Александр Блок. Стихотворения. Книга третья. (1907-1916). Петербург 1921.

В третьем издании третьей книги стихов Блока опущен отдел переводов из Гейне: "Опять на родине" и введено два новых отдела: "Ямбы" и "Соловьиный сад". В прежние циклы, имевшиеся во втором издании 1916, помещено значительное число новых, впервые печатаемых стихотворений. Они представляют материал огромной ценности, как художественной, так и автобиографической. Мы находим ряд произведений политически-гражданского характера, освещающих личность поэта со стороны, доселе для нас остававшейся скрытой, несколько остро-волнующих субъективных стихотворений, почти интимных признаний, группу набросков и эскизов к позднейшим поэмам и, наконец, серию любопытных вариантов к прославленным его строфам. Необыкновенная художественная взыскательность побудила автора исключить их из второго издания. Действительно, одни из них незакончены, несколько неуверенны по фактуре и технически не "крепки"; другие -- слишком откровенны и, пожалуй, наивны; третьи -- не могли увидеть свет по цензурным соображениям.

Новые стихи Блока соединяют одной непрерывной цепью этапы его творчества. Постепенное поэтическое развитие автора "Скифов", процесс сложения идеологии и выработки стиля -- проходит перед нами с полной отчетливостью. Общая концепция лирики Блока, созданная в критической литературе о нем, находит новые реальные подтверждения. Сложные пути, приведшие певца Прекрасной Дамы к "толстомордненькой Катьке" в "Двенадцати", о которых доныне более или менее остроумно гадали -- теперь и видимы, и обозримы. "Органичность" творчества Блока из сферы интуитивных утверждений переносится в область точного знания.

Ограничусь немногими примерами: обозрение всех новых стихов Блока требует специального исследования.

В стихотворении 1914 года появляется зловещая фигура "царя -- народа":

Он с далеких пустырей

В свете редких фонарей

Появляется.

Шея скручена платком,

Под дырявым козырьком

Улыбается.

Сравните по образности и ритму стихи в "Двенадцати":

Он в шинелишке солдатской

С физьономией дурацкой

Крутит, крутит черный ус,

Да покручивает...

Динамическая тема ветра -- разрушения -- революции, порождающая и идею, и словесное выражение, и ритмические вихри "Двенадцати", уже звучат в стихотворении:

Дикий ветер

Стекла гнет,

Ставни с петель

Буйно рвет.

Но здесь она еще лепечет бессильно, элегически-заглушенно; где то в глубине идет работа превращения ее "напева" в громы мировой революции. Но источник силы уже найден в этом "черном ветре":

Как не бросить все на свете,

Не отчаяться во всем,

Если в гости ходит ветер,

Только дикий черный ветер,

Сотрясающий мой дом?

Из этого "отчаянья" грянет лейтмотив "Двенадцати":

Черный вечер,

Белый снег.

Ветер, ветер!

На ногах не стоит человек,

Ветер, ветер --

На всем белом свете!

Концепция двенадцати красногвардейцев не поражает того, кто помнит стихи Блока о России. "Смертная тоска", ощущение жизни, как смерти, и смерти -- как торжества избавления; "влюбленность" в смерть и пафос "буйной воли", "мятежа", как разрушения и перехода к небытию -- вот истоки блоковского творчества. Все имеющее пределы и грани, все конечное и временное -- ему ненавистно. Он строит своего бога в Вечности, как отрицание жалкого "живого мира". Только преодолев "тяжелый сон", "бред", "похмелье" и "туман" жизни, можно познать божественную Радость, Прекрасную Даму -- Марию. Принять жизнь, примириться -- значит погубить душу. В непреклонном требовании "всего" -- религиозный пафос Блока:

Нет! Лучше сгинуть в стуже лютой!

Уюта -- нет. Покоя -- нет.

Вспомним то же исступленное устремление и неизбывную тревогу в поэме "На поле Куликовом":

Покоя нет! Степная кобылица

Несется вскачь!

В стихотворении "Поэты" эта "мятежность" находит необыкновенно резкую формулировку:

Ты будешь доволен собой и женой,

Своей конституцией куцой,

А вот у поэта -- всемирный запой,

И мало ему -- конституций.

Пускай я умру под забором как пес,

Пусть жизнь меня в землю втоптала,

Я верю: то Бог меня снегом занес,

То вьюга меня целовала.

В падении, унижении и грехе, во "всемирном запое" -- незапятнанная белизна, "святость" вьюги и образ Бога, просвечивающий сквозь снег. Идеологически и психологически "Двенадцать" уже даны полностью. Только там вместо "всемирного запоя" -- "мировой пожар в крови" и вместо голодных поэтов -- нищие красногвардейцы. Но и там:

За вьюгой невидим...

Впереди -- Исус Христос.

Концепция "Двенадцати" выросла из основной стихии блоковского лиризма -- стремления к самоуничтожению, абсолютного отрицания. Жизнь отрицается с бешенством, в исступлении страсти, как "ночной кошмар", "тихое сумасшествие", "дьявольский бал". Поэтому из революции Блок сделал мощную лоэму крушения мира, почти эсхатологическую композицию. Он -- певец Смерти, холодное дыхание которой проникает в его строфы, движет его ритмами, управляет его образами. Со всей силой художественной убедительности он утверждает равенство: жизнь -- смерть, лишает земные предметы плотности и весомости, людей превращает в призраки, их поступки и страсти в "безумную, сонную и отвратительную мечту". Поэт любит изображать себя мертвецом на шумном пиру жизни (Цикл "Пляски Смерти"):

Пои, пои свои творенья

Незримым ядом мертвеца,

Чтоб гневной зрелостью презренья

Людские отравлять сердца.

Тем же пафосом смерти насыщены циклы: "Жизнь моего приятеля" жуткие песни о гибели души и "Черная кровь" -- еще более страшные стихи о злой земной страсти. "Страшные объятия" -- переход к смерти:

Гаснут свечи, глаза, слова... --

Ты мертва, наконец, мертва!

Знаю, выпил я кровь твою...

Я кладу тебя в гроб и пою...

Смертоносная сила страсти, запах тления на устах возлюбленной внушаются нам трагическими строками:

Последней страсти ярость,

В тебе величье есть;

Стучащаяся старость

И близкой смерти весть...

О, зрелой страсти ярость,

Тебя не перенесть.

Блистательный контраст к тютчевскому

О, как на склоне наших лет

Нежней мы любим и суеверней!

Но у Блока трагична не только старческая страсть; всякая любовь носит в себе смерть, ибо:

Душе влюбленной невозможно

О сладкой смерти не мечтать.

Новые стихи Блока дают наряду с ценными вариантами старых тем, острую формулировку и неожиданную заостренность уже знакомых лирических мотивов; стихотворения политические открывают глубокие просветы в процессе его творчества. Среди набросков и опытов встречаются подлинные шедевры. Так например:

Вот он ветер,

Звенящий тоскою острожной,

Над бескрайнею топью

Огонь невозможный,

Распростершийся призрак

Ветлы придорожной...

Вот, что ты мне сулила:

Могила.

Примечания

Впервые: "Последние новости" от 12 марта 1922.

Общая концепция лирики Блока. созданная в критической литературе о нем... -- незадолго до настоящей статьи в газете "Последние новости" от 22 февраля 1922 г. был опубликован отклик Мочульского "Новое о Блоке" на сборник "Об Александре Блоке" (Пг.: Карточный домик, 1921), где были опубликованы статьи Н. Анциферова, В. Жирмунского, Вл. Пяста, А. Слонимского, Ю. Тынянова, Б. Эйхенбаума и др.