| |||
Алексей Николаевич Будищев. Этой ночью... • Все авторы -> Алексей Николаевич Будищев. Алексей Николаевич Будищев. Этой ночью... (Рукопись неизвестного). Человек -- это самосознание природы. (Кажется, из Э. Реклю). ...Этой ночью со мной произошел вот такой неприятный случай. Среди ночи я внезапно проснулся в тоске и беспокойстве. Мое внимание сразу же сосредоточилось. Поглядывая в потолок, я старался припомнить что-то, о чем -- я и сам не знал. Разве я забыл что-нибудь сделать сегодня? Что ни будь очень важное? Но тогда что именно? Я напрягал мысль и память, силясь разорвать ту неприятную пелену, которая обволакивала мой мозг. После нескольких таких попыток в моем сознании будто затеплился путеводный огонек. Но лишь на одну минуту. Затеплился и погас, как фосфорический жучок среди ночного мрака. Мне стало жутко и тяжело. Я прислушался. Через две комнаты я хорошо расслышал спокойное дыхание жены и детей. Я подумал: -- Они спят. Все... А я? За что меня хотят вести на мучения? Кто? Мне стало жалко самого себя до боли, но после минутного размышления я привстал с постели и тихонько стал одеваться. Так же осторожно я прошел в кабинет и зажег на столе лампу. Газетный лист -- вот что я увидел тотчас же на моем столе. Я взял его в руки. И сразу же прочел вот это слово: -- Казнь. Газета сильно заколебалась в моих руках. Однако тот шрифт, которым было изображено это слово и, место, на котором оно было оттиснуто, тут же зародили во мне некоторые подозрения. Дело в том, что таким шрифтом и на этом месте обыкновенно печатают название города, из которого отправляется телеграмма. А у нас, разве есть такой город: Казнь? Где? Я еще раз заглянул в газету и теперь прочитал уже в нескольких местах напечатанное тем же шрифтом: -- Казнь. -- Казнь. -- Казнь... Так у нас много городов с таким именем? Разве? Газета снова содрогнулась в моих руках. А я приблизил ее вплоть к огню лампы, широко раскрывая глаза. Угол того листа даже пожелтел от жара, и на этот раз вместо слова Казнь я прочитал уже Казань. В нескольких местах: -- Казань. -- Казань. -- Казань... Итак зрение меня обмануло. Но когда: тогда, или теперь? Кто мог бы разрешить мне это? Я на минуту задумался. В моей груди будто кто-то прыгнул больно толкая сердце. И из моего горла вырвался стон. Жена проснулась в соседней комнате и, зажигая свечу, окликнула меня. -- Ты что? И разве все еще не спишь? Я пошел к ней с газетой в руках. -- Прочти мне вот это слово, -- проговорил я просительно, указывая на газету, -- Которое? -- Вот это!.. Жена взглянула на меня с недоумением, но тотчас же прочла: -- Казань. -- А это? -- Казань. -- И это? -- Тоже Казань. А что? -- А мне показалось, -- проговорил я с болью ощущая, что улыбка растягивает мой рот, -- а мне показалось... Я не договорил. Кто-то снова больно прыгнул в моей груди, толкнув сердце. И я расплакался. Цветы плачут дважды в день: утром и вечером. Этим они похожи на женщин и детей. Но лед плачет однажды во всю свою жизнь. И всегда перед смертью. Жена тоже впервые видела мои слезы. И она хотела послать за доктором. Но я ее успокоил: -- Это со мной пройдет! Я долго не мог заснуть после этого случая. И мне все казалось, что две женщины в черном сидят у моего изголовья и попеременно шепчут в мои уши: -- Отчего люди так первобытно жестоки? -- Отчего? * * * Сегодня в те часы, когда я был на службе, трое из сослуживцев справились о моем здоровье. -- Отчего вы так желты? -- Не болит ли у вас печень? А дома за обедом жена и дети заглядывали в мое лицо с некоторым беспокойством и тревогой. Это мне не нравится, Я боюсь, что они будут мешать мне думать так, как хотелось бы. Чтоб оградить себя от этого, тотчас же после обеда я сказал, что хочу несколько отдохнуть. И ушел к себе в кабинет. Скинув пиджак я улегся в постель, весь съёживаясь. Накрыв голову пиджаком, я все думал, думал и думал. Безотрадные мысли летали над моею головою как черные птицы. И порой опускаясь, больно царапали мозг острыми когтями. О, черные птицы! О, мой бедный мозг! * * * Думаю и думаю. Необходимо остановить нарастание ненависти, иначе вся земля превратится в кровь и пепелище. Но чем возможно остановит дикое шествие жестокости и злобы? Какими мерами рассеять их ядовитые семена? -- Ка-ки-ми?! Чем? Я хорошо знаю лишь одно: Акты ненависти и злобы, направленные как средства борьбы с ненавистью и злобой, всегда дают совершенно обратные результаты. И совсем не те, которые от них ожидают. Думая рассеять ими напряжение ненависти, мы лишь сгущаем ее. Д-да! В природе всегда выходит вот это: Вино делается еще хмельнее, если в него вливают спирт. Пламя пожара вздымается выше, если его тушат... нефтью. И если на борьбу со змеями высылают змей, в итоге получают лишь удвоенное количество змей. И более ничего! Любовь. Милосердие. Вот два волшебных цветка, от прикосновения которых яд, извергаемый змеею, скатывается чистейшей слезою. Но я чувствую. Сейчас вы зададите мне самый ужасный вопрос: -- А какими доказательствами ты подтвердишь свою мысль? Какими доказательствами? Вам они нужны? О, маловеры! Вы всегда верите лишь чуду! Если бы я мог совершить чудо! Если бы... Думаю и думаю. Громко стонал, бегая по кабинету: О, если бы я мог совершить чудо! А почему однако я не могу совершить чуда? -- Почему? Кажется Реклю сказал: -- Человек -- это самосознание природы! Следовательно? Следовательно, если внутренний голос говорит мне: "дерзай!" значит природа желает через меня проявить один из еще необъяснимых своих законов. Не так ли? -- Дерзай! Первое условие чуда -- непоколебимая вера в полную возможность его исполнения. Ибо эта вера, по Реклю, есть инстинкт природы. Вы говорите: -- А какими доказательствами подтвердишь ты свою мысль? Не дразните меня! А что если я докажу? -- Докажу! Как простейшую теорему! Однако пора идти на службу. Впрочем сегодня я никуда не пойду. -- Никуда Ни шагу от сверкающих мыслей! Широкие, пусть они мигают передо мною как лучезарные зарницы, -- Пусть! Пусть! Все думаю. Этой ночью, пока все домашние спали, я тихо прошел к себе в кабинет и, растворив настежь окно, глядел с высоты пятого этажа на сонный город. Тихий гул, похожий на шумное дыхание огромного сонного животного, приносился ко мне тяжелой волною, а я смотрел на сумрачную улицу и все думал и думал. Думал: Чем подтвердить мне истину вот той мысли моей? И как остановить мне косу жестокости, ненависти и злобы? -- Как? Чем? Я выставил лицо мое в окно и заглянул в самую глубину неба. -- Ответь мне! -- воскликнул я в тоске и мученьях. -- Ответь мне! Мои щеки пылали. -- Ответь! Ты -- чистейшая скрижаль вселенной! Ответь! И вдруг я испуганно отскочил от окна. Будто горячее дыхание вселенной коснулось моего взбудораженного лица, и я явственно услышал: -- Исполни. Человек самосознание природы. Через него одного я познаю вечные законы мои. И это я говорю тебе: "Исполни!" Исполни, дабы стать торжеством опыта или его жертвой! -- Жертвой? Мое сердце заколотилось с невероятной силою, и будто горячая буря заколебала мое сознание. -- Да будет так, -- прошептал я изнеможенно, как после припадка жестокой лихорадки. Да будет так! Я затворил окно и лег спать. Но не спал. Итак решено. Я отдаю себя во власть вселенной ради торжества человека. Мой меч и мои латы -- любовь. Мое свидетельство -- чудо. Однако надо подготовить себя для подвига молитвой и воздержанием. Молюсь вот уже три дня. Свет любви растет и ширится в моей груди, наполняя сердце мое неизъяснимым блаженством. Поддержите же меня, о светозарные гении, да не преткнусь я о камень ногою! Гении! Гении! Опять молюсь и молюсь. Жена не нарадуется на меня. Еще сегодня она спрашивала меня: -- Отчего твое лицо стало таким светлым и чистым? И тени беспокойства не появляются более на ее лице. Приятель вчера сказал мне: -- Ты точно каким-то новым мылом стал умываться. И это к тебе ужасно как идет. Ты все хорошеешь, черт тебя подери! А я? -- Молюсь и молюсь! Однако не пора ли приступить к исполнению возложенного на меня? Страницы бумаги, которые я сейчас перелистываю, благоговейно шепчут мне: -- Исполни! -- Исполни! Итак этой ночью... Этой ночью, когда все домашние уснут, я растворю окно кабинета и, став ногами на подоконник, на высоте пятого этажа, я смело шагну с подоконника в пространство. И любовь к людям поддержит меня над бездной, как свое лучшее знамя. Вот мой аргумент и доказательство. Этой ночью... И повиснув над бездной, я скажу людям: -- Вот мое оружие и свидетельство истины! Это я сам, неподчиняющийся законам тяжести! Итак, этой ночью! Благодатные волны света будто качают мое тело, и я не чувствую прикосновение моей руки ко лбу. Словно плоть и кровь моя стали волокнами предрассветного тумана. О, любовь! О, неизъяснимое блаженство любви! Этой ночью... * * * Р. S. От издателя. Тотчас же после этих слов, и несколько ниже, на листке почтовой бумаги, на которой написана и вся выше приведенная рукопись, наклеена вырезка из газетной хроники следующего содержания: -- Этой ночью покончил самоубийством архитектор П., проживавший по Калитиной улице в дом 38. Покойный выбросился на улицу из окна квартиры своей с высоты пятого этажа. Смерть последовала мгновенно. Причины самоубийства неизвестны. После покойного остались жена и дети. Как удостоверяет дворник, дежуривший у ворот дома напротив, покойный прежде чем выброситься из окна, что-то кричал, размахивая руками и как бы желая созвать народ. Содержание же слов покойного дворник передать отказался отнекиваясь своей безграмотностью. Вот эта газетная вырезка. Вместе с тем еще ниже ее кем-то приписано резким и крупным почерком несколько строк. Приписка эта гласит: -- Автор рукописи, теперь уже покойный, недаром сослался на мысль Реклю -- человек это самосознание природы. Эта мысль и нам кажется совершенно верной. Однако что же сказала нам тогда божественная природа всем этим несчастным происшествием с покойным? То ли, что никакого нового закона тяжести быть не может? Или же только то, что не всякий способен стать Ньютоном, открывающим новые законы? И этим приписка оканчивается. 1909 Не пропустите: • Алексей Николаевич Будищев. Петруша Рокамболь (рассказ) • Алексей Николаевич Будищев. Вешний вечер (рассказ) • Алексей Николаевич Будищев. Чёрная тонь (рассказ) Ссылка на эту страницу: |
|
||
©Кроссворд-Кафе 2002-2024 |
dilet@narod.ru |