| |||
Аркадий Тимофеевич Аверченко. Путаница (Из сборника «Весёлые устрицы») • Все авторы -> Аркадий Тимофеевич Аверченко. Аркадий Тимофеевич Аверченко. Путаница (Из сборника «Весёлые устрицы») Радостный трезвон праздничных колоколов — самая предательская вещь… Я не знал ни одного самого закоренелого злодея, который устоял бы против радостного перезвона праздничных колоколов… Были случаи, когда такого закоренелого злодея пытали, мучили, желая вырвать у него хотя бы словечко правды о его преступлении — он молчал, будто воды в рот набравши… Но стоило только радостно и празднично зазвонить над его ухом, как он вспоминал свою молодость, каялся, плакал и, рассказавши всю подноготную, обещался вести новую жизнь. Иногда его даже и за язык никто не тянул — признаваться. Но стоило только потянуть за язык колокола — преступник без промедления вспоминал свою молодость и каялся во всем, разливаясь в три ручья. Таково уж странное свойство праздничного перезвона. * * * Старый провокатор, носивший партийное прозвище — Волк, — сидел в своей большой неуютной комнате и тревожно прислушивался к радостному перезвону праздничных колоколов. Он вспомнил свою молодость, мать, ведущую его, маленького, чистенького, в церковь, и этот перезвон — мучительно радостный и ожидательно-праздничный. И когда он подумал о своем теперешнем поведении, о своем падении в пропасть предательства — сердце его сжалось и на глазах выступили слезы… А колокола радостно гудели: — Бом-бом! Бом-бом! — Нет! — простонал провокатор. — Больше я не могу!.. Сердце мое разрывается от раскаяния!.. Довольно грешить! Пойду и признаюсь во всем — пусть делают со мной, что хотят. Никогда не поздно раскаяться в своих грехах… Он оделся и вышел из дому. * * * Идя по улице, Волк бормотал себе под нос: — Пойду прямо в полицию и расскажу все на чистоту: как я выдавал революционерам ее тайны и как я, однажды стянул со стола полковника предписание об обыске у своего знакомого эсэра. Все выложу! Пусть сажает в тюрьму, пусть делает со мной, что хочет!.. — Бом-бом! Бом-бом! — радовались колокола. По мере приближения к дому полковника, шаги Волка все замедлялись и движения делались нерешительнее и нерешительнее. Новое чувство зажигалось в груди старого Волка. — Куда я иду? — думал он. — Разве мне сюда нужно идти каяться? Кому я делал тяжкий вред? Кого продавал? Товарищей! А они мне доверяли… Ха-ха! Туда и иди, старый Волк! Перед ними и кайся! Взор его просветлел. Он решительно повернулся и зашагал в обратную сторону, по направлению конспиративной квартиры товарища Кирилла. — Приду и прямо скажу: так и так братцы! Грешник я великий, за деньги продавал вас — простите меня, или сделайте со мной, что хотите. Он всхлипнул и вытер глаза носовым платком. Ему самому было жаль себя. Вдали показались окна квартиры товарища Кирилла. — Приду и скажу, — бормотал Волк. — Обманывал я вас!.. И полицию обманывал, и вас обманывал. Полицию даже больше. Он замедлил шаг, остановился и задумался. — Гм… Ведь, если я полицию больше обманывал, я перед нею и должен каяться… Ей я и должен признаться, что вел двойную игру. Она не виновата в том, что она полиция, — она исполняет свои обязанности. Бедненький полковник… Сидит теперь дома и думает: «Вот придет Волк, парочку сведений принесет». А я-то! — Бом-бом! Бом-бом! — разливались колокола. Волчьи глаза увлажнились слезами. Он решительно повернул и пошел назад. — …Сидит он и думает: «придет Волк, принесет парочку сведений». Хорошо у него, уютно. Лампа горит, на стенах картинки… Тепло. Это не то, что те, которые недавно влопались. Сидят по камерам и скрипят зубами. Поддедюлил вас Волк! Он вздохнул. — А ведь им теперь, поди, холодно, голодно, в камерах каменные полы. Они мне доверяли, думали — свой, а я… Эх, Волк! Глубока твоя вина перед ними и нет ей черты предела. — Бом-бом! — ревели колокола. — Покайся, Волк! — Бом-бом! Схватившись за голову, застонал несчастный и побежал к товарищу Кириллу. — Все скажу! Руки их буду целовать, слезой изойду. Где моя молодость? Где моя честность? * * * К Кириллу Волк не зашел. Долго стоял он на улице, раздираемый сомнениями и обуреваемый самыми противоположными чувствами. Ему смертельно хотелось покаяться, никогда так, как теперь, не жаждал он очищения, умиротворения мятущейся души своей, и долго стоял так Волк на распутье: — Куда идти? И не знал. Мимо него быстро прошел человек, лицо которого показалось Волку знакомым. Отложив на минуту раскаяние, Волк подумал: — Где я видел этого человека? Да, вспомнил! Это Мотя. Я его частенько встречал в полиции! В Волке проснулись профессиональные привычки. — Куда это он идет? Ба! Да ведь это подъезд товарища Кирилла!..Неужели…. Волк догнал Мотю и положил ему руку на плечо. Мотя обернулся, сконфузился и растерянно сказал: — А, Волк! С праздником вас. Но сейчас же он оправился, и его пронзительные глаза устремились на Волка. — Вы… тоже сюда? — Да, — сказал Волк, а про себя подумал: — Не думает ли он на меня донести, червяк поганый! Хорош бы я был перед Кириллом. Он переступил с ноги на ногу и сказал: — Видите ли, Мотя… Мне почему-то хочется быть с вами откровенным: я, в сущности, партийный работник, а в полицию хожу так себе… для пользы дела! — Вот и прекрасно! — обрадовался Мотя. — Тогда и я буду откровенен: ведь я, признаться, проделываю то же самое! Но в глазах Моти Волк заметил странно-блеснувший огонек, который слишком поспешно был потушен опустившимися веками. — Эге! — подумал Волк и, рассмеявшись, дружески хлопнул Мотю по плечу. — К черту уловки и хитрости! Я вижу — вы парень ой-ой! какой. Ведь я насчет партийности-то подшутил над вами. Ну, какой я, к черту, партийный работник когда на-днях типографию провалил. — Ха-ха! — закатился хохотом Мотя. — То-то! Сообразили. Но смех его показался Волку фальшивым, а глаза опять блеснули и погасли. — Господи! — подумал, растерявшись Волк. — Ничего я не разберу. Зачем бы ему являться к Кириллу, если он гласно работает на отделение? С другой стороны… Гм… Мотя раздумывал тоже. Так они долго стояли, в недоумении рассматривая друг друга. — Пойди-ка, влезь в его душу, — думал растревоженный Волк. — Ну, времячко! — Черт его знает, чем он, в сущности, дышит, — досадливо размышлял Мотя. — Ну, времена! Постояв так с минуту, оба дружески улыбнулись друг другу, пожали руки и разошлись — Мотя наверх, по лестнице, а Волк на улицу. Выйдя на воздух, Волк вздохнул и прислушался: колокола перестали звонить. — Ага! — облегченно подумал Волк. — То-то и оно. А то — каяться! Не размышляя больше, зашагал он к полковнику и вызвав его, сообщил, что Мотя очень подозрителен, что он шатается по конспиративным квартирам, и что за ним надо наблюсти. А Мотя в это время сидел в квартире Кирилла и говорил, опасливо озираясь: — Подозрителен ваш Волк… Шатается к полковнику и, вообще, не мешало бы за ним наблюсти!.. Не пропустите: • Аркадий Тимофеевич Аверченко. Аполлон (Из сборника «Весёлые устрицы») (рассказ) • Аркадий Тимофеевич Аверченко. Золотой век (Из сборника «Весёлые устрицы») (рассказ) • Аркадий Тимофеевич Аверченко. Мозаика (Из сборника «Весёлые устрицы») (рассказ) • Аркадий Тимофеевич Аверченко. Ложь (Из сборника «Весёлые устрицы») (рассказ) • Аркадий Тимофеевич Аверченко. Робинзоны (Из сборника «Весёлые устрицы») (рассказ) Ссылка на эту страницу: |
|
||
©Кроссворд-Кафе 2002-2024 |
dilet@narod.ru |