Сидел Халдей с логорифмами, тридцать лет и три года логарифмировал, на тридцать четвертый придумал трубу диковинную: видать через трубу все небо близехонько, ну будто вот через улицу. Все настоящо видно, какие там у них жители на звездах, и какие вывески, и какие извозчики. Оказалось -- все, как у нас: довольно скучно. Махнул рукой Халдей: эх... -- и загорился.

А уж слух пробежал про трубу Халдееву, народ валом валит -- на звезды поглядеть: какие там у них жители. Ну прямо додору нет до трубы, в очередь стали, в затылок.

И дошел черед до веселой девицы Катюшки: веселая, а глаза -- васильки, синие. Околдовала глазами Халдея, пал Халдей на белые травы, и нет ему слаще на свете Катюшки-ных губ.

Катюшка и говорит Халдею:

-- А небо-то нынче какое. На небо-то глянь!

-- Да чего там, видал я: и глядеть нечего.

-- Нет, ты погляди.

Хи-итрая: подвела Халдея к трубе не с того конца, не с смотрячего, а с другого, ну, где стекла-то маленькие.

Глянул Халдей: бог знает где небо -- далеко. Месяц маленький, с ноготок: золотой паук золотую паутину плетет и себе под нос мурлычет, как кот. А небо -- темный луг весенний, и дрожат на лугу купальские огненные цветы, лазоревые, алые, жаркие: протянуть руку -- и несметный купаль­ский клад -- твой.

И еще вспомнилось Халдею -- когда маленький был: в Чистый Четверг на том берегу -- от стояния народ идет, и несут домой четверговые свечки.

Сразу -- тридцать три года и логарифмы с плеч долой. Набежали на глаза слезы, поклонился Халдей в ноги девице веселой:

-- Ну, Катюшка, век не забуду: научила глядеть.

1920