Загадочный, многогранный, впечатляющий, "проникновенный портрет" Валентина Гафта создал Ролан Быков:

"Валентин Гафт живет во мне как роскошное панно: в центре – сам, Его Великолепие, Гафт – гениальный актер и поэт, в гениальном черном фраке с потрясающей бабочкой и ослепительной хризантемой в петлице; слева – Гафт-самоед, больной и нервный, в окружении благородного Игоря Кваши и других самых близких, но всё равно далеких друзей; справа – Гафт-культурист с рельефными бицепсами и большими глазами в окружении взвинченных женщин и проходящих жен; сверху – Гафт-Саваоф, мирный, светящийся нежной добротой, прощением и грустной мудростью; а внизу – Гафт в адовом огне собственных глаз, полный почти настоящего гнева и желчи. Тут он – конечное слияние Фауста с Мефистофелем, тут гений и злодейство совместились. Хотя гений – подлинный, а злодейство – придуманное, чтобы не было так больно жить. В этом секрет. Жить доброму и ранимому Гафту действительно больно. Не то такая жизнь, не то таков Гафт".

О том, каким был Гафт в юности, когда поступал в школу-студию МХАТа, свидетельствует Игорь Кваша:

"Я был одним из секретарей этой приемной комиссии, когда среди абитуриентов появился смешной парень, очень высокий, худой, с короткой стрижкой, в красной рубашке и пиджаке как будто не с его плеча и с золотой фиксой во рту, как тогда говорили, фиксатый. И было непонятно, то ли он полублатной, то ли просто стесняется, но мне показалось, что он очень талантливый и что он должен поступить. Поэтому я очень за него болел, всё время выбегал в коридор, как-то его подбадривал между турами, а он жутко трясся и очень стеснялся".

У Эльдара Рязанова свои впечатления об уже известном и заслуженном Гафте:

"После совместной нашей работы над "Гаражом" я хорошо понял индивидуальность и характер Валентина Иосифовича. Я разделял актеров, участвующих в съемках "Гаража", на "идеалистов" и "циников". Так вот, Гафт принадлежал к идеалистам, более того, возглавлял их. Гафт с трепетом относится к своей актерской профессии, в нем нет ни грамма цинизма. Слова "Искусство", "Театр", "Кинематограф" он произносит всегда с большой буквы. Бескорыстное, самоотверженное служение искусству – его призвание, крест. Отдать себя спектаклю или фильму целиком, без остатка – для него как для любого человека дышать. Для Гафта театр – это храм. Он подлинный фанатик сцены. Я еще никогда ни в ком не встречал такого восторженного и бурного отношения к своей профессии, работе".

Лия Ахиджакова существенно дополняет портрет:

"Да, Валя по-настоящему благородный и мужественный человек, это я точно могу сказать, но у него бывают такие взрывы бешенства, он бывает очень несправедлив. Однажды он меня чуть не прибил. Рязанов как ведущий "Кинопанорамы" и режиссер "Гаража" пригласил Гафта, Немоляеву и меня на телевидение после выхода фильма. И Валя перед камерой стал что-то говорить о вещизме, что им больна вся страна. А у меня тогда не было ни зимних сапог, ни шубы. И я, задумавшись, забыв, что камера снимает, что я сажаю в лужу человека, – со мной бывает это иногда, – говорю: "Валя, какой вещизм? Народ наш болен не вещизмом, а нищетой. Это совсем другая болезнь. Когда женщина не может одеться так, чтобы ей это шло, а рядом с ней кто-то идет в красивых вещах, а молодость уходит… И надо бегать по спекулянткам, чтобы достать какой-то батничек, который тебе идет и может принести радость…" Вы видели его руку? Его кулак? Вот я увидела, как его рука сжимается в огромный кулак, и он с этим кулаком на меня. Мы схватились так, что нас еле разняли. Камера, кстати, всё это снимала. После этого мы разошлись, разбежались врагами… Проходит месяца два. Мы с подругой на Чистопрудном бульваре покупаем мороженое и видим: идет такой огромный трагический человек, который очень виден в толпе (не только из-за роста), просто как инопланетянин. Валя подходит к нам, а он тогда очень болел, и говорит: "Девчонки, я так несчастен, я так страдаю". И вдруг прохожий мне какую-то гадость сказал. Что было с Валей! Как он защищал меня, какие он нашел слова, как он стер в порошок этого человека!"

Григорий Горин подходит с неожиданной стороны:

"…Ну что за странная фамилия! Да и фамилия ли?.. Похоже на аббревиатуру, "ГОСТ… ГАБТ… ГАФТ…" Ломаю голову над приемлемой расшифровкой… ГЛАВНЫЙ АКТЕР ФАНТАСМАГО – РИЧЕСКОГО ТЕАТРА… ГНЕВНЫЙ АВТОР ФИЛОСОФСКИХ ТИРАД – нет, не то. Листаю словари. В русском словаре Даля слова "гафт" нет. Есть – "гафтопсель", то есть "парус над гафелем"… "Гафель" – "полурей над мачтой"… Что такое "полурей" – не знаю. "Полуеврей" – понятно, "полурей" – нет. Смотрю "Еврейскую энциклопедию". "Гафтара" – глава из Книги Пророков, читается по субботам и праздникам. Близко, но не то… По-немецки "Хафт" – "арест", по-английски "гифт" – "подарок"… Опять не то. Не "арест" он никакой и уж не "подарок" точно… Беру медицинский справочник. Какое-то слово по латыни, похожее на сочетание "гафт", и пояснение: "ОСОБОЕ СОСТОЯНИЕ НЕРВНО-ПСИХИЧЕСКОЙ СИСТЕМЫ"… Ну, конечно! И как я мог сразу не догадаться? "Гафт" – не фамилия, а диагноз! Особое состояние организма, когда нервы обнажены и гонят через себя кровь, слова, мысли…"

А вот и сам Гафт. Он пишет о себе в своем прозаическом произведении "Вместо автобиографии":

"В школьной самодеятельности я играл только женские роли, потому что школа у нас была мужская, девочек не было. Роль невесты в чеховском "Предложении" считаю своим лучшим достижением, хотя волосы от парика все время лезли в рот, но это не мешало. Я любил самодеятельность еще и потому, что благодаря ей прогуливал школу. За две-три недели до выступления мы начинали дежурить в Эрмитаже, чтобы получить костюмы, и нас в школе отпускали с уроков, потому что там надо было стоять и ночью. Тогда же мы впервые покупали вино и выпивали его во время ночных стояний. Костюмы обычно выдавали в последнюю секунду, мы приезжали с ними в школу и едва успевали переодеться и загримироваться перед выходом на сцену".

И снова Эльдар Рязанов:

"Талант крепнет, мужает, растет вместе с возрастом, опытом. И в подобных случаях, как правило, остается на всю жизнь, не изменяет до конца. Так вот, Гафт набирал силу постепенно, но неукротимо. Блистательный, ироничный Альмавива на сцене Театра сатиры, свирепый и нежный Отелло в постановке А. Эфроса, нерешительный интеллигент, испугавшийся любви, в телефильме "Дневной поезд" режиссера Инессы Селезневой, зловещий, почти гипнотический шулер, упоенно сыгранный артистом в телевизионном спектакле "Игроки" по Гоголю, талантливая россыпь самых разнообразных ролей на сцене "Современника", включая такую удачу, как Лопатин в произведении Симонова, злодей и убийца в многосерийной ленте "Тайна Эдвина Друда" по Диккенсу, главарь мафии из "Воров в законе", Берия из "Пиров Валтасара", средненький писатель из пьесы В. Войновича и Г. Горина "Кот домашний средней пушистости", полковник в фильме П. Тодоровского "Анкор, еще анкор!", Хиггинс в "Пигмалионе" Б. Шоу – вот далеко не полный перечень превосходных ролей актера. Ни в одной из них он не повторился".

Но и это – только лишь малая часть того грандиозного человеческого, актерского явления, известного всем как Валентин Гафт.

Он автор огромного числа остроумных эпиграмм, и некоторые из них кому-то показались очень обидными, хотя он не собирался никого обижать. К примеру, себя: Гафт очень многих изметелил/И в эпиграммах съел живьем./Набил он руку в этом деле,/А остальное мы набьем. Он написал много лирических стихотворений и собрал их в нескольких книгах. Он - москвич, родившийся на улице Матросская тишина. Он не забыл свой трехколесный велосипед, первые коньки и свою не очень хорошую учебу в школе. Он помнит, как в 1940 году ездил к бабушке на Украину. Помнит он и войну, и свою первую любовь, встречи с Ираклием Андрониковым ("…где-то вдалеке подъезжает машина, и из нее выходит этакий барин с палкой, в огромной меховой шапке, в расстегнутом пальто на лисьем или енотовом меху") и дворовую игру в футбол, и то, как ел с друзьями мороженое на спектаклях в Театре Оперетты, свою первую роль в кинофильме "Убийство на улице Данте" и множество других, уже не первых, киноролей.

Это - такой замечательный человек, москвич, поэт и артист очень высокого роста и огромного таланта. И вот ему сегодня почему-то 80…

Что совершенно загадочно для всех нас и, наверное, для самого Валентина Гафта:

Иду, как прежде, по аллее длинной,
Сидит мальчишка, он начнет всё вновь,
В руке сжимая ножик перочинный,
На лавке что-то режет про любовь.

Владимир Вестер
Женский журнал Суперстиль • 02.09.2015