Кроссворд-кафе Кроссворд-кафе
Главная
Классические кроссворды
Сканворды
Тематические кроссворды
Игры онлайн
Календарь
Биографии
Статьи о людях
Афоризмы
Новости о людях
Библиотека
Отзывы о людях
Историческая мозаика
Наши проекты
Юмор
Энциклопедии и словари
Поиск
Рассылка
Сегодня родились
Угадай кто это!
Реклама
Web-мастерам
Генератор паролей
Шаржи

Новости

Антон Павлович Чехов. Двадцать девятое июня (Рассказ охотника, никогда в цель не попадающего)


Все авторы -> Антон Павлович Чехов.

Антон Павлович Чехов.
Двадцать девятое июня (Рассказ охотника, никогда в цель не попадающего)

Было четыре часа утра...


Степь обливалась золотом первых солнечных лучей и, покрытая росой, сверкала, точно усыпанная бриллиантовою пылью. Туман прогнало утренним ветром, и он остановился за рекой свинцовой стеной. Ржаные колосья, головки репейника и шиповника стояли тихо, смирно, только изредка покланиваясь друг другу и пошептывая. Над травой и над нашими головами, плавно помахивая крыльями, носились коршуны, кобчики и совы. Они охотились...


Аким Петрович Отлетаев, мировой судья, земский врач, я, зять Отлетаева Предположенский и волостной старшина Козоедов ехали все шестеро на отлетаевской коляске-розвальне на охоту. За коляской, вывалив языки, бежали четыре пса. Я и земский врач народ худенький, остальные же толсты, как стоведерные бочки, а потому, несмотря на то, что дедовская коляска была и широка и глубока, нам было до чёртиков тесно. Я то и дело толкал локтем и ружейным прикладом в живот Козоедова. Все мы толкались, пыхтели, морщились, всей душой ненавидели друг друга и с нетерпением ждали того времени, когда нам можно будет вылезть из коляски. Ехали мы подальше в степь пострелять куропаток, стрепетов, перепелов, болотной дичи и, если фортуна оглянется на нас, дрохв. Предводительствовал нами хозяин коляски и коней Отлетаев, по милости которого мы и ехали на охоту. Тела наши были сдавлены, но зато души были преисполнены радостями самого высшего качества!


Кто никогда не ездил и не шлялся на охоту, тому не понять этих радостей. Мы держали наши ружья и глядели на них так любовно, как маменьки глядят на своих сыночков, подающих большие надежды.


-- А каков наш будет маршрут? -- спросил я, когда мы отъехали от Отлетаевки верст на десять.


-- Сейчас едем на Еланчик, -- отвечал Отлетаев, -- бекасов стрелять... Отсюда это верст восемь будет. Там же и перепелов на просе постреляем... Пострелявши перепелов, ночевать станем, а уж завтра чуть свет у нас самая-то настоящая стрельба начнется...


-- А что, господа, как думаете, -- спросил я, показывая пальцем на коршуна, который купался далеко в небесной синеве, -- можно ли попасть отсюда? Попадете?


-- Не попадешь! -- сказал Отлетаев. -- Далеко очень! Впрочем, из моего ружья попадешь...


-- И из вашего ружья не попадешь, -- заметил Предположенский.


-- Попадешь. Дробью не попадешь, не достанет, а пулей наверно...


-- И пулей не попадешь.


-- Уж это позвольте мне знать, попаду я или не попаду! Вы ружья моего не знаете, а я знаю... Вы отродясь не видали хороших ружей, а потому это вам и кажется таким странным... Я и дальше попадал...


Предположенский откинул назад голову и засмеялся...


-- Чего же смеешься? -- продолжал Отлетаев. -- Не веришь, небось?


-- Разумеется, не верю.


-- Гм... Ружья моего, значит, не знаешь... Ружье замечательное! Недаром шестьсот целковых стоит...


-- Сколь...ко?? -- спросил Предположенский и вытянул шею... -- Сколько? Повторите, папаша!


-- Шестьсот рублей... Чего же ты смеешься? Ты погляди на ружье, да потом и скаль зубы!


-- Я вижу... Чьей фабрики?


-- Марсельское... Фабрики Лепелье...


-- Лепелье? Не слыхал что-то такой фабрики... Ружье, как ружье... Рублей сто стоит... Не люблю, тесть, когда вы врете! Зачем врать? Я не понимаю, зачем врать?


-- Ружье хорошее, -- заметил мировой, -- но шестисот не стоит. Вы переплатили, Аким Петрович!


-- Он вовсе не переплачивал! -- горячился Предположенский, -- он врет! Врет, как школяр!


Отлетаев завертелся и покраснел.


-- Не таковский, чтоб врать, -- сказал он. -- Так-то-с! Ты вот... ты вот так врешь! Ну да! Ты вот так и норовишь уколоть! С тобой ездить не следует. Я не знаю, зачем я с тобой поехал!..


-- И не ездил бы... Зачем врать, не понимаю! Врет, как свинья!


-- Сам свинья! Свинья и дурак вместе с тем...


Мы начали усовещевать Предположенского.


-- Пусть он не врет! -- оправдывался непокорный зять. -- Моя душа возмущается, ежели кто врет... И свиньей пусть не бранится. Сам он свинья, вот что! А если ему неприятно, что я еду, так... шут с ним! Я могу и не ехать!


-- Ну, полноте! Аким Петрович и не думал вас оскорблять! Стоит ли поднимать бурю из-за пустяков?


Предположенский надулся, как объевшийся индюк, и умолк.


-- Нельзя-с! -- обратился, немного погодя, к Предположенскому Козоедов. -- Нельзя-с! Он вам теперь, можно сказать, заместо родителев, тесть он вам, а вы грубости наносите... А грешно!


Зять взглянул презрительно на старшину и сардонически усмехнулся...


-- Тебя спрашивают нешто? -- спросил он. -- Спрашивают? Молчи, коли... Сиди, ежели сидишь!.. Заместо родителев... Говорить еще не умеешь, а тоже лезешь... Гм... Суконное ры... Мужлан!


-- Вот видите-с, какие вы! Не любите, коли люди покойно сидят. Я хотя и из простого звания произошел, хотя, могу сказать, и никакого образования не проходил, но могу сказать, что имею в груди, и в сердце, и в душе всякие чувства, а вы вот так нет, хоть вы и науки проходили по всем степеням... Так-то-с!


-- Перестаньте, господа! -- вмешался я. -- Полно вам друг другу мораль читать! Давайте молчать...


Отлетаев с сопеньем вытащил из бокового кармана объемистый, сильно потертый портсигар и запустил в него свои толстые пальцы. Доктор и мировой протянули руки к его портсигару.


-- Нет-с, извините-с! -- сказал внушительно Отлетаев. -- Дружба дружбой, а табачок врозь. Мне самому не хватит... Дорога велика, а у меня папирос-то с собой только четыре десятка...


Доктор и мировой сильно сконфузились и, чтобы скрыть подальше от света белого свой конфуз, засвистали из "Мадам Анго".


Отлетаев был глуп, как сорок тысяч братьев, и невежа страшная...


Мы его терпеть не могли. Сконфуженный доктор закурил собственную папироску и начал рассказывать анекдоты. Рассказал он их штук двадцать; из них только один не был сальным, остальные же так и таяли в наших ушах.


-- А вы, батенька, мастер! -- похвалил я доктора. -- Не знал я, что вы такой юморист!


-- Да-с... Кое-что знаем, -- сказал доктор. -- Ежели б я захотел в журналах сотрудничать, то миллионы бы имел. Больше вашего зарабатывал бы.


-- Не сомневаюсь... Чего же не сотрудничаете?


-- Не хочу!


-- Почему же?


-- Не хочу, вот и всё! Совесть есть! Нешто человек с совестью может в ваших журналах писать? Никогда! Я даже не читаю никогда газет! Считаю болванами тех, кто выписывает их, тратит деньги...


-- А я наоборот, -- заметил мировой, -- считаю тех болванами, кто не тратит деньги на газеты...


-- Доктор не в духе сегодня, -- сказал я. -- Не будем его трогать...


-- Кто вам сказал, что я не в духе? Я в духе... Вы потому так заступаетесь за газеты, что в них пишете, а по-моему, они... тьфу! Яйца выеденного не стоят. Врут, врут и врут. Первые вруны и сплетники! Газетчики -- те же адвокаты... Врут и не имеют совести!


-- Я был адвокатом, -- сказал мировой, -- а совесть имел.


Предположенский и Козоедов переглянулись и ехидно улыбнулись.


-- Я не про вас говорю... Я вообще... Вообще все мошенники... И газетчики, и адвокаты, и все...


Я, вместо того чтобы молчать, продолжал заступаться за газетчиков. Мировой продолжал заступаться за адвокатов... В коляске поднялся спор.


-- А медицина-то ваша? -- ухватился я. -- Медицина? Что она стоит? Небось не врете? Только денежки берете! Что такое доктор? Доктор есть предисловие гробокопателя... вот что-с! Впрочем, я не знаю, для чего я с вами спорю? Разве у вас есть логика? Вы кончили университет, но рассуждаете, как банщик...


-- Говорите хладнокровно! Можно, полагаю, и без оскорблений!


-- Газетчиков и адвокатов ругаем, -- забасил Предположенский, -- а самой настоящей-то врали и не видим... Потолкуйте-ка с тестюшкой, он любого адвоката по брехательной части за пояс заткнет...


И так далее... Слово за слово, гримаса за гримасой, сплетня за сплетней, и дело зашло чёрт знает куда...


Мы начали рассказывать всё, что за зиму накопилось в наших душах друг против друга. Мы перещеголяли старых девок.


Между тем пока мы, не выспавшиеся, полупьяные, каверзили друг против друга, солнце поднималось всё выше и выше... Туман исчез окончательно, и начался летний день... Было кругом тихо, славно...


Только мы одни нарушали тишину...


Подъехав к первому попавшемуся болотцу, мы вылезли из коляски и, сердитые, надутые, побрели в разные стороны. Водворять среди нас согласие взялся Козоедов. Он подбросил высоко вверх трехкопеечную монету, выстрелил в нее и попал. Мы все вместе подняли монету, сосчитали на ней число следов от дроби и кое-как разговорились.


Предположенский согнал коростеля и убил. Мы его поздравили и крикнули "ура". Согласие было бы окончательно водворено, если бы не доктор. Доктор, пока мы поздравляли Предположенского с первым успехом, подошел к коляске, развязал кулек и принялся ублажать себя водочкой и закуской.


-- Доктор! Что это вы там делаете? -- крикнул Отлетаев.


-- Ем и пью.


-- Какое же вы имеете право распоряжаться?


-- А что?


-- Это для вас положено? Не понимаю этого, извините, свинства! Не мог подождать! Что это вы раскупорили? Батюшки! Это моя настойка! Какое вы имеете право, милостивый государь?


-- Не кричите, пожалуйста! Потише!


-- Ведь эту настойку я для себя взял! Слаб здоровьем, взял настойки, и... на поди! Раскупорили! Просили его! Заверните балык!


-- Не заверну! Вам, неприличный и неделикатный человек, должно быть известно, что на охоте всё общее... Какой вы, извините, невежа!


Доктор выпил рюмку настойки и назло Отлетаеву отрезал себе огромнейший кусок балыка. Предположенский подскочил к коляске и, чтобы насолить тестю, выпил из горлышка половину настойки... У Отлетаева навернулись слезы.


-- Это вы назло? -- зашептал он, -- хорошо же! Хорошо! Вот вы как... Мерси боку... {Очень благодарен (франц. merci beaucoup).}


Мировой, не знавший, в чем дело, подошел к коляске.


-- А-а-а?.. Закусываете? -- спросил он. -- А не рано ли? Впрочем, одну пропустить не мешает... За ваше здоровье!


Мировой налил себе рюмку настойки и выпил.


-- Очень хорошо-с! Прекрасно-с! -- крикнул уже Отлетаев.


-- Что прекрасно? -- спросил мировой.


-- Ничего...


Отлетаев сел в коляску, бросил на траву кулек, иронически нам поклонился и ударил кучера Петра по спине.


-- Поезжай! -- крикнул он.


-- Куда это вы? -- удивились мы...


-- Ежели я вам противен... необразован... Козоедов! Иди садись, голубчик! Где нам, мужикам, с господами учеными охотиться? Освободим их от своего присутствия! Иди, милый!


-- Куда же вы? Что вы дурака корчите?


-- Ежели я дурак, то зачем вам беспокоиться?.. Пущай! Я и есть дурак... Прощайте-с... я домой...


-- А мы же на чем поедем?


-- На чем знаете... Коляска моя.


-- Да ты, тестюшка, белены, что ли, объелся? -- крикнул Предположенский.


Козоедов сел рядом с Отлетаевым и смиренно снял шляпу.


-- Ты с ума сошел? -- продолжал Предположенский. -- Вылезай из коляски!


-- Не вылезу. Прощай, зять! Ты человек образованный, гуманный, цивилизованный... А я... Что я?


-- А ты -- дурак! Господа, что же это такое? Кто его раздразнил? Вы, доктор? Вы, чёрт вас возьми, вечно лезете со своим ученым носом не в свое дело!


-- Я для вас не тесть... Прошу не орать, -- обиделся доктор. -- Коли будете орать, так и я уеду...


-- И уезжайте! Велика потеря! Скажите пожалуйста!


Доктор пожал плечами, вздохнул и полез в коляску. Мировой махнул рукой и тоже полез в коляску.


-- Мы вечно так, -- вздохнул он. -- Никогда у нас ничего не выходит...


-- Погоняй! -- крикнул Отлетаев.


Петр чмокнул губами, дернул вожжи, и коляска тронулась с места.


Я и Предположенский переглянулись.


-- Стой! -- крикнул я и побежал за коляской. -- Стой!


-- Стой! -- заорал Предположенский. -- Стой, скоты!


Коляска остановилась, и мы уселись.


-- Я тебе всё это припомню! -- сказал, сверкая глазами, Предположенский и погрозил тестю кулаком. -- Всё! До смерти будешь помнить этот день!


До самого дома мы ехали молча. В душах наших радости высшего качества сменились самыми скверными чувствами. Мы готовы были слопать друг друга и не слопали только потому, что не знали, с какого конца начать лопать... Когда мы подъехали к отлетаевскому дому, на террасе сидела мадам Отлетаева и пила кофе...


-- Вы приехали? -- удивилась она. -- Что так рано?


Мы вылезли из коляски и молча направились к воротам.


-- Куда же вы, господа? -- закричала мадам Отлетаева. -- А кофе пить? А обедать? Куда вы?


Мы повернулись к крыльцу и молча, внушительно погрозили нашими огромными кулаками. Предположенский плюнул по направлению к крыльцу, выругался и отправился спать в конюшню.


Дня через два Отлетаев, Предположенский, Козоедов, мировой, земский врач и я сидели в доме Отлетаева и играли в стуколку. Мы играли в стуколку и по обыкновению грызли друг друга...


Дня через три мы поругались насмерть, а через пять пускали вместе фейерверк...


Мы ссоримся, сплетничаем, ненавидим, презираем друг друга, но разойтись мы не можем. Не удивляйтесь и не смейтесь, читатель! Поезжайте в Отлетаевку, поживите в ней зиму и лето, и вы узнаете, в чем дело...


Глушь -- не столица... В Отлетаевке рак -- рыба, Фома -- человек и ссора -- живое слово...



Не пропустите:
Антон Павлович Чехов. Который из трех? (Старая, но вечно новая история)
Антон Павлович Чехов. Он и она
Антон Павлович Чехов. Речь и ремешок
Антон Павлович Чехов. Нарвался
Антон Павлович Чехов. Идиллия - увы и ах!


Ссылка на эту страницу:

 ©Кроссворд-Кафе
2002-2024
dilet@narod.ru