Дня за три до престольного праздника председателя сельскою совета вызвали в волость.

Оставив ребятишек курить самогонку, он пошел с секретарем.

Проходя по деревне, они посмотрели на трубы и покачали головами: из каждой трубы вилась струйка дыма.

-- Все работают...-- сказал председатель.-- Думали ли, что доживем до этого: у каждого дома свой завод винокуренный.

-- Благодать,-- отвечал секретарь,-- не напрасно, выходит, головы-то ломали.

Через полчаса они вернулись бегом. Председатель стучал в каждое окно и кричал:

-- Гаси, дьяволы, топку. Объявляю все заводы закрытыми.

И когда из изб выскакивали испуганные мужики и спрашивали, в чем дело, он кричал:

-- Агитатор по борьбе приехал. Держи ухо востро. Прячь.

-- Да куда ж ее девать-то теперь, когда уж затерто все?

-- Куда хочешь. Хоть телятам выливай. А ежели у какого сукина сына найду, тогда не пеняй.-- И побежал дальше.

-- На собрание!..-- кричал в другом конце секретарь.

-- Сейчас, поспеешь, дай убрать-то.

-- Вот и делай тут дело,-- говорили мужики, бегая с какими-то чугунами, и сталкивались на пороге с ребятишками, которые испуганно смотрели вслед.

-- Вы чего тут под ногами толчетесь! Вас еще не хватало. Бабы, работай! Волоки чугуны на двор.

Через полчаса председатель вышел на улицу и посмотрел на трубы. Дыму нигде не было.

-- Здорово сработали,-- сказал секретарь,-- в момент вся деревня протрезвела.

-- Дисциплина.

Приехавший человек, в кожаной куртке с хлястиком сзади и с портфелем в руках, пришел в школу, где было назначено собрание, и прошел через тесную толпу, которая раздвигалась перед ним на обе стороны, как это бывает в церкви, когда проходит начальство.

Остановившись перед столом, приезжий разобрал портфель, изредка поправляя рукой, закидывая назад волосы, которые у него все рассыпались и свешивались наперед, когда он наклонялся над столом. Потом он несколько времени подозрительным взглядом смотрел на толпу и вдруг неожиданно спросил:

Самогонку гоните?..

Все молчали.

Кто не гонит, поднимите руки.

Все стояли неподвижно.

-- Что за черт... -- сказал приезжий.-- Всей деревней валяете! -- И обратился к переднему: -- Ты гонишь?

-- Никак нет...

-- Так чего ж ты руки не поднимаешь?

-- А что ж я один буду?

-- А ты?..

-- Никак нет.

-- Так вот... товарищи, объявляется неделя борьбы с самогонкой: кто перегоняет хлеб на водку, тот совершает величайшее преступление, так как этим самым подрывает народное достояние. Хлеба и так мало, его надо беречь. Понятно?

-- Чего ж тут понимать. Известное дело...-- сказало несколько голосов.

-- Ну, вот. И вы сами должны смотреть, если у вас есть такие несознательные члены общества, которые не понимают этого.

Передние, стоя полукругом перед столом, со снятыми шапками в руках, как стоят, когда слушают проповедь, при последних словах стали оглядываться и водили глазами по рядам, как бы ища, не окажется ли здесь каких-нибудь, несознательных членов.

-- А то я проезжал по одной деревне, а там почти из каждой трубы дымок вьется...

-- Нешто можно... Да за такие дела... тут дай бог только прокормиться.

-- Праздник...-- сказал чей-то нерешительный голос сзади.

-- Мало ли что праздник. У вас вон тоже праздник, а дыму ведь нет.

Крайние от окон мужики пригнулись и зачем-то посмотрели на улицу, поводив глазами по небу.

-- А нельзя эту неделю на ту перенести? -- спросил чей-то нерешительный голос.

-- Что?..

Вопрос не повторился.

-- А по избам пойдете?

Что там еще?

Ответа не последовало.

Через полчаса приезжий, закинув рукой волосы назад, вышел из школы. Все, давя друг друга в сенях, вытеснялись за ним на улицу и, затаив дыхание, ждали, куда пойдет...

Приезжий стоял с портфелем в руках и водил глазами по крышам изб. Мужички, справляясь с направлением его взгляда, тоже водили глазами.

-- Дыму, кажется, нигде нет,-- сказал приезжий.

-- У нас никогда не бывает,-- поспешно ответил председатель, протискавшись вперед.

-- Это хорошо. А то у ваших соседей из каждой трубы дымок.

-- Дисциплины нету,-- сказал секретарь.

-- Ну, так вот... объявляется, значит, неделя борьбы с самогонкой. Слушайтесь председателя и во всем содействуйте ему.

-- А после этой недели как?..

-- Что?..

Никто ничего не ответил.

-- Наказание божие, -- говорили мужики,-- праздник подходит, все приготовили честь честью, затерли, вдруг нате, пожалуйста.

-- Скоро еще, пожалуй, объявят, чтоб неделю без порток ходить.

-- Вроде этого. У людей праздник, а у них -- неделя.

-- А, может, разводить начинать? -- сказал голос сзади, когда приезжий скрылся за поворотом дороги.

-- Я те разведу...-- крикнул председатель.-- Раз тебе сказано, что в течение недели -- борьба, значит, ты должен понимать или нет?

Подошел, запыхавшись, кузнец. Его не было на собрании.

-- Где пропадал?

-- Где...-- сказал кузнец, вытирая о фартук руки,-- баба со страху корове вывалила затирку из чугуна, а та нализалась и пошла куролесить, никакого сладу нет.

-- Прошлый раз так-то тоже прискакали какие-то,-- сказал шорник,-- а у меня ребятишки курили, да так насвистались, шатаются, дьяволята. Один приезжий что-то им сказал, а мой Мишка восьмилетний -- матом его. Ну, прямо, обмерли со старухой.

-- С ребятами беда. Все с кругу спились.

-- Заводчики -- своя рука владыка.

-- Моему Федьке девятый год только пошел, а он кажный божий день пьян и пьян, как стелька.

-- Молод еще, что же с него спрашивать.

-- Да, ребятам -- счастье: нашему брату подносить стали, почесть, когда уж женихами были, а эти чуть не с люльки хлещут.

-- Зато будет, что вспомнить.

-- На войне уж очень трудно было. Пять лет воевали и скажи, голова кажный день трезвая. Ну, прямо на свет божий глядеть противно было.

-- А тут опять теперь затеяли. Что ж, они не могли в календарь-то посмотреть; под самый праздник подгадали.

Председатель что-то долго вглядывался из-под руки в ту сторону, куда уехал агитатор, потом спросил:

-- Не видали, что, он мостик проехал или нет?

-- Вон, уже на бугор поднимается,-- сказало несколько голосов, и все посмотрели на председателя. Тот, достав кисет и ни на кого не глядя, стал свертывать папироску.

-- Да, во время войны замучились. Бывало, праздник подойдет -- водки нет. И ходят все, ровно потеряли что. Матерного слова, бывало, за все святки не услышишь.

-- Вот это так праздник.

-- Это что там -- мертвые были.

-- Эх, когда заводы громили... Вот попили... в слободке, как дорвались до чанов со спиртом, так и пили, покамест смерть не пришла.

-- Вот это смерть... в сказке только рассказывать.

-- Да... бывало, по деревне пойдешь, словно вымерла вся: без памяти лежит.

-- Свободы настоящей нет. Эх,-- сказал кто-то, вздохнув.-- Ведь это сколько даром хлеба-то пропадает -- на этот налог обирают. Ведь ежели бы он целиком-то оставался, тут бы как с осени котел вмазал, ребят в дело запряг и лежи, прохлаждайся. А то вот праздник подходит, а мы, как басурмане...

-- Наоборот все пошло,-- сказал кто-то,-- прежде под праздник люди были пьяные, коровы трезвые, а теперь люди трезвые, коровые пьяные...

Кузнец только молча плюнул. Потом, немного погодя, сказал:

-- Бутылки на две выжрала, анафема.

-- А какую водку стали было гнать. Прежде, бывало, пьешь,-- мать пресвятая богородица, за что ж ты наказала, и гарью какой-то и дегтем от нее воняет, после головы не подымешь. А теперь только навострились, а они со своими неделями. Да аппараты еще отбирают. Значит, опять на стену лезть.

-- Нешто они об этом думают? Им одна только забота -- дело развалить.

-- Да нешто без водки можно? Не говоря уж о том, что душа требует, а и дела без нее никакого не сделаешь: заявление какое подать, в волость идти,-- что ж, ты и явишься с пустыми руками?

Председатель молча курил и, сплевывая, всё поглядывал на бугор.

-- Верно, верно,-- отозвались дружные голоса.

-- Я вот лошадям своим пачпорт опоздал выправить. Им уж давно совершеннолетие вышло, а они у меня без прописки сидели. Думал, засудят. А привез три бутылочки...

-- Ежели где председатель хороший, понимающий попадется, там жить еще можно.

-- А главное дело, все равно это ни к чему: раз природой устроено, тут мудри не мудри, все то ж на то ж сойдет.

-- Это верно... прошлый год всю рожь на водку перегнали, сами не жрамши на одной мякине сидели, а к празднику у кажного полное обзаведение, и на первый же день праздника так насвистались, что как колчушки лежали.

-- Как же можно... народ-то православный, слава тебе господи, лбы еще не разучились крестить, особливо, где председатель понимающий...

Председатель докурил папироску и, оглянувшись на бугор, сказал:

-- Скрылся...

Все повернулись к нему и замерли.

-- По случаю праздника... принимая во внимание местные нужды и обстоятельства населения... объявляю заводы... открытыми. Но ухо держи востро. Ежели в эту неделю кого замечу, спуску не дам.

-- А как же дым-то? -- сказал кто-то сзади.

-- Дым куда хочешь девай, и ребят пьяных по улице не распускать, а то так-то какой-нибудь нагрянет, а они у вас лыка не вяжут.

-- Слушайся председателя,-- сказал секретарь.

1923