Был такой глупый ангел, по имени -- Дормидон.

Все ангелы, известно -- от дыхания божия: дохнёт господь -- и ангел, дохнёт -- еще ангел. А тут погода была плохая, чихнулось -- и вылетел ангел от чоха, оттого и несуразный. Рыластый, глазами, это, все туды-сюды, туды-сюды, и на левой руке, на мизинце, кольцо с аметистом: ну под стать ли это ангелу-то? А как до дела -- так ему чтоб сразу все, с бухты-барахты, а потом и завалиться дрыхнуть. Так уж его терпели на небе, из милости больше.

И приставили глупого ангела Дормидона за мужиком ходить. А мужик -- тоже хорош: пьяница забубенный.

Ходил, это, ходил Дормидон за своим мужиком по всем целовальникам -- никак толку нет.

"Ну коли так, -- думает, -- ладно. До белой горячки тебя допою, а потом уж сразу и раскаю".

И мужику на ухо:

-- Вали, брат, наяривай! Ну-ка, еще по одной!

И побежал мужик по деревне не в своем виде, без штанов, буянит -- мочи нет, а в руках цеп: за своей же, мужиковой, тенью с цепом гоняется.

А Дормидон в воротах, за вереей, с мужиковым братом спрятался, и оба за животики держатся:

-- Ха-ха-ха! Так ее, такую-сякую! Так ее, лови!

Добежал мужик, тень -- нырь в ворота. Мужик за ней:

-- А-а! Еще гогочешь, проклятая? Ну, посто-ой...

Да как ахнет цепом сплеча! Ангелу-то чего подеется, а мужиков брат -- так и свалился, как колос: мертвый.

Полетел глупый ангел с донесением: так и так, происшествие. Взмылили ему голову, как надобно, а он стоит себе да перстень с аметистом вертит: как с гуся вода.

-- Ну, Дормидон, -- говорит бог, -- теперь уж как хочешь, хоть двадцать годов ходи, а чтобы у меня в рай мужика этого предоставил.

-- Фу-ты, господи: да неуж не предоставлю? Я-то? -- и к мужику, на землю.

А день был базарный: пошли с мужиком доски покупать -- мужикову брату на домовину, и веревок -- домовину спускать.

Мужик тверезый, зленный -- страсть! -- Дормидона так и чешет:

-- Во-от въелся, чисто репей в хвост собачий! Ты долго еще за мной будешь?

Дормидон -- будто и не ему: знай, перстень вертит. А у самого в голове, как гвоздь:

"И как бы это одним махом от мужика оттильдикаться?"

Глядь -- цыган мимо, свинью на аркане волокет: свинья визжит, упирается, веревка длинная, белая.

Увидал Дормидон цыгана с веревкой -- как по лбу себя хлопнет: батюшки мои, вот же... И мужику на ухо:

-- Покупай веревку-то, покупай. Веревка-то какая: ни­где такой не найти.

Купил мужик. И только, это, вышли с Дормидоном на выгон -- ну, который за базаром выгон, -- Дормидон хвать цыганов аркан мужику на шею -- и поволок.

Мужик -- в голос:

-- Батюшки! Ослобони, родимый! Брат неприбран лежит! Куда ты меня?

А Дормидону -- потешно, ржет:

-- Ну-ка еще! Ну-ка еще? Не-е-ет, не уйдешь! Так без пересадки в рай и приволоку.

Брыкался-брыкался мужик, а под конец -- сел на землю колодой -- и все: поди сковырни.

Почесался Дормидон, поплевал на руки -- дюжий был -- за аркан покрепче да как завьется с мужиком вверх. И ходу, все пуще, только ветер свистит. На мужика и не оглядывается: тяжело на аркане, стало быть, тут мужик, ну и ладно, а что утих -- и того лучше.

Прилетел в рай, упыхался, ухмыляется Дормидон во весь рот: доволен.

-- Вот он, мужик-то ваш. Предоставил. Поглядели: а мужик лежит, не копнется, синий весь, язык высунут. Готов.

Осерчал тут господь -- не приведи господи как...

-- Предоста-авил! Дурак ты, дурак набитый! Сейчас -- вон, и чтоб духу твоего не было!

Обчекрыжили Дормидону крылья -- и на землю сослали. Пока, это, еще опять до ангелов дослужится.

1916