-- Получен приказ вернуть все взятое из экономии и передать в советское хозяйство,-- сказал член волостного комитета Николай-сапожник, придя на собрание,-- утаившие будут преданы суду.

Все стояли ошеломленные, не произнося ни слова. Только Сенька-плотник не удержался и сказал:

-- Вот тебе и красные бантики...

-- Велено проверить по описи, кто что брал из живого и мертвого инвентаря.

-- Да для чего ж это?

-- Рассуждать не наше дело. А раз сказано, значит должон исполнить.

-- А ведь говорили, что все народное?

-- Мало что говорили. Было народное, а теперь хотят сделать государственное. Ну, языки-то чесать нечего. Надо проверять.

-- А что без описи взято, тоже отбирать будут?-- спросил кузнец.

Все затаили дыхание.

-- Постой, дай хоть по описи-то проверить,-- сказал Николай, отмахнувшись от кузнеца, как от докучливой мухи.

Стали проверять.

-- Двадцать дойных коров с молочной фермы роздано беднейшим и неимущим... налицо только пять. Куда ж остальные делись?

-- Куда... ко двору не пришлись,-- недовольно сказал кто-то сзади.

-- Что значит ко двору не пришлись? Ты куда свою корову дела? -- строго спросил Николай у Котихи.

-- Издохла, куда ж я ее дела,-- сердито огрызнулась Котиха, стоявшая в рваной паневе, с расстегнутой тощей грудью.-- Навязали какого-то ирода, до морды рукой не достанешь, нешто ее прокормишь.

-- Вот черти-то,-- сказал Николай,-- заплатишь, больше ничего.

-- Накося...

У других коровы тоже исчезли. Кто продал прасолу на мясо, у кого околела.

-- Готового не могли сберечь,-- сказал Николай.-- Ну, а мертвый инвентарь? Поделено десять телег, десять саней, плуги и прочее... все доставить.

-- Да откуда ж их взять-то? -- крикнул печник.-- Мне, к примеру, и пришлось-то от этих телег два задних колеса, а передние еще у кого-то гуляют. Черт их сейчас найдет!

-- Вот ежели кажный принесет, все колеса и сойдутся.

-- Ни черта не сойдется...

-- Да куда же вы все девали-то? -- крикнул в нетерпении Николай.

-- А кто ее знает,-- сказали все.-- Промеж народа разошлось...

-- Да ведь народ-то весь здесь?

На это никто ничего не ответил.

-- А что без описи... тоже отбирать будут? -- спросил кузнец.

-- Будут. Обыскивать надо,-- отвечал Николай, просматривая какие-то бумаги.

Все опять насторожились, а несколько человек юркнули на задворки...

-- То разбирай, то опять собирай, прямо задергали совсем, нет на них погибели.

-- Не дай бог, в голове помутится от такой жизни.

-- Главное дело, врасплох захватили. Куда теперь все это денешь? Деревянное что,-- пожечь еще, скажем, можно, а железо,-- куда его?

-- Закапывать. Слободские все закапывают. -- Или в пруде топить,-- сказал кто-то.

-- Что утопишь, а над чем и помучаешься,-- проворчал кузнец.

-- А у тебя что?

-- Мало ли что... ведра есть, жбаны молочные, болты от машины, половинка этого... сепаратора, что ли, чума его знает. Потом нож от жнейки.

-- Это утопишь.

-- А когда доставлять-то? -- спросил кто-то.

-- Нынче надо,-- отвечал Николай, просматривая бумаги и думая о чем-то.

-- Ну, где уж тут успеть?

-- Небось записывать будете...

-- Что записывать?

Никто не отозвался. Еще несколько человек отделилось от толпы и тоже юркнули на задворки. Остальные беспокойно посмотрели им вслед и переглянулись.

-- Куда это они?

-- Умные люди, знают куда,-- сказал кузнец и, что-то вспомнив, сам заторопился.-- Ах, черт, надо мерину корму дать,-- сказал он.

Николай все о чем-то думал. Когда он оглянулся, около него стояли только человека три.

-- Где ж народ-то? -- спросил он.

-- А черт их знает. Ну, что ж, надо по дворам идти?

-- Да, надо,-- сказал Николай. Но вдруг, что-то вспомнив, торопливо сказал: -- Подождите маленько, у меня корова не поена,-- и быстро юркнул в избу.

* * *

Минут через пять у пруда неожиданно столкнулись Николай и кузнец. Кузнец -- с большими молочными жбанами из белой жести, Николай -- с нанизанными на веревку гайками, петлями, подсвечниками. Кузнец присел было за куст со своими жбанами. Николай сделал такое же движение, но потом махнул рукой и сказал:

-- Ну, черт ее... все равно. Только не болтай никому.

И, закинув в пруд на веревке свои гайки и подсвечники с прикрепленным к ним поплавком, стал прятать у берега конец веревки.

В это время, запыхавшись, с колесом от жнейки и какой-то мелочью, прибежал печник и, наткнувшись на кузнеца, словно обжегшись, присел было, но, увидев с другой стороны Николая, махнул рукой и, сказавши: "Не болтайте никому!" -- вышел на плотину.

Еще минут через пять стал прибывать новый народ,

-- Полезли!.. И все к одному месту, как черт их догадал...

Кузнец закинул свои жбаны, но они повернулись вверх горлами и никак не хотели тонуть, сколько он ни водил по пруду за веревку.

-- Вот черти-то окаянные! Говорил, не утопишь. Вишь, вишь, задирают морду вверх, да шабаш. Тьфу!

Пришел Сенька с экономическими ведрами. Афоня с какой-то машинкой, которой даже все заинтересовались и, оставив на время работу, стали рассматривать ее.

-- Яблоки, что ли, чистить, не разберешь,-- сказал Фома, посмотрев сначала на машинку, потом на ее владельца.

Тот и сам рассматривал машинку, вертя ее в руках, как будто в первый раз увидел ее.

-- А кто ее знает,-- сказал он наконец,-- я взял, думал ручка на веялку годится, а она и туда не подошла.

-- Ну буде языки-то чесать,-- сказал строго Николай,-- кончай дело, да -- к месту!

Все, как поденщики после сурового окрика хозяина, принялись за дело, работа вокруг пруда закипела, только слышалось:

-- Куда ты накрест-то через мою веревку кидаешь, чертова голова! -- кричал один.

-- А ты отведи свои поплавки. Один уже весь пруд занять хочешь...

-- Куда ж я их отведу, когда тут мостики, есть у тебя соображение об деле?

А жбаны кузнеца все плавали горлами вверх.

-- Вот дьяволы-то навязались. Хоть сам лезь в воду и топи их, оглашенных. Вишь, носятся!

-- Куда ты, черт, со своими кубышками тут! Что за наказание такое! -- кричал Афоня, торопливо дергая свою веревку.-- За мои зацепил!

-- Ну, не дай бог, что в середке пустое,-- говорили в толпе.-- Это вот сейчас еще хоть время есть, а как наспех придется, так совсем замотаешься.

-- Я свой граммофончик закинул, и -- без хлопот,-- сказал Андрюшка, потирая руки, как купец после удачной торговой операции.

-- Граммофон-то хорошо, -- там нутро тяжелое. А вот эти кубышки...

-- Я был в слободе, когда туда обыскивать пришли,-- сказал Федор,-- так что там было!.. У них у всех, почесть, эти жбаны. Сыроварня там работала. Как расплылись по всему пруду,-- ну, беда чистая, измучились.

-- Измучаешься,-- сказал Захар, переводивший свои поплавки, и крикнул на кузнеца: -- Да куда тебя черти несут, ты уж и сюда припутался!

-- Что ж я сделаю, когда ветром гонит. Давеча туда гнало, теперь назад, пропади они пропадом.

А с деревни, увидев народ у пруда, бежали ребятишки с кувшинами и ведрами.

-- Вы куда еще, чумовые, разлетелись! -- крикнули на них мужики.

-- Рыбки...

-- Рыбки!.. Только одни бирюльки на уме.

Ребята озадаченно остановились.

Когда кто-нибудь, размахавши на руках и сказавши "Господи, благослови", бросал далеко от берега свой груз, мальчишки с кувшинами бросались туда и останавливались в недоумении; глядя озадаченно то на воду, то на бросившего.

-- Что вы суетесь под ноги! -- кричали на них со всех сторон.

-- Только начни какое-нибудь дело, так эта саранча и заявится.

-- Утопил!..-- закричали с плотины.

Мальчишки бросились туда. Это кузнец ухитрился наконец шестом пригнуть к воде горла жбанов, и они, побулькав, пошли ко дну.

-- Уморился? -- спросил Федор, глядя с состраданием на него.

-- Уморишься...-- ответил кузнец, утирая обеими руками фартуком пот с лица, как он утирался в кузнице, когда, кончив ковать раскаленное железо, совал его опять в горн и отходил к двери.

-- Ну, буде, буде! Кончай,-- сказал Николай.

Когда все, мокрые, усталые, возвращались вереницей от пруда, встречные останавливались и, посмотрев на мокрых мужиков и ребятишек с кувшинами, спрашивали:

-- Много поймали?

-- Много...-- угрюмо отвечал кузнец,-- чтоб тебе так-то пришлось!