Почтовый поезд номер такой-то мчится на всех парах от станции "Веселый Трах-Тарарах" до станции "Спасайся, кто может!". Локомотив свистит, шипит, пыхтит, сопит... Вагоны дрожат и своими неподмазанными колесами воют волками и кричат совами. На небе, на земле и в вагонах тьма... "Что-то будет! что-то будет!" -- стучат дрожащие от старости лет вагоны... "Огого-гого-о-о!" -- подхватывает локомотив... По вагонам вместе с карманолюбцами гуляют сквозные ветры. Страшно... Я высовываю свою голову в окно и бесцельно смотрю в бесконечную даль. Все огни зеленые: скандал, надо полагать, еще не скоро. Диска и станционных огней не видно... Тьма, тоска, мысль о смерти, воспоминания детства... Боже мой!

-- Грешен!! -- шепчу я. -- Ох, как грешен!..

Кто-то лезет в мой задний карман. В кармане нет ничего, но все-таки ужасно... Я оборачиваюсь. Предо мной незнакомец. На нем соломенная шляпа и темно-серая блуза.

-- Что вам угодно? -- спрашиваю я его, ощупывая свои карманы.

-- Ничего-с! Я в окно смотрю-с! -- отвечает он, отдергивая руку и налегая мне на спину.

Слышен сиплый пронзительный свист... Поезд начинает идти всё тише и тише и наконец останавливается. Выхожу из вагона и иду к буфету выпить для храбрости. У буфета теснится публика и поездная бригада.

-- Гм... Водка, а не горько! -- говорит солидный обер-кондуктор, обращаясь к толстому господину. Толстый господин хочет что-то сказать и не может: поперек горла остановился у него годовалый бутерброд.

-- Жиндаррр!!! Жиндаррр!!! -- кричит кто-то на плацформе таким голосом, каким во время оно, до потопа, кричали голодные мастодонты, ихтиозавры и плезиозавры... Иду посмотреть, в чем дело... У одного из вагонов первого класса стоит господин с кокардой и указывает публике на свои ноги. С несчастного, в то время когда он спал, стащили сапоги и чулки...

-- В чем же я поеду теперь? -- кричит он. -- Мне до Ррревеля ехать! Вы должны смотреть!

Перед ним стоит жандарм и уверяет его, что "здесь кричать не приходится"... Иду в свой вагон No 224. В моем вагоне всё то же: тьма, храп, табачный и сивушный запахи, пахнет русским духом. Возле меня храпит рыженький судебный следователь, едущий в Киев из Рязани... В двух-трех шагах от следователя дремлет хорошенькая... Крестьянин, в соломенной шляпе, сопит, пыхтит, переворачивается на все бока и не знает, куда положить свои длинные ноги. Кто-то в углу закусывает и чамкает во всеуслышание... Под скамьями спит богатырским сном народ. Скрипит дверь. Входят две сморщенные старушонки с котомками на спинах...

-- Сядем сюда, мать моя! -- говорит одна. -- Темень-то какая! Искушение да и только... Никак наступила на кого... А где Пахом?

-- Пахом? Ах, батюшти! Где ж это он? Ах, батюшти!

Старушонка суетится, отворяет окно и осматривает плацформу.

-- Пахо-ом! -- дребезжит она. -- Где ты? Пахом! Мы тутотко!

-- У меня беда-а! -- кричит голос за окном. -- В машину не пущают!

-- Не пущают? Который это не пущает? Плюнь! Не может тебя никто не пустить, ежели у тебя настоящий билет есть!

-- Билеты уже не продают! Касс заперли!

По плацформе кто-то ведет лошадь. Топот и фырканье.

-- Сдай назад! -- кричит жандарм. -- Куда лезешь? Чего скандалишь?

-- Петровна! -- стонет Пахом.

Петровна сбрасывает с себя узел, хватает в руки большой жестяной чайник и выбегает из вагона. Бьет второй звонок. Входит маленький кондуктор с черными усиками.

-- Вы бы взяли билет! -- обращается он к старцу, сидящему против меня. -- Контролер здесь!

-- Да? Гм... Это нехорошо... Какой?.. Князь?

-- Ну... Князя сюда и палками не загонишь...

-- Так кто же? С бородой?

-- Да, с бородой...

-- Ну, коли этот, то ничего. Он добрый человек.

-- Как хотите.

-- А много зайцев едет?

-- Душ сорок будет.

-- Ннно? Молодцы! Ай да коммерсанты!

Сердце у меня сжимается. Я тоже зайцем еду. Я всегда езжу зайцем. На железных дорогах зайцами называются гг. пассажиры, затрудняющие разменом денег не кассиров, а кондукторов. Хорошо, читатель, ездить зайцем! Зайцам полагается, по нигде еще не напечатанному тарифу, 75% уступки, им не нужно толпиться около кассы, вынимать ежеминутно из кармана билет, с ними кондуктора вежливее и... всё что хотите, одним словом!

-- Чтоб я заплатил когда-нибудь и что-нибудь!? -- бормочет старец. -- Да никогда! Я плачу кондуктору. У кондуктора меньше денег, чем у Полякова!

Дребезжит третий звонок.

-- Ах, матушки! -- хлопочет старушонка. -- Где ж это Петровна? Ведь вот уж и третий звонок! Наказание божие... Осталась! Осталась бедная... А вещи ее тут... Што с вещами-то делать, с сумочкой? Родимые мои, ведь она осталась!

Старушонка на минуту задумывается.

-- Пущай с вещами остается! -- говорит она и бросает сумочку Петровны в окно.

Едем к станции Халдеево, а по путеводителю "Фрум -- Общая Могила". Входят контролер и обер-кондуктор со свечой.

-- Вашшш... билеты! -- кричит обер-кондуктор.

-- Ваш билет! -- обращается контролер ко мне и к старцу.

Мы ёжимся, сжимаемся, прячем руки и впиваемся глазами в ободряющее лицо обер-кондуктора.

-- Получите! -- говорит контролер своему спутнику и отходит. Мы спасены.

-- Ваш билет! Ты! Ваш билет! -- толкает обер-кондуктор спящего парня. Парень просыпается и вынимает из шапки желтый билетик.

-- Куда же ты едешь? -- говорит контролер, вертя между пальцами билет. -- Ты не туда едешь!

-- Ты, дуб, не туда едешь! -- говорит обер-кондуктор. -- Ты не на тот поезд сел, голова! Тебе нужно на Живодерово, а мы едем на Халдеево! Вааазьми! Вот не нужно быть никогда дураком!

Парень усиленно моргает глазами, тупо смотрит на улыбающуюся публику и начинает тереть рукавом глаза.

-- Ты не плачь! -- советует публика. -- Ты лучше попроси! Такой здоровый болван, а ревешь! Женат небось, детей имеешь.

-- Вашшш... билет!.. -- обращается обер-кондуктор к косарю в цилиндре.

-- Га?

-- Вашшш... билеты! Поворачивайся!

-- Билет? Нешто нужно?

-- Билет!!!

-- Понимаем... Отчего не дать, коли нужно? Даадим! -- Косарь в цилиндре лезет за пазуху и со скоростью двух с половиною вершков в час вытаскивает оттуда засаленную бумагу и подает ее контролеру.

-- Кого даешь? Это паспорт! Ты давай билет!

-- Другого у меня билета нету! -- говорит косарь, видимо встревоженный.

-- Как же ты едешь, когда у тебя нет билета?

-- Да я заплатил.

-- Кому ты заплатил? Что врешь?

-- Кондухтырю.

-- Какому?

-- А шут его знает какому! Кондухтырю, вот и всё... Не бери, говорил, билета, мы тебя и так провезем... Ну, я и не взял...

-- А вот мы с тобой на станции поговорим! Мадам, ваш билет!

Дверь скрипит, отворяется, и ко всеобщему нашему удивлению входит Петровна.

-- Насилу, мать моя, нашла свой вагон... Кто их разберет, все одинаковые... А Пахома так и не впустили, аспиды... Где моя сумочка?

-- Гм... Искушение... Я тебе ее в окошко выбросила! Я думала, что ты осталась!

-- Куда бросила?

-- В окно... Кто ж тебя знал?

-- Спасибо... Кто тебя просил? Ну да и ведьма, прости господи! Что теперь делать? Своей не бросила, паскуда... Морду бы свою ты лучше выбросила! Аааа... штоб тебе повылазило!

-- Нужно будет со следующей станции телеграфировать! -- советует смеющаяся публика.

Петровна начинает голосить и нечестиво браниться. Ее подруга держится за свою суму и также плачет. Входит кондуктор.

-- Чьи веш-ш-ш...чи! -- выкрикивает он, держа в руках вещи Петровны.

-- Хорошенькая! -- шепчет мне мой vis-a-vis старец, кивая на хорошенькую. -- Г-м-м-м... хорррошенькая... Чёрт подери, хлороформу нет! Дал бы ей понюхать, да и целуй во все лопатки! Благо все спят!..

Соломенная шляпа ворочается и во всеуслышание сердится на свои непослушные ноги.

-- Ученые... -- бормочет он. -- Ученые... Небось, против естества вещей и предметов не пойдешь!.. Ученые... гм... Небось не сделают так, чтоб ноги можно было отвинчивать и привинчивать по произволению!

-- Я тут ни при чем... Спросите товарища прокурора! -- бредит мой сосед-следователь.

В дальнем углу два гимназиста, унтер-офицер и молодой человек в синих очках при свете четырех папирос жарят в картеж...

Направо от меня сидит высокая барыня из породы "само собою разумеется". От нее разит пудрой и пачулями.

-- Ах, что за прелесть эта дорога! -- шепчет над ее ухом какой-то гусь, шепчет приторно до... до отвращения, как-то французисто выговаривая буквы г, н и р. -- Нигде так быстро и приятно не бывает сближение, как в дороге! Люблю тебя, дорога!

Поцелуй... Другой... Чёрт знает что! Хорошенькая просыпается, обводит глазами публику и... бессознательно кладет головку на плечо соседа, жреца Фемиды... а он, дурак, спит!!

Поезд останавливается. Полустанок.

-- Поезд стоит две минуты... -- бормочет сиплый, надтреснутый бас вне вагона. Проходят две минуты, проходят еще две... Проходит пять, десять, двадцать, а поезд всё еще стоит. Что за чёрт? Выхожу из вагона и направляюсь к локомотиву.

-- Иван Матвеич! Скоро ж ты, наконец? Чёрт! -- кричит обер-кондуктор под локомотив.

Из-под локомотива выползает на брюхе машинист, красный, мокрый, с куском сажи на носу...

-- У тебя есть бог или нет? -- обращается он к обер-кондуктору. -- Ты человек или нет? Что подгоняешь? Не видишь, что ли? Ааа... чтоб вам всем повылазило!.. Разве это локомотив? Это не локомотив, а тряпка! Не могу я везти на нем!

-- Что же делать?

-- Делай что хочешь! Давай другой, а на этом не поеду! Да ты войди в положение...

Помощники машиниста бегают вокруг неисправного локомотива, стучат, кричат... Начальник станции в красной фуражке стоит возле и рассказывает своему помощнику анекдоты из превеселого еврейского быта... Идет дождь... Направляюсь в вагон... Мимо мчится незнакомец в соломенной шляпе и темно-серой блузе... В его руках чемодан. Чемодан этот мой... Боже мой!