Кроссворд-кафе Кроссворд-кафе
Главная
Классические кроссворды
Сканворды
Тематические кроссворды
Игры онлайн
Календарь
Биографии
Статьи о людях
Афоризмы
Новости о людях
Библиотека
Отзывы о людях
Историческая мозаика
Наши проекты
Юмор
Энциклопедии и словари
Поиск
Рассылка
Сегодня родились
Угадай кто это!
Реклама
Web-мастерам
Генератор паролей
Шаржи

Новости

Ханс Кристиан Андерсен. Николай и Николка


Все авторы -> Ханс Кристиан Андерсен.

Ханс Кристиан Андерсен.
Николай и Николка


Жили-были два человека; обоих звали Николаями, но у одного было четыре лошади, а у другого только одна; так вот, чтобы различать их, и стали звать того, у которого было четыре лошади, Николаем, а того, у которого одна, Николкой. Послушаем-ка, теперь, что с ними было; целая история!


Всю неделю, как есть, должен был Николка пахать на своей лошадке поле Николая. Зато Николай давал ему всех своих четырёх, но только раз в неделю, по воскресеньям. Эх, ты, ну! как помахивал Николка кнутом по всему пятерику, — сегодня, ведь, все лошадки были как будто его собственными. Солнце так и сияло, колокола звонили к обедне, люди все были такие нарядные и шли с молитвенниками в руках в церковь послушать проповедь священника. Все они видели, что Николка пашет на пяти лошадях, и он был очень доволен, пощелкивал кнутом и покрикивал:


— Эх, вы, мои лошадушки!


— Не смей так говорить! — сказал Николай. — У тебя, ведь, всего одна лошадь!


Но вот, опять кто-нибудь проходил мимо, и Николка забывал, что не смел говорить так, и опять покрикивал:


— Ну, вы, мои лошадушки!


— Послушай, я прошу тебя перестать! — сказал Николай. — Если ты скажешь это ещё хоть раз, я возьму, да хвачу твою лошадь по лбу, вот ей и конец будет!


— Право, я не буду больше! — сказал Николка, да вдруг опять кто-то прошёл мимо и поздоровался с ним, а он от радости, что пашет так важно на целых пяти лошадях, опять щёлкнул кнутом и закричал:


— Ну, вы, мои лошадушки!


— Вот я тебе пону́каю твоих лошадушек! — сказал Николай, взял обух, которым вколачивают в поле колья для привязи лошадей, и так хватил Николкину лошадь по лбу, что убил её наповал.


— Ах, нет у меня теперь ни единой лошадки! — сказал Николка и принялся плакать.


Потом он снял с лошади шкуру, высушил её хорошенько, положил в мешок, взвалил мешок на спину и пошёл в город продавать шкуру.


Идти приходилось очень далеко, через большой тёмный лес, а как на грех разыгралась непогода, и Николка заблудился. Не успел он снова выбраться на дорогу, как уже совсем стемнело, а до города было ещё далеко, да и домой назад не близко; до ночи ни за что было не добраться ни туда, ни сюда.


На дороге как раз был большой крестьянский двор; ставни дома были уже закрыты, но сквозь них светился огонь.


«Вот тут я, верно, найду себе приют на ночь», — подумал Николка и пошёл стучаться.


Хозяйка отперла, узнала, что ему надо, и велела идти своей дорогой; мужа её не было дома, а без него она не могла принимать гостей.


— Ну, придётся полежать на дворе! — сказал Николка, а хозяйка заперла перед ним дверь.


Возле дома стоял большой стог сена, а между стогом и домом — маленький сарай с плоскою соломенною крышей.


— Вон там я и полежу! — сказал Николка, увидев крышу. — Чудесная постель; аист, ведь, не слетит оттуда и не укусит меня за ногу!


Это он сказал потому, что на крыше дома было гнездо, и стоял живой аист.


Николка влез на крышу сарая, растянулся на соломе и принялся ворочаться с боку на бок, стараясь улечься поудобнее. Ставни не совсем плотно подходили к окнам и ему видна была вся горница.


В горнице был накрыт большой стол; чего, чего только на нем не было: и вино, и жаркое, и чудеснейшая рыба; за столом сидели хозяйка и пономарь, больше никого.


Она угощала его, а он уписывал рыбу за обе щеки, — он был большой охотник до неё.


«Вот бы мне присоседиться!» — подумал Николка и, вытянув шею, заглянул в самое окно. Ах, какое чудесное пирожное увидал он! Да, вот там пир шёл у них!


В то же время он услыхал, что кто-то подъезжает к дому верхом; это вернулся домой хозяйкин муж. Он был очень добрый человек, но за ним водилась одна слабость: он видет не мог пономарей; стоило ему встретит пононаря — и он приходил в бешенство. Поэтому пономарь и пришёл в гости к его жене в то время, когда мужа не было дома, а добрая женщина постаралась угостить его на славу. Оба они очень испугались, услышав, что муж вернулся, и жена попросила гостя поскорее влезть в большой пустой сундук, который стоял в углу. Пономарь послушался, — он, ведь, знал, что бедняга муж видеть не может пономарей, — а жена проворно убрала всё угощение в печку: если бы муж увидал всё это, он, конечно, спросил бы, кого она угощала.


— Ах! — вздохнул Николка на крыше, гдядя, как она прятала кушанья и вино.


— Кто там? — спросил крестьянин и вскинул глаза на Николку. — Чего ж ты лежишь тут? Пойдём-ка лучше в горницу!


Николка рассказал, как он заблудился и попросился ночевать.


— Ладно! — сказал крестьянин. — Только сперва нам надо подкрепиться с дороги.


Жена приняла их обоих очень ласково, накрыла стол и вынула им из печки большой горшок каши.


Крестьянин проголодался и ел с большим аппетитом, а у Николки из головы не шли жаркое, рыба и пирожное, которые были спрятаны в печке.


Под столом, у ног Николки, лежал мешок с лошадиною шкурой, с тою самою, которую он нёс продавать. Каша была ему совсем не по вкусу, и он наступил на свой мешок ногою; сухая шкура громко заскрипела.


— Т-сс! — сказал Николка мешку, а сам опять наступил на него, и шкура заскрипела ещё громче.


— Что там у тебя? — спросил хозяин.


— А это колдун мой! — сказал Николка. — Он говорит, что не стоит есть каши, — он наколдовал нам полную печку жаркого, рыбы и пирожного!


— Вот так штука! — сказал крестьянин, мигом открыл печку и увидал там чудесные кушанья; их спрятала туда его жена, а он-то думал, что это всё колдун наколдовал!


Жена не посмела сказать ни слова и живо поставила всё на стол, а муж с гостем принялись есть. Вдруг Николка опять наступил на мешок, и шкура заскрипела.


— Что он опять? — спросил крестьянин.


— Да, вот, говорит, что наколдовал нам ещё три бутылки винца, там же, в печке! — свазал Николка.


Жене пришлось вытащить и вино; крестьянин выпил стаканчик, другой, и ему стало так весело! Да, такого колдуна, как у Николки, он не прочь был бы заполучить!


— А может он тоже вызвать чёрта? — спросил крестьянин. — Его бы я посмотрел; теперь я в духе!


— Да! — сказал Николка. — Мой колдун может сделать всё, чего я захочу. Правда? — спросил он у мешка, а сам наступил на него, и шкура заскрипела.


— Слышишь, он отвечает: «да». Только чёрт такой безобразный, что не сто́ит и смотреть его!


— О, я ни капельки не боюсь; а каков он на взгляд?


— Да он точь-в-точь пономарь!


— Фу, ты! — сказал крестьянин. — Вот безобразие! Надо вам знать, что я видеть не могу пономарей! Но всё равно, я, ведь, буду знать, что это чёрт, и мне не будет так противно! Теперь я, кстати, набрался храбрости! Только пусть он не подходит слишком близко!


— А вот, я сейчас скажу колдуну! — сказал Николка, наступил на мешок и прислушался.


— Ну, что?


— Он велит нам пойдти и открыть вон тот сундук в углу; там притаился чёрт. Но надо придерживать крышку, а то он выскочит.


— Так помогите мне придержать! — сказал крестьянин и пошёл к сундуку, куда жена спрятала настоящего пономаря.


Пононарь был ни жив, ни мёртв от страха. Крестьянин приоткрыл крышку и заглянул в сундук.


— Фу! — закричал он и отскочил прочь. — Видел, видел! Точь-в-точь наш пономарь! Вот безобразие!


Такую неприятность надо было запить, и они пили до поздней ночи.


— А колдуна этого ты мне продай! — сказал крестьянин. — Проси, сколько хочешь, хоть целый четверик денег!


— Нет, не могу! — сказал Николка. — Подумай, сколько мне от него пользы!


— Ах, мне страсть хочется! — сказал крестьянин и принялся упрашивать Николку.


— Ну, — сказал, наконец, Николка: — пусть будет по-твоему! Ты ласково обошёлся со мной, пустил меня ночевать, так бери ж себе моего колдуна за четверик денег, только полный!


— Хорошо! — сказал крестьянин. — Но ты должен взять и сундук; я к часу не хочу держать его у себя в доме; почём знать, может быть, он всё ещё там сидит?


Николка отдал крестьянину свой мешок с высушеной шкурой и получил за него полный четверик денег, да ещё большую тачку, чтобы было на чем везти деньги и сундук.


— Прощай! — сказал Николка и покатил тачку с деньгами и с сундукои, где всё ещё сидел пономарь.


По ту сторону леса протекал большой глубокий ручей, такой быстрый, что едва можно было справиться с течением; через ручей был перекинут мост. Николка встал посредине моста и сказал нарочно, как можно громче, чтобы пономарь услышал:


— К чему мне этот дурацкий сундук? Он такой тяжёлый, точно весь набит камнями! Я совсем измучусь с ним! Брошу-ка его в ручей: приплывёт он ко мне домой сам — ладно, а не приплывёт — и не надо!


Потом он взялся за сундук одною рукой и слегка приподнял его, точно собираясь столкнуть в воду.


— Постой! — закричал из сундука пономарь. — Выпусти сначала меня!


— Ай! — свазал Николка, притворяясь, что испугался. — Он всё ещё тут! В воду его скорее!


— Нет, нет! — кричал пононарь. — Выпусти меня, я дам тебе целый четверик денег!


— Вот это дело другое! — сказал Николка и открыл сундук.


Пономарь мигом выскочил оттуда и столкнул пустой сундук в воду. Потои они пошли к нему домой, и Николка получил ещё целый четверик денег. Теперь вся тачка была полна деньгами.


— А, ведь, лошадка прянесла мне недурной барыш! — сказал сам себе Николка, когда пришёл домой и высыпал на пол целую кучу денег. — Вот Николай-то рассердится, когда узнает, как я разбогател от своей единственной лошади! Только пусть не ждёт, чтобы я сказал ему всю правду!


И он послал к Николаю мальчика попросить меру, которою мерят зерно.


— Зачем это ему мера? — подумал Николай и слегка смазал дно меры дёгтем, — авось, мол, к нему пристанет кое-что. Так и вышло: получив меру назад, Ниволай увидел, что ко дну прилипли три новеньких серебряных монетки.


— Вот так штука! — свазал Николай я сейчас побежал к Николке.


— Откуда у тебя столько денег?


— Я продал вчера вечером шкуру своей лошади.


— С барышом продал! — сказал Николай, побежал домой, взял топор я убил всех своих четырёх лошадей, снял с них шкуры и отправился в город продавать.


— Шкуры! Шкуры! Кому надо шкуры! — кричал он по улицам.


Все сапожники и кожевники сбежались в нему и стали спрашивать, сколько он просит за шкуры.


— Четверик денег за штуку! — сказал Николай.


— Да ты в уме? — сказали они ему. — По-твоему, мы отваливаем деньги четвериками?


— Шкуры! Шкуры! Кому надо шкуры! — кричал он опять и всем, кто спрашивал, почём у него шкуры, отвечал: — Четверик денегь штука!


— Он вздумал дурачить нас! — сказали все сапожники и кожевники, и вот, одни схватили свои ремни, другие свои кожаные передники и принялись хлестать ими Николая.


— Шкуры! Шкуры! — передразнивали они его. — Вот мы зададим тебе шкуры! Вон из города!


И Николай давай Бог ноги! Сроду ещё его так не колотили!


— Ну, — сказал он, добравшись до дому: — поплатится же мне за это Николка! Убью его до смерти!


А у Николки умерла старая бабушка; она не очень-то ладила с ним, была злая и сварливая, но он всё-таки очень жалел её и положил на ночь в свою тёплую постель, — авось отогреется и оживёт, — а сам уселся в углу, на стуле; ему не впервые было ночевать так.


Ночью дверь отворилась, и вошёл Николай с топором в руках; он знал, где стоит постель Николки, прямо подошёл к ней и ударил мёртвую бабушку по голове, думая, что это Николка.


— Вот тебе! Не будешь больше дурачить меня! — сказал Николай и пошёл домой.


— Вот злодей! — сказал Николка. — Это он меня хотел убить! Хорошо, что бабушка-то была мёртвая, а то бы ей не поздоровилось!


Потом он одел бабушку в праздничное платье, попросил у соседа лошадь, запряг её в тележку, хорошенько усадил старуху на заднюю скамейку, чтобы она не свалилась, когда поедут, и покатил с ней через лес. Когда солнышко встало, они подъехали к большому постоялому двору, тут Николка остановился и пошёл спросить себе чего-нибудь закусить.


У хозянна постоялого двора было много, много денег, и сам он был человек очень добрый, но такой горячий, точно весь начинён перцем и табаком.


— Здравствуй! — сказал он Николке. — Что это ты спозаранку расфрантился сегодня?


— Да вот, — сказал Николка: — надо с бабушкой в город съездить; она осталась там в тележке, — ни за что не хочет вылезать. Пожалуйста, отнесите ей туда стаканчик мёду, только говорите с ней погромче, она глуховата!


— Ладно! — сказал хозяин, взял большой стакан мёду и понёс старухе.


— Вот, внучек прислал вам стаканчик медку! — сказал хозяин, но старуха не ответила ни слова, и даже не шевельнулась.


— Слышите! — закричал хозяин во всё горло. — Ваш внук посылает вам стакан мёду!


Ещё раз прокричал он то же самое и ещё раз, а она всё не шевелилась; когда он рассердился и пустил ей стакан прямо в лицо, так что мёд потёк у неё по носу, а сама она опрокинулась навзничь, — Николка, ведь, не привязал её, а просто посадил.


— Что ты наделал? — завопил Николка, выскочил из дверей и схватил хозяина за ворот. — Ты убил мою бабушку! Погляди, какая у неё дыра во лбу!


— Вот беда-то! — заохал хозяин, всплеснув руками. — И всё это из-за моей горячности! Милый Николушка, я дам тебе целый четверик денег и похороню твою бабушку, как свою собственную, только молчи об этом, не то мне отрубят голову, а, ведь, это ужасно неприятно!


И вот, Николка получил целый четверик денег, а хозяин схоронил его старую бабушку, точно свою собственную.


Николка вернулся домой опять с целой кучей денег, и сейчас же послал в Николаю мальчика попросить меру.


— Как так? — сказал Николай. — Разве я не убил его? Надо посмотреть самому! И он сам понёс меру Николке.


— Откуда это у тебя такая куча денег? — спросил он и просто глаза вытаращил от удивления.


— Ты убил-то не меня, а мою бабушку, — сказал Николка: — и я её продал за четверик денег!


— С барышом продал! — сказал Николай, побежал домой, взял топор и убил свою старую бабушку, потом положил её в тележку, приехал с ней в город к аптекарю и предложил ему купить мёртвого человека.


— Кто это и где вы его взяли? — спросил аптекарь.


— Это моя бабушка! — сказал Николай. — Я убил её, чтобы продать за четверик денег!


— Господи, помилуй! — сказал аптекарь. — Вы сами не знаете, что говорите! Смотрите, ведь, зто может стоить вам головы!


И он растолковал Николаю, что он такое наделал, какой он дурной человек и как его за это накажут. Николай перепугался, опрометью выскочил из аптеки, сел в тележку, ударил по лошадям и помчался домой. Аптекарь и весь народ подумали, что он сумасшедший и потому не задержали его.


— Поплатишься же ты мне за это, поплатишься, Николка! — сказал Николай, выехав на дорогу, и как только добрался до дому, взял большущий мешок, пошёл к Николке и сказал:


— Ты опять одурачил меня? Сперва я убил моих лошадей, а теперь и бабушку! Всё это по твоей милости! Но уж больше тебе не дурачить меня!


И вот, он схватил Николку и посадил в мешок, завязал его, вскинул на спину и закричал:


— Пойду, да утоплю тебя!


До реки было не близко, и Николаю становилось тяжеленько тащить Николку. Дорога шла мимо церкви; оттуда слышались звуки органа и чудное пение. Николай поставил мешок с Николкой у самых церковных дверей и подумал, что не худо было бы зайдти в церковь, прослушать псалом, другой, а потом уж идти дальше. Николка не мог, ведь, вылезти из мешка сам, а весь народ был в церкви. И вот, Николай зашёл в церковь.


— Ох, ох! — вздыхал Николай, ворочаясь в мешке, но, как он ни старался, развязаться ему не удавалось. В это самое время мимо проходил старый, седой, как лунь, пастух с большой клюкой в руках; он погонял ею целое стадо коров и быков. Животные набежали на мешок с Николкой и повалили его.


— Ох-ох! — вздохнул Николка. — Такой я молодой ещё, а уж должен отправляться в царство небесное!


— А я, бедняга, такой старик, и всё не могу попасть туда! — сказал пастух.


— Развяжи мешок, — закричал Николка: — влезь на моё место и живо попадёшь туда!


— С удовольствием! — сказал пастух я развязал мешок, а Николка мигом выскочил оттуда.


— Теперь тебе смотреть за стадом! — сказал старик и влез в мешок.


Николка завязал его и погнал себе стадо.


Немного погодя, вышел из церкви Николай, взвалил мешок на спину, и ему сразу показалось, что мешок стал гораздо легче, — Николка весил, ведь, чуть не вдвое больше против старика-пастуха.


«Ишь, как теперь легко стало! А всё оттого, что я побывал в церкви!» — подумал Николай, дошёл до широкой и глубокой реки, бросил туда мешок с пастухом и закричал:


— Ну вот, впередь не будешь дурачить меня!


После этого он отправился домой, но у самого перекрестка встретил… Николку с целым стадом!


— Вот тебе раз! — сказал Николай. — Разве я не утопил тебя?


— Конечно! — сказал Николка. — Полчаса тому назад ты бросил меня в реку!


— Так откуда же ты взял такое чудесное стадо? — спросил Николай.


— Это водяное стадо! — сказал Николка. — Я расскажу тебе цедую историю. Спасибо тебе, что ты утопил меня, теперь я разбогател, как видишь! А страшно мне было в мешке! Ветер так и засвистел у меня в ушах, когда ты бросил меня в воду! Я сразу пошёл ко дну, но не ушибся, — там внизу растёт такая нежная, мягкая травка. На неё я и упал; мешок сейчас же развязался, и прелестнейшая девушка в белом, как снег, платье, с венком из зелени на мокрых волосах, протянула мне руку и сказала: «А, это ты Николка? Ну, вот, прежде всего бери это стадечко, а с версту отсюда, на дороге, пасется другое, побольше, — ступай, возьми и его». Тут я увидел, что река была для водяных жителей всё равно, что дорога: они ездили и ходили по дну от самого озера и до того места, где реке конец. Ах, как там было хорошо! Какие цветы, свежая трава! А рыбки шныряли мимо моих ушей точь-в-точь, как у нас, здесь, птички! Что за красивые люди попадались мне на встречу и какие чудесные стада паслись у изгородей и канав!


— Зачем же ты так скоро вернулся? — спросил Николай. — Уж меня бы не выманили оттуда, если там так хорошо!


— Я, ведь, это не спроста сделал! — сказал Николка. — Ты, слышал, что водяная девушка велела мне отправиться за другим стадом, которое пасётся на дороге всего в одной версте оттуда? Дорогой она называет реку, — другой дороги они, ведь, там не знают — а река течёт такими извилинами, что мне пришлось бы задать здоровый круг. Вот, я и решился выйдти на сушу, да пойдти наискось, прямо к тому месту, где ждёт моё стадо; таким путём я выиграю почти полверсты!


— Экий счастливец! — сказал Николай. — А как ты думаешь, получу я стадо, если спущусь на дно?


— Я думаю! — сказал Николка. — Только, я не могу тащить тебя в мешке до реки, ты больно тяжёл. А вот, коли хочешь дойти сам, да влезть там в мешок, так я с удовольствием сброшу тебя в воду!


— Спасибо! — сказал Николай. — Но, если я не получу там стада, я тебя изобью, так и знай!


— Ну, ну, не сердись! — сказал Николка, и они пошли к реке.


Когда стадо увидело воду, оно так и бросилось к ней: животным очень хотелось пить.


— Погляди, как они торопятся! — сказал Николка. — Ишь, как соскучились по воде; домой, знать, захотелось!


— Да, да, ты, вот, помоги-ка мне лучше, а не то я изобью тебя! — сказал Николай и влез в большой мешок, который лежал на спине у одного из быков. — Да положи мне в мешок камень, а то я, пожалуй, не пойду ко дну!


— Пойдёшь! — сказал Николка, но всё-таки положил в мешок большой камень, крепко завязал мешок и столкнул его в воду. Бултых! и Николай пошёл прямо ко дну.


— Ох, боюсь, не найдёт он там стада! — сказал Николка и погнал домой своё.




Не пропустите:
Ханс Кристиан Андерсен. Дюймовочка (сказка)
Ханс Кристиан Андерсен. Русалочка (сказка)
Ханс Кристиан Андерсен. Стойкий оловянный солдатик (сказка)
Ханс Кристиан Андерсен. Дикие лебеди (сказка)
Ханс Кристиан Андерсен. Эльф розового куста (сказка)


Ссылка на эту страницу:

 ©Кроссворд-Кафе
2002-2024
dilet@narod.ru