Кроссворд-кафе Кроссворд-кафе
Главная
Классические кроссворды
Сканворды
Тематические кроссворды
Игры онлайн
Календарь
Биографии
Статьи о людях
Афоризмы
Новости о людях
Библиотека
Отзывы о людях
Историческая мозаика
Наши проекты
Юмор
Энциклопедии и словари
Поиск
Рассылка
Сегодня родились
Угадай кто это!
Реклама
Web-мастерам
Генератор паролей
Шаржи

Самое популярное

Аркадий Тимофеевич Аверченко. Жена


Все авторы -> Аркадий Тимофеевич Аверченко.

Аркадий Тимофеевич Аверченко.
Жена

I


Когда долго живёшь с человеком, то не замечаешь главного и существенного в его отношении к тебе. Заметны только детали, из которых состоит это существенное.


Так, нельзя рассматривать величественный храм, касаясь кончиком носа одного из его кирпичей. В таком положении чрезвычайно затруднительно схватить общее этого храма. В лучшем случае можно увидеть, кроме этого кирпича, ещё пару других соседних — и только. Поэтому мне стоило многих трудов и лет кропотливого наблюдения, чтобы вынести общее заключение, что жена очень меня любит. С деталями её отношения ко мне приходилось сталкиваться и раньше, но я всё никак не мог собрать их в одно стройное целое. А некоторые детали, надо сознаться, были глубоко трогательны.


Однажды жена лежала на диване и читала книгу, а я возился в это время с крахмальной сорочкой, ворот которой с ослиным упрямством отказался сойтись на моей шее.


«Сойдись, проклятое бельё, — бормотал я просящим голосом. — Ну, что тебе стоит сойтись, чтоб ты пропало!»


Сорочка, очевидно, не привыкла к брани и попрёкам, потому что обиделась, сдавила моё горло, а когда я, задыхаясь, дёрнул ворот, петля для запонки лопнула.


«Чтоб ты лопнула! — разозлился я. — Впрочем, ты уже сделала это. Теперь, чтобы досадить тебе, придётся снова зашить петлю».


Я подошёл к жене.


— Катя! Зашей мне эту петлю.


Жена, не поднимая от книги головы, ласково пробормотала:


— Нет, я этого не сделаю.


— Как не сделаешь?


— Да так. Зашей сам.


— Милая! Но ведь я не могу, а ты можешь.


— Да, — сказала она грустно. — Вот именно, поэтому ты и должен сам сделать это. Конечно, я могла бы зашить эту петлю. Но ведь я не долговечна! Вдруг я умру, ты останешься одинок — и что же! Ничего не умеющий, избалованный, беспомощный перед какой-то лопнувшей петлёй — будешь ты плакать и говорить: «Зачем, зачем я не привыкал раньше к этому?..» Вот почему я и хочу, чтобы ты сам делал это.


Я залился слезами и упал перед женой на колени.


— О, как ты добра! Ты даже заглядываешь за пределы того ужасного, неслыханного случая, когда ты покинешь этот мир! Чем отблагодарю я тебя за эту любовь и заботливость?!


Жена вздохнула, снова взялась за книгу, а я сел в уголку и, достав иголку, стал тихонько зашивать сорочку. К вечеру всё было исправлено.


Не забуду я и другого случая, который ещё с большей ясностью характеризует это кроткое, любящее, до смешного заботливое существо.


Я получил от одного из своих друзей подарок ко дню рождения: бриллиантовую булавку для галстука.


Когда я показал булавку жене, она испуганно выхватила её из моих рук и воскликнула:


— Нет! Ты не будешь её носить, ни за что не будешь!


Я побледнел.


— Господи! Что случилось?! Почему я не буду её носить?


— Нет, нет! Ни за что. Твоей жизни будет грозить вечная опасность! Эта булавка на твоей груди — слишком большой соблазн для уличных разбойников. Они подсмотрят, подстерегут тебя вечером на улице и отнимут булавку, а тебя убьют.


— А что же мне… с ней делать? — прошептал я обескураженно.


— Я уже придумала! — радостно и мелодично засмеялась жена. — Я отдам её переделать в брошку. Это к моему синему платью так пойдёт!


Я задрожал от ужаса.


— Милая! Но ведь… они могут убить тебя!


Лицо её засияло решительностью.


— Пусть! Лишь бы ты был жив, мой единственный, мой любимый. А я — что уж… Моё здоровье и так слабое… я кашляю…


Я залился слезами и бросился к ней в объятия. «Не прошли ещё времена христианских мучениц», — подумал я.


Я видел её заботливость о себе повсюду.


Она сквозила во всякой мелочи. Всякий пустяк был пронизан трогательной памятью обо мне, во всём и везде первое было — её мысль о том, чтобы доставить мне какое-нибудь невинное удовольствие и радость.


Однажды я зашёл к ней в спальню, и первое, что бросилось мне в глаза, — был мужской цилиндр.


— Смотри-ка, — удивился я. — Чей это цилиндр?


Она протянула мне обе руки.


— Твой это цилиндр, мой милый!


— Что ты говоришь! Я же всегда ношу мягкие шляпы…


— А теперь — я хотела сделать тебе сюрприз и купила цилиндр. Ты ведь будешь его носить, как подарок маленькой жены, не правда ли?


— Спасибо, милая… Только постой! Ведь он, кажется, подержанный! Ну конечно же подержанный.


Она положила голову на мое плечо и застенчиво прошептала:


— Прости меня… Но мне, с одной стороны, хотелось сделать тебе подарок, а с другой стороны, новые цилиндры так дороги! Я и купила по случаю.


Я взглянул на подкладку.


— Почему здесь инициалы Б. Я., когда мои инициалы — А. А.?


— Неужели ты не догадался?.. Это я поставила инициалы двух слов: «люблю тебя».


Я сжал её в своих объятиях и залился слезами.



II


— Нет, ты не будешь пить это вино!


— Почему же, дорогая Катя? Один стаканчик…


— Ни за что… Тебе это вредно. Вино сокращает жизнь. А я вовсе не хочу остаться одинокой вдовой на белом свете. Пересядь на это место!


— Зачем?


— Там окно открыто. Тебя может продуть.


— О, я считаю сквозняк предрассудком!


— Не говори так… Я смертельно боюсь за тебя.


— Спасибо, моё счастье. Передай-ка мне ещё кусочек пирога…


— Ни-ни… И не воображай. Мучное ведёт к ожирению, к тучности, а это страшно отражается на здоровье. Что я буду без тебя делать?


Я вынимал папиросу.


— Брось папиросу! Сейчас же брось. Разве ты забыл, что у тебя лёгкие плохие?


— Да одна папир…


— Ни крошки! Ты куда? Гулять? Нет, милостивый государь! Извольте надевать осеннее пальто. В летнем и не думайте.


Я заливался слезами и осыпал её руки поцелуями.


— Ты — Монблан доброты!


Она застенчиво смеялась.


— Глупенький… Уж и Монблан… Вечно преувеличит!


Часто задавал я себе вопрос: «Чем и когда я отблагодарю её? Чем докажу я, что в моей груди помещается сердце, действительно понимающее толк в доброте и человечности и способное откликнуться на всё светлое, хорошее».


Однажды, во время прогулки, я подумал: «Отчего у нас никогда не случится пожар или не нападут разбойники? Пусть бы она увидела, как я, спасший её, сам, с улыбкой любви на устах, сгорел бы дотла или с перерезанным горлом корчился бы у её ног, шепча дорогое имя».


Но другая мысль, здравая и практическая, налетела на свою пылкую безрассудную подругу, смяла её под себя, повергла в прах и, победив, разлилась по утомлённому непосильной работой мозгу. «Ты дурак и эгоист, — сказала мне победительница. — Кому нужно твоё перерезанное горло и языки пламени. Ты умрёшь, и хорошо… Но после тебя останется бедная, бесприютная вдова, нуждающаяся, обременённая копеечными заботами…»


— Нашёл! — громко сказал я сам себе. — Я застрахую свою жизнь в её пользу!


И в тот же день всё было сделано. Страховое общество выдало мне полис, который я, с радостным, восторженным лицом, преподнёс жене…


Через три дня я убедился, что полис этот и вся моя жизнь — жалкая песчинка по сравнению с тем океаном любви и заботливости, в котором я начал плавать.


Раньше её отношение и хлопоты о моих удовольствиях были мне по пояс, потом они повысились и достигали груди, а теперь это был сплошной бушующий океан доброты, иногда с головой покрывавший меня своими теплыми волнами, иногда исступленный. Это была какая-то вакханалия заботливости, бурный и мощный взрыв судорожного стремления украсить мою жизнь, сделать её сплошным праздником.


— Радость моя! — ласково говорила она, смотря мне в глаза. — Ну, чего ты хочешь? Скажи… Может быть, вина хочешь?


— Да я уже пил сегодня, — нерешительно возражал я.


— Ты мало выпил… Что значит какие-то полторы бутылки? Если тебе это нравится — нелепо отказываться… Да, совсем забыла, — ведь я приготовила тебе сюрприз: купила ящик сигар — крепких-прекрепких!..


Я чувствую себя в раю.


Я объедаюсь тяжёлыми пирогами, часами просиживаю у открытых окон, и сквозной ветер ласково обдувает меня… Малейшая моя привычка и желание раздувается в целую гору.


Я люблю тёплую ванну — мне готовят такую, что я из неё выскакиваю красный, как индеец. Я раньше всегда отказывался от тёплого пальто, предпочитая гулять в осеннем. Теперь со мной не только не спорят, но даже иногда снабжают летним.


— Какова нынче погода? — спрашиваю я у жены.


— Тепло, милый. Если хочешь — можно без пальто.


— Спасибо. А что это такое — беленькое с неба падает? Неужели снег?


— Ну уж и снег! Он совсем тёплый.


Однажды я выпил стакан вина и закашлялся.


— Грудь болит, — сказал я.


— Попробуй покурить сигару, — ласково гладя меня по плечу, сказала жена. — Может, пройдёт.


Я залился слезами благодарности и бросился в её объятия.


Как тепло на любящей груди…


Женитесь, господа, женитесь.




Не пропустите:
Аркадий Тимофеевич Аверченко. Национализм
Аркадий Тимофеевич Аверченко. Рыцарь индустрии (рассказ)
Аркадий Тимофеевич Аверченко. Чад (Из сборника «Круги по воде») (рассказ)
Аркадий Тимофеевич Аверченко. Сазонов (Из сборника «Круги по воде») (рассказ)
Аркадий Тимофеевич Аверченко. Граждане (рассказ)


Ссылка на эту страницу:

 ©Кроссворд-Кафе
2002-2024
dilet@narod.ru