Иван Карлович Швей, старший мастер на сталелитейном заводе Функ и КN, был послан хозяином в Тверь исполнить на месте какой-то заказ. Провозился он с заказом месяца четыре и так соскучился по своей молодой жене, что потерял аппетит и раза два принимался плакать. Возвращаясь назад в Москву, он всю дорогу закрывал глаза и воображал себе, как он приедет домой, как кухарка Марья отворит ему дверь, как жена Наташа бросится к нему на шею и вскрикнет...

"Она не ожидает меня, -- думал он. -- Тем лучше. Неожиданная радость -- это очень хорошо..."

Приехал он в Москву с вечерним поездом. Пока артельщик ходил за его багажом, он успел выпить в буфете две бутылки пива... От пива он стал очень добрым, так что, когда извозчик вез его с вокзала на Пресню, он всё время бормотал:

-- Ты, извозчик, хороший извозчик... Я люблю русских людей!.. Ты русский, и моя жена русский, и я русский... Мой отец немец, а я русский человек... Я желаю драться с Германией...

Как он и мечтал, дверь отворила ему кухарка Марья.

-- И ты русский, и я русский... -- бормотал он, отдавая Марье багаж. -- Все мы русские люди и имеем русские языки... А где Наташа?

-- Она спит.

-- Ну, не буди ее... Тсс... Я сам разбужу... Я желаю ее испугать и буду сюрприз... Тссс!

Сонная Марья взяла багаж и ушла в кухню.

Улыбаясь, потирая руки и подмигивая глазом, Иван Карлыч на цыпочках подошел к двери, ведущей в спальную, и осторожно, боясь скрипнуть, отворил ее...

В спальне было томно и тихо...

"Я сейчас буду ее испугать", -- подумал Иван Карлыч и зажег спичку...

Но -- бедный немец! -- пока на его спичке разгоралась синим огоньком сера, он увидел такую картину. На кровати, что ближе к стене, спала женщина, укрытая с головою, так что видны были одни только голые пятки; на другой кровати лежал громадный мужчина с большой рыжей головой и с длинными усами...

Иван Карлыч не поверил глазам своим и зажег другую спичку... Сжег он одну за другой пять спичек -- и картина представлялась всё такою же невероятной, ужасной и возмутительной. У немца подкосились ноги и одеревенела от холода спина. Пивной хмель вдруг вышел из головы, и ему уже казалось, что душа перевернулась вверх ногами. Первою его мыслью и желанием было -- взять стул и хватить им со всего размаха по рыжей голове, потом схватить неверную жену за голую пятку и швырнуть ее в окно так, чтобы она выбила обе рамы и со звоном полетела вниз на мостовую.

"О нет, этого мало! -- решил он после некоторого размышления. -- Сначала я буду срамить их, пойду позову полицию и родню, а потом буду убивать их..."

Он надел шубу и через минуту уже шел по улице. Тут он горько заплакал. Он плакал и думал о людской неблагодарности... Эта женщина с голыми пятками была когда-то бедной швейкой, и он осчастливил ее, сделав женою ученого мастера, который у Функа и КN получает 750 рублей в год! Она была ничтожной, ходила в ситцевых платьях, как горничная, а благодаря ему она ходит теперь в шляпке и перчатках, и даже Функ и КN говорит ей "вы"...

И он думал: как ехидны и лукавы женщины! Наташа делала вид, что выходила за Ивана Карлыча по страстной любви, и каждую неделю писала ему в Тверь нежные письма...

"О, змея, -- думал Швей, идя по улице. -- О, зачем я женился на русском человеке? Русский нехороший человек! Варвар, мужик! Я желаю драться с Россией, чёрт меня возьми!"

Немного погодя он думал:

"И удивительно, променяла меня на какого-то каналью с рыжей головой! Ну, полюби она Функа и Ко, я простил бы ей, а то полюбила какого-то чёрта, у которого нет в кармане гривенника! О, я несчастный человек!"

Отерев глаза, Швей зашел в трактир.

-- Дай мне бумаги и чернил! -- сказал он половому. -- Я желаю писать!

Дрожащею рукою он написал сначала письмо к родителям жены, живущим в Серпухове. Он писал старикам, что честный ученый мастер не желает жить с распутной женщиной, что родители свиньи и дочери их свиньи, что Швей желает плевать на кого угодно... В заключение он требовал, чтобы старики взяли к себе свою дочь вместе с ее рыжим мерзавцем, которого он не убил только потому, что не желает марать рук.

Затем он вышел из трактира и опустил письмо в почтовый ящик. До четырех часов утра блуждал он по городу и думал о своем горе. Бедняга похудел, осунулся и пришел к заключению, что жизнь -- это горькая насмешка судьбы, что жить -- глупо и недостойно порядочного немца. Он решил не мстить ни жене, ни рыжему человеку. Самое лучшее, что он мог сделать, это -- наказать жену великодушием.

"Пойду выскажу ей всё, -- думал он, идя домой, -- а потом лишу себя жизни... Пусть будет счастлива со своим рыжим, а я мешать не буду..."

И он мечтал, как он умрет и как жена будет томиться от угрызений совести.

-- Мое имущество я ей оставлю, да! -- бормотал он, дергая за свой звонок. -- Рыжий лучше меня, пусть-ка тоже заработает 750 рублей в год!

И на этот раз дверь отворила ему кухарка Марья, которая очень удивилась, увидев его.

-- Позови Наталью Петровну, -- сказал он, не снимая шубы. -- Я желаю разговаривать...

Через минуту пред Иваном Карлычем стояла молодая женщина в одной сорочке, босая и с удивленным лицом... Плача и поднимая обе руки вверх, обманутый муж говорил:

-- Я всё знаю! Меня нельзя обмануть! Я собственными глазами видел рыжего скотину с длинными усами!

-- Ты с ума сошел! -- крикнула жена. -- Что ты так кричишь? Разбудишь жильцов!

-- О, рыжий мошенник!

-- Говорю же тебе, не кричи! Напился пьян и кричит! Ступай спать!

-- Не желаю я спать с рыжим на одной кровати! Прощай!

-- Да ты с ума сошел! -- рассердилась жена. -- Ведь у нас жильцы! В той комнате, где была наша спальня, слесарь с женой живет!

-- А... а? Какой слесарь?

-- Да рыжий слесарь с женой. Я их пустила за четыре рубля в месяц... Не кричи, а то разбудишь!

Немец выпучил глаза и долго смотрел на жену; потом нагнул голову и медленно свистнул...

-- Теперь я понимаю... -- сказал он.

Немного погодя немецкая душа опять уже приняла свое прежнее положение, и Иван Карлыч чувствовал себя прекрасно.

-- Ты у меня русский, -- бормотал он, -- и кухарка русский, и я русский... Все имеем русские языки... Слесарь -- хороший слесарь, и я желаю его обнимать... Функ и Ко тоже хороший Функ и Ко... Россия великолепная земля... С Германией я желаю драться...