер, где похоронен..."

Свидетелем последних месяцев жизни и трагической безвременной кончины Велимира Хлебникова (в 1922 году ему было 37 лет) оказался художник Петр Васильевич Митурич.

В своих поздних воспоминаниях о Хлебннкове он так рассказывает об обстоятельствах, побудивших Велимира поехать с ним весной 1922 года в деревню Санталово тогдашней Новгородской губернии: "...Велимир хочет уехать в Астрахань. Денег нет нисколько и добыть их не представляется возможным. Тут я получаю отпуск... Я мог уехать из Москвы в деревню к жене, которая жила самостоятельно учительницей при своем огороде и с коровой. Но как оставить Велимира полуздорового, когда круг возможностей приюта и питания сужается с каждым днем. А потом - где и как я найду его и чем пробьюсь сам? И я решил предложить ему ехать со мной на две недели в деревню Новгородской губернии. а потом ехать с ним в Астрахань, или ему одному, как придется.

Проезд по Николаевской ж.д. до станции Борвенка интендант Ментов предоставляет бесплатный. Велимир соглашается. Делаем сборы. Я продаю кое-какие вещицы, чтобы побольше закупить еды в виде селедок, сахара. Но нужно брать как можно меньше вещей, так как от станции Боровенка до села Санталова 40 верст, которые нам нужно пройти не торопясь.

Велимир собирает свой мешок рукописей и переносит со мной на Даев пер., д. 9, к родным жены, откуда мы должны двинуться на вокзал. Мешок с бельем и мешок с рукописями оказались очень тяжелыми. С таким грузом идти нельзя. Белье нужно взять - там помоют и почистят женщины. Рукописи предлагаю оставить в Даевом пер., где они, конечно, будут в полной сохранности до его скорого возвращения. Велимир категорически не соглашается. Он их нес в Персии, на Кавказе, донес до Москвы и тут не желает с ними расставаться. Я понял его чисто физические труды, которые он уже совершил для того, чтобы донести свои мысли людям.

Я повиновался его воле и все его имущество, помещавшееся в двух мешках, было взято".

В этих же воспоминаниях Петр Митурич приводит и пророческое замечание Велимира: "Люди моей задачи часто умирают в 37 лет".

Во время поездки в Санталово Петр Митурич вел дневник, который по воле судьбы публикуется впервые.

Петр Митурич. Дневник 1922 года

14.V.
Отбыли из Москвы в деревню. В полночь заняли место в товарном вагоне и строили нары. Дождь. Холодно. Велимир ежился в своем тулупе и дремал, полулежа на нарах. Раздражали его вновь приходящие пассажиры, требовавшие себе места, неохотно уступал напору. Все время идет дождь.

15.V.
Прибыли на ст. Борвенку Н. Ж. Д. в 4 часа. За 8 аршин сатина наняли подводу в Тимофеево. Велимир почти весь путь до второй деревни ехал. Делали привал и ночевали. Дорога весьма трудная, испортившаяся от продолжительного дождя.

16.V.
Продолжали путь. Велимир много шел пешком, т.к. лошадь едва тащила наши пожитки. Днем прибыли в Тимофеево к Федору Салынскому, где отдыхали. Там встретился Канаев И. М. Короткая беседа о времени. В.В. чувствовал себя веселее. Солнце. Свежий ветер. Наняли новую подводу до Санталова. Велимир почти половину пути ехал на двуколке на вещах, сам правя, но неудачно. Очень часто наезжал на камни и попадал в ямы, так что, наконец, упал с двуколки. Пришлось взять вожжи мне и все время поддерживать двуколку в опасные моменты. К вечеру прибыли в Санталово. Весь путь в 37 верст от Борвенки очень труден.

16.V.
Знакомство с обитателями школы . Переодеваемся, отдыхаем, едим, устраиваем Хлебникову комнату. В.В. вечером трясло и знобило. Принимал хину. День солнечный. Прохладный.

17.V.
В.В. был в лесу с Васей, собирал грибы, клюкву в болоте и муравьев в бутылку. Работал. Озноба не было. День солнечный. Раскладывал свои рукописи на лежанке и приводил их в порядок. Ненужное бросал в печку: "Я уничтожаю черновые варианты". Воспоминания Васи 8-ми лет (он говорил на деревенском диалекте): "Один раз к нам приехал Хлебников. Вот мы пошли гулять в лес так за сморчками. Тогда была еще весна. Вот мы идем к озерку за сморчками. Я иду вперед, а он сзади. Я иду, вбок не гляжу. Вот идем, идем, а Хлебников и говорит: "Разве ты парнишка, что ты не видишь грибы?". Я обернулся назад, а там в ломеце сморчки. Я взял и сорвал, положил в свою шапку. Потом я стал по бокам глядеть. Потом мы пошли в другое болото. Там на горочке солнце припекало. Хлебников взял и рубашку снял, и штаны снял, а подштанники оставил. Вот мы и стали искать сморчки, а Хлебников мне и говорит: "Ты иди на тот край, а я на этот". Вот я и пошел на тот край. Я шнырю - нету, хоть бы один нашел, вот я и побежал опять туда. А там-то их много. Я обрадовался да и давай рвать" .

18.V.
Пил муравьиный спирт, который сам выжимал (с моей помощью). Выпил полстакана. Лихорадка не возвращалась. Работал у себя. День солнечный. "Мы поедем на юг - там много птиц, будете наблюдать". Мы лежали на траве, дети бегали обнаженные. O Маше: "ангельчик".

19.V.
Лихорадка не появлялась. Много работал. Гулял. Хорошо все дни ел. Утром наблюдал танцы "дикарей" - детей, которые под стук деревянной палки о доску, подвешенную на шее, танцевали боевые танцы индейцев.

20.V.
Заметная слабость в ногах. Непрочно на них держался. Пил черничный отвар.

22.V.
Велимир держится на ногах еще хуже. Работал за столом.

23.V.
Слабость в ногах еще сильнее. Боли нет. На предложение лечь в постель отказался. После обеда пошли на речку. Тепло. Солнечно. Велимир шел, опираясь на мои плечи. Сел на берегу на овчину. Я ему изготовил удочку ("удочка прекрасная"), накопал червей. Велимир увлекся удачным ловом и считал пойманных рыб (56 штук). Ловил выдержанно и ловко. Перестало ловиться, решил перейти на другой омут. Я ему сделал палку для опоры. С ее помощью он прошел по крутому косогору. На мои вопросы, что он сам думает о своем здоровье, ничего определенного не ответил. Машка заметила: "Хлебик больная".

24.V.
После обеда вместе с Фопкой носили его на руках в баню. Парил его горячо. После бани крепко заснул. Ночью спал.

25.V.
Принял глауберовой соли - действия не оказала. За доктором послать не нашли подводу.

26.V.
Ездил Иван Иванович Иванов в Крестцы за медиком. Врачи и фельдшер отказались ехать - не их участок. Много спал, состояние апатичное, дремал. Просил согревать ноги. Клали бутылки с горячей водой, обернутые бельем. Выразил желание побывать в Астрахани: "Повидать родных, что они делают".

27.V.
По просьбе больного парили ноги в кадке с заваром сена. Везти в больницу никто не соглашается (запоздалый сев мешает). Ноги пухнут. Велимир пьет все больше. К вечеру чувствует себя очень плохо. Федор Васильев обещал завтра утром ехать в больницу. На вопрос мой, сообщить ли родным о его болезни, ответил: "Родным хорошо сообщать о здоровье. А кроме того, это очень далеко".

28.V.
Воскресенье. Солнечно. Велимира одели, положили на сено на подводу. Медленно двигались в Крестцы. Не хотели принимать в больницу - клинический больной, но после моего объяснения положили. Осмотр отложили на завтра - больному нужен отдых после пути. Велимир очень ослаб за дорогу. Спал. Приходили женщины, милосердия ради подавали больным масло и яйца. Велимир с удовольствием принял дар.

29.V.
Осмотр Велимира врачом. (Женщина-врач Бассон.) Велимир рассказал, что он спал на земле, что у него лихорадка персидская. Врачиха предположила, что через неделю больной оправится от простуды, тогда можно будет начать курс лечения. Теперь нужно прочистить желудок. Пришел фельдшер Мухин. Велимиру стало лучше. Он заснул. Дождь.

30.V.
Велимиру лучше. Температура спадает. Пришла Н.К. (Наталия Константиновна) с провизией. Просил у нее квасу и киселя. Н.К. искала в городе квас, но не нашла. Н.К. достала резиновый круг и положила на него Велимира. Прибыл новый больной, ревматик-столяр, которого положили рядом. Веселый человек, много шутивший, неожиданно засыпающий и продолжающий бормотать в бреду и так же неожиданно просыпающийся.

31.V.
Хлебникову лучше. Температура спадает. Условились с сиделками и фельдшером Мухиным относительно ухода. Сиделкам обещали доставлять хлеб и, кроме того, плату; фельдшеру - плату, какую он назначит. Мною решено сообщить о болезни Велимира в Москву и Питер, чтобы там позаботились о месте в клинике и собрали нужные средства на лечение, а через неделю уже двинуться самим. Сообщить Маяковскому и Крученыху Велимир отклонил. Городецкому? - тоже. Пунину, Андриевскому? - никому не надо. Я настаивал на том, чтобы сообщить Пунину и Андриевскому. "Пишите, но только чтобы требования были возможно скромнее". "Сколько, вы полагаете, нужно денег?" - "150-200, если все платить". Просил его самого написать кому-либо с указанием на то, что я беспомощен. Велимир написал записку знакомому врачу в Москву приблизительно такого содержания: "Обращаюсь к Вам за медицинским советом. Я попал на дачу... прошел 40 верст, спал на земле и потом лишился ног. Меня положили в Коростецкую больницу. Желал бы лечиться в Москве, как это сделать?" Адрес он мне сказал. Курил реже. Неохотно менял положение. Пил по-прежнему много. Ноги опухли еще больше. Лицо осунулось. Ушли в Санталово. Непрерывный дождь.

1.VI.
Пишу письмо в Москву Городецкому и Андриевскому и в Питер Пунину и вместе посылаю письмо Велимира доктору. Продолжительный дождь.

2.VI.
Навещал Хлебникова Фед. Вас., отвозя свояченицу в больницу.

4.VI.
Отбыла Оля с письмами и Федосья.

5.VI.
Я в Крестцах. Здоровье Велимира ухудшилось. Температура 39,9. Большая перемена в выражении лица. Состояние душевное мрачное. Ест плохо. Пьет еще больше. Меняли матрац. Велимира посадили на табурет. Он прочно сидел, держась обеими руками, и очень долго не хотел ложиться. "У меня еще много времени, мне некуда торопиться."

6.VI.
Виктору Владимировичу еще хуже. Жар сильный. Пролежни. Сажал его на кровати, подставив за спину табурет. Каждое движение "неприятно". Велимир за все время болезни ни разу не сказал "больно" - говорил "неприятно".

7.VI.
Санталово. Оля и Фопка вернулись со станции. Кассир не дал билетов по тем документам, которые у них были. Письмо послала только в Петербург Пунину. Московские оставила на станции вместе с вещами. 70-верстовым переходом натерла ноги. Готовлю новые письма в Москву.

8.VI.
Прибыл милиционер арестовать меня по предписанию Уезда. Арест отменен.

9.VI.
Здоровье Велимира очень плохо. Развивается гангрена. Состояние душевное беспокойное.

10.VI.
Руками владеет хуже. Движения еще более затруднены. Приподнял повязку: "Гангрена". Всякое движение настолько болезненно, что глаза у Виктора Владимировича вылезали из орбит, выражая ужас, но он не кричал и только дыханием произносил: "ой, ой, ой". "Я путаю бред с явью..." Врач говорит, что дальше держать больного в больнице бесполезно. Сиделка и дворник отказываются хорошо, как это нужно, за ним ухаживать.

11.VI.
Посланы провизия и питье Велимиру с Федором Васильевичем. Велимир просил крестьянина везти его в Москву и на Кавказ. "Жалко беднягу, на чужой стороне умирать приходится".

12.VI.
Хлебников переведен в отдельную палату с отдельным входом.

13.VI.
Навещала дочь О.К., приносила еду и цветов.

15.VI.
Рана на бедре глубокая. "Больше я никогда не поеду на север..."

16.VI.
Душевное состояние спокойнее. "Врач только появляется на пороге и удаляется..." Указывая на пятна штукатурки: "Прекрасные рисунки... крыса - Городецкий, петух..." "Я поеду в Санталово, там будет любовный уход..." "Положить меня нужно в бане на две скрещенные доски".

20.VI.
Письмо и квитанция от Пунина.

22.VI.
Я сказал, что завтра приедет Федор Вас. и свезет его в Санталово. Ел очень мало. Язык черный, вспух.

23.VI.
Приехала подвода. Я обмыл раны чистой водой и тряпкой. Одели рубашку, жилет, пиджак, шапку, положили на стол и стали заворачивать ноги. Завернули в одеяло и понесли на носилках. Палки носилок привязали крепко веревкой к кузову подводы, под голову положили подушку, накрыли его тулупчиком и тихо двинулись в путь. Ехали медленно и осторожно. При каждом толчке Велимир тихо стонал. Изредка открывал лицо и из-под тулупа щурясь озирался. К вечеру прибыли в Санталово. Вся деревня сбежалась смотреть. Многолюдный говор тревожил Велимира. Я пригласил молодцов помочь осторожно снять Хлебникова и перенести в баню, где мною было сколочено ложе из 11 поперечных досок и двух продольных, а женщинами приготовлены два матраца. На окне стоял желтый кувшин с цветами.

24.VI.
Пил рано утром молоко. Очень ослабел, но пил из чайника сам. Я получил от Пунина письмо, катетер, лекарства и показываю: "Что пишет?" - "Пишет, что в Петербурге весь литературный мир относится сочувственно, есть деньги на лечение и место в больнице". "Значит, можно ехать!.."

25.VI.
Вася принес васильки и поставил отдельно рядом с букетом. "В цветах вижу знакомые лица..." "Я знал, что у меня выдержит дольше всего голова и сердце..." Ночью прилетала ворона и стучала в окно. Я отогнал ее.

26.VI.
Опухоль шеи. Речь непонятная. Левая рука перестала двигаться, правая непрерывно трепетала.

27.VI.
Утром на вопрос Федосьи, трудно ли ему? - ответил: "Да". Сделал глоток воды и вскоре потерял сознание. На зов мой не отвечал и на касание не реагировал никак. Напряжение в дыхании заметно ослабевало. Правая рука трепетала. Я делал портрет.

28.VI.
Велимир ушел с земли в 9 часов 28 июня 1922 года в деревне Санталово Новгородской губернии Крестецкого уезда. Обнажили Велимира обмыть, посадили на ложе. Федосья мыла: "Ну, ты, не пугай меня ночами!.." Одели и понесли в школу. Сделал портрет с мертвого...

29.VI.
Похоронили Велимира на погосте в Ручьях в левом углу кладбища у ограды параллельно задней стене между елью и сосной. Отвозил Федор Васильев. Дождь шел.

Источник: журнал "Арион", 1994, № 4. С. 103 - 111.
Материал любезно предоставлен Дмитрием Пашкиным.