Синьор Депретис быстро взбежал по лестнице и позвонил. Отперла ему сама жена. Увидев большой пакет, который принес с собою муж, она радостно спросила:

-- Нашлась?

Синьор Паоло качнул головою, снял пальто и взял пакет в руки.

-- Все плачет? -- спросил он у жены, которая сделала утвердительный знак. -- И не спала?

-- Нет. Она так впечатлительна!

-- Знаешь что? -- заговорил в раздумье муж: -- Я хотел было подождать вечера и устроить ей сюрприз на елку. Но надо будет отдать ей куклу теперь же, а то она слишком взволнована.

Нерина сидела на кушетке в своей хорошенькой детской и печально смотрела в окно. Ее глаза были так необычайно красны, а круги под ними так необычайно сини, что при первом взгляде можно было понять, сколько она плакала в это утро и как мало спала в эту ночь. Ее не занимали теперь не только старые игрушки, но даже новые, только вчера вечером подаренные. Папа так много рассчитывал на роскошный, дорогой presepio [Presepio (букв. "ясли", итал.) -- игрушечный театр с фигурками, воспроизводящими сцену поклонения волхвов, непременный атрибут рождеств. празднеств в Италии.] для представления св. мистерии: большинство куколок махало руками и ногами, ясли были сделаны из красного дерева, головка Младенца -- с настоящими мягкими волосиками -- была окружена ореолом из тоненькой золотой проволоки, а маленький органчик исполнял песни ангелов и трех волхвов. Ни одна девочка в Риме, вероятно, не получала еще к Рождеству такого дивного presepio. Но это было напрасно: Нерина и не взглянула на подарок, тогда как прежде, бывало, не отгонишь ее от этого крошечного театра.

Мама вошла в комнату, положила ей руку на голову и сказала:

-- Какие у тебя красные глазки, bambina, -- вот что значит не спать почти две ночи! А вечером будут гости... Слушай, пойдешь теперь заснуть, если я дам тебе что-то очень хорошее, что-то такое, что тебе очень понравится и что ты очень хочешь получить?

-- Что?

Так как тут была мама, Нерина собиралась снова заплакать.

Синьора Депретис показала ей куклу.

-- Гуальберта!!! Нашлась!

Нерина кинулась к своей пропавшей любимице и стала ее неистово целовать, наскоро убедившись, что Гуальберта цела и невредима, только голубое платье сильно испачкано.

Через четверть часа наконец Нерину удалось уложить в постель, но прежде она раздела куклу и прижала ее к себе, заявив:

-- Мы будем спать вместе!

Нерина шептала кукле:

-- Какая ты холодная, fanciullina mia! [девочка моя (итал.)] Надо тебя согреть.

Она еще крепче прижала Гуальберту к себе, свертываясь в клубочек под одеялом. И на самом деле, атласная кожа куклы потеплела, Гуальберта зашевелилась и обняла левую толстенькую руку Нерины.

-- Senti, poveretta, [Послушай, бедняжка (итал.)] -- шептала девочка, -- ты должна рассказать мне свои приключения. Это будет очень интересно!

-- Но мама хочет, чтобы ты заснула, -- ответила Гуальберта.

-- Ничего, я все равно не засну. Рассказывай, что ты видела за эти два дня. Via! [Давай, начинай! (итал.)]

Кукла устроилась поудобнее и начала рассказывать.

* * *

-- Ты меня оставила возле витрины с картинками, на карнизе, а сама с папой ушла. Тогда уже стемнело, и проходящие меня не видели, хотя я видела их очень хорошо. Мне было так страшно, что я не могу тебе передать, и к тому же становилось довольно холодно. Так я сидела почти целый час. Вдруг мимо меня прошел маленький мальчик с каким-то ящиком под мышкой. Он напевал вполголоса ту песенку, что всегда поет твой папа:

[*] - Кто знает, есть ли слуги / Там, на луне, / И все ли они плуты / Там, на луне? (итал.).

Он очень внимательно оглядывался по сторонам и потому заметил меня, нагнулся и вслух сказал: "Эге! Да ведь это кукла той девочки!" Тут и я его узнала: это был, кажется, тот самый мальчишка, который так приставал к папе, предлагая почистить башмаки. Он поднял меня, оглядываясь, завернул в какую-то грязную тряпку, взял тоже под мышку и понес с собою. По дороге он останавливал почти каждого прохожего и предлагал спички. Но когда мы подошли к Corso, он свистнул и сказал: "A, pizzardoni!" -- и перебежал галопом через улицу, где было очень светло.

-- Я знаю это слово, -- сказала Нерина, -- pizzardone значит полицейский, только помни, Гуальберта, если назвать так полицейского в глаза, то он очень обидится.

-- Мы шли ужасно долго, -- продолжала Гуальберта. -- Когда мальчик наконец остановился, мы были в какой-то узенькой и темной улице. Здесь он вошел в дверь, сел на свой ящичек, поставил меня перед собой и заговорил со мною:

"Что мне с вами делать, синьорина, а? Следовало бы отнести вас в полицию. Но я не могу туда явиться с ящиком, где лежат щетки и вакса, потому что я... как бы вам сказать... забыл выхлопотать позволение на чистку сапог. Понимаете, cara lei? [Дорогая вы моя (итал.)]

А теперь у меня болят ноги и мне очень не хочется бежать так далеко, тем более что скоро надо идти на cottio [Сottio (итал.) -- традиц. рыбная ярмарка в канун Рождества с участием уличных певцов и музыкантов, сопровождавшаяся шумным весельем.]. Э? Поэтому вам придется побыть у меня до завтра".

Его лицо было освещено, и я видела, как он задумался, глядя на меня, и вдруг стал печальным, покачал головой, свистнул и сказал: "Ecco!" [Вот!] Потом взял меня в руки, завернул, вышел снова на улицу, пробежал несколько домов и поднялся по какой-то страшно высокой лестнице.

Тут он постучался в дверь и спросил: "Sora [Синьора (итал.)] Nanna, можно видеть Нинетту?"

В дверях показалась женщина и сказала: "Вечно ты тут, Meo! На что тебе она?"

"Sora Nanna, вам ведь не мешает... Я к ней на минуту!"

"Ступай, она там лежит".

* * *

-- Знаешь, Нерина, я никогда не видела такой бледной и худой девочки, как эта Нинетта. Мне стало ужасно жаль ее, а она так обрадовалась, когда Мео подал ей меня, что у нее сразу выступил на щеках яркий румянец. Мео смотрел на нее и сказал: "Можешь оставить ее у себя до завтрашнего утра. А теперь -- ciao, до свидания". -- "Куда ты? Посиди со мною". -- "Я еще не был дома и не ел, и потом мне надо еще поспеть на cottio".

Тогда она стала ласкаться к нему: "Meino, дорогой, возьми меня тоже на cottio. Я так давно не была на улице! Я совсем забыла, что послезавтра Рождество".

Он ответил: "Ты с ума сошла, Нина. Теперь холодно, а ты... нездорова".

Когда он запнулся, она так печально посмотрела на него, что мне стало больно внутри, покачала головой и повторила: "Возьми меня с собой, Meino mio!"

Он отвернулся и сказал: "A sora Nanna?"

Тогда Нинетта закричала: "Тетя, тетя, я пойду к Meo на ужин. Вы ведь будете у sor′ы Реджины, и мне скучно оставаться одной".

Тетка заворчала немного и сказала: "Ступай".

Нинетта закуталась в платок, взяла меня, и мы вышли, а через несколько минут были в квартире Meo. У него оказались три маленьких брата и мать, и все они жили в одной комнате, совсем небольшой.

Meo посадил Нинетту в углу, а сам подошел к матери. Нинетта не очень теребила меня, так что я слышала разговор Meo и его мамы.

Он сказал:

"Сегодня я заработал семнадцать сольди. А ты?"

"Я тридцать сольди".

"А bambini?"

Я очень удивилась, услышав, что эти мальчики -- старшему было лет семь -- зарабатывают деньги.

Мать вздохнула и ответила: "Старшие принесли по одиннадцати сольди, а Пьерино поймал pizzardone, привел его сюда и сказал, что, если еще раз увидит моих детей продающими спички без патента, то мне достанется".

После этого мать сказала: "Всего есть четыре лиры пятнадцать сольди. Слушайте, дети, если мы купим capitone [Вид угря], то потом нам целую неделю придется есть "хлеб со слюною" -- pane o sputo".

Мео отвернулся, а остальные три мальчика начали плакать и кричать так, что у меня закружилось в голове. Маленький Пьерино лег на стол, начал бить по доске каблуками и повторял во все горло: "Я хочу capitone! Я хочу capitone!"

Мать зажала уши и закричала хриплым голосом: "Zitto, zitto [Замолчи, не шуми (итал.)], Мео купит вам capitone!"

Тогда Мео отозвал ее в сторону и сказал: "Пусть их, мама. Я, верно, завтра получу лиры две от тех, кто потерял вот эту куклу. -- Он показал матери меня и добавил, почему-то смотря ей прямо в глаза: -- Я ее нашел на via Sistina".

Мать тоже посмотрела ему прямо в глаза, потом посмотрела на меня и сказала: "Не испорть ее, Нинетта". Потом она опять обратилась к Мео: "Ну, тебе пора. Cottio скоро начнется. Только купи хорошего capitone. Бедные мои дети, надо же вам, в самом деле, хоть раз в году сытно и вкусно поесть!"

* * *

-- На улице Нинетта куталась в два платка и прижимала меня к себе. Я высунула голову и слушала, но они молчали. Только один раз Мео сказал: "Мы оба сумасшедшие. Дует трамонтана [Северный ветер (итал.)], а я веду тебя на piazza del Cerchio!"

Она ответила: "Но на улице ведь так хорошо! И мне тепло, Мео, право, тепло".

Мы прошли мимо огромной ямы, большой, как piazza Colonna, и оттуда подымались какие-то столбы, камни и стены...

-- Это-- Foro Romano, -- вставила Нерина.

-- ...Мы его прошли, и я увидела толпу, услышала шум и крики и почувствовала невыносимый запах рыбы. Торговцы ужасно громко выкликали названия рыбы, и чаще всего слышалось: Capitoni! Capitoni! Capitoni! -- Это и был cottio, рыбный рынок.

-- Да, -- опять прервала Нерина, -- я знаю, такой рынок устраивается перед каждым Рождеством. И у нас вчера вечером тоже был к ужину capitoni. Но рассказывай дальше, Гуальберта, я больше не буду тебя прерывать.

Гуальберта снова заговорила:

-- Я не люблю шума и толпы, и потому я спряталась под платками Нинетты. Там, как в темнице, я пробыла очень долго, и под конец Нинетта начала страшно кашлять. Когда я почувствовала, что мы ушли с cottio, я снова выставила голову. Нинетта, хрипя, сказала Мео: "Идем скорее домой, мне очень больно в груди, когда я кашляю". Мео смотрел на нее так, как будто она была его сестра, и повторил несколько раз: "Мадонна! Зачем я взял тебя с собою, я сумасшедший?!"

Когда мы вошли в ту улицу, Мео дал ей в руки сверток с рыбой, а сам взял Нинетту на руки и понес нас наверх, в комнату соры Нанны. Но соры Нанны не было. Мео уложил Нинетту на кровать -- если бы ты видела эту кровать! -- и Нинетта все кашляла так, как будто у нее рвалось в горле. Мео хотел позвать сору Нанну, но девочка не соглашалась и уверяла его, что это пройдет. Она прибавила: "Только вернись ко мне и не отнимай у меня сегодня куклу".

Мео взял рыбу и побежал домой. А через несколько минут Нинетта -- она была горячая-горячая -- сделалась такой странной и стала говорить такие непонятные вещи, что я едва не обмерла со страха. Она начала бредить.

Мео пришел и, увидев это, бросился за своей матерью и сорой Нанной. Вся комната наполнилась соседками, а через полчаса пришел доктор. Обо мне тут совсем забыли, и кто-то бросил меня в угол. Я попала за сундук и лежала там, почти ничего не слыша и не двигаясь.

* * *

-- Только на другой день обо мне вспомнили. Мать Мео вытащила меня и унесла к себе. Я успела рассмотреть Нинетту, которая лежала на своей постели и тихо хрипела.

Когда наступил вечер, пришел Мео. Он отдал матери свою выручку и сейчас же убежал к Нинетте.

Он вернулся не скоро и смотрел очень хмуро. Зато его братьям было весело. Они прыгали вокруг стола и пели:

Evviva il capitone, Abbasso il pizzardone! [Здравствуй, рыба-капитоне, / Убирайся, пиццардоне! (итал.)]

Потом один из них закричал: "Мама, а ты забыла, что сегодня надо зажечь ceppo?" [Полено (итал.) ...зажечь сeppo -- сжигание "рождественского полена" было традиц. частью празднич. ритуала.]

Мать сказала: "Но у нас нет больше дров".

Тогда мальчишки снова начали хныкать. Мать вздохнула и одела уже было платок, но Мео встал и без шапки вышел из комнаты. Через десять минут он вернулся и принес большой кусок деревянной доски.

"О, -- сказала мать ласковым голосом, -- кто это дал тебе так много?"

А Мео коротко ответил: "Я украл это на стройке".

Потом он сел у стола и больше не двигался.

Мальчики положили доску в камин, обернули ее старой газетой и зажгли. Когда она наконец разгорелась, они запрыгали перед огнем, греясь и крича:

[*] - Полено! Полено! / Иисусе, Мария / И Иосиф святой, / Воистину так! (итал.)

"Ceppo должен гореть до самого рождественского утра", -- закричал Пьерино.

Тут Мео поднял голову и сказал: "Доктор говорит, что Нинетта проживет столько же, сколько и рождественское ceppo".

Мать разделила между всеми часть capitone, и Мео принялся с жадностью за еду.

* * *

-- Сегодня утром Мео вышел из комнаты, когда было еще темно, и вернулся только через три часа. Он был очень молчалив и бледен; он завернул меня в платок, взял под мышку свой ящик и вышел. На улице перед домом, где жила Нинетта, была большая толпа, но Мео пошел другой дорогой, и я не могла узнать, что сталось с бедной девочкой.

Мео шел молча и опустив голову, не предлагая никому спичек и не останавливаясь для чистки башмаков.

Вдруг к нему подошел полицейский и сказал: "Ohé, ragazzo [Эй, мальчик (итал.)], покажи-ка мне свой билет!"

Мео вздрогнул и оглянулся, как будто хотел убежать. Но полицейский держал уже его за куртку. Тогда он спросил: "Какой билет?"

"А ведь это ящик для чистки сапог?"

"У меня нет билета", -- сказал Мео угрюмо.

Полицейский ничего не ответил, взял его за руку и повел с собою. "А это что?"

Мео, глядя в землю, ответил злым голосом: "Вы или слепой, или дурак, pizzardone: это кукла".

Полицейский, кажется, страшно рассердился, но сдержался и только прибавил шагу да сказал: "А вот мы в префектуре узнаем, откуда у тебя эта кукла".

Когда мы пришли в большое здание с огромными залами -- верно, это была префектура, -- какой-то господин взял меня у Мео, унес и спрятал в шкаф. Через час дверь шкафа отперли, и я увидела твоего папу.

* * *

Синьор Депретис вошел в детскую на цыпочках, но Нерина уже проснулась.

-- Babbo, babbuccio [Папа, папочка (итал.)], -- позвала она, -- если бы ты знал, что Гуальберта рассказала мне во сне!

И она передала отцу приключения куклы, закончив своим настойчивым тоном:

-- Надо, чтобы ты отыскал семью Мео и также бедную Нинетту, может быть, она еще жива, и помоги им. Непременно, babbo mio!

Отец посадил ее к себе на колени и сказал:

-- Как ты впечатлительна, моя милая девочка! Ведь ты понимаешь, что это все тебе только приснилось. На самом деле Гуальберту принес в полицию приказчик того магазина на via Sistina, где мы ее потеряли.

Нерина задумалась.

После, наедине, синьора Депретис сказала мужу:

-- Все это твоя система воспитания. При девочке читают газеты, говорят Бог знает о чем... Она так впечатлительна!

Вечером было очень весело. Рождественская елка в Риме -- редкость, и это еще увеличивало ликование детворы.

Нерина нашла среди подарков новое платьице для Гуальберты, переодела ее и танцевала с нею вальс в первой паре.

1898